Жили старик со старухой. Сборник

Гараж оказался вместительным. Хозяин выгнал на улицу машину, чтобы не мешала. Всё, что надо, нашлось: ящик вместо стола, ножик, стаканы. Пока устраивались, накрывали импровизированный стол, Андрей Шляев и подъехал.

– Я ненадолго, – сказал он.

– Мы все тут ненадолго, – ответил Гуров.

Застолье шло нормально. Оживлённый разговор не давал скучать, но выпивки не хватило. Андрей тут же вызвался съездить и докупить. Поднялся и хозяин гаража, решивший тоже проветриться до магазина.

УАЗ оказался припаркован перед «Жигулями», вперёд не выехать, мешали препятствия, требовалось развернуться. Андрей запустил двигатель, начал сдавать назад. Машина стронулась, упёрлась в «Жигули», протащила их пару метров до стены гаража и остановилась. Те, кто сидел в гараже этого не видели, занятые своими разговорами, а мужики, сидевшие в машине, забыли про «Жигули».

– Ты газку добавь, – посоветовал хозяин «Жигулей».

Андрей нажал на газ, но машина назад больше не двигалась, хотя он знал, что до гаража ещё несколько метров.

– Немножко сдай вперёд и снова резко назад, – посоветовал снова напарник.

– Так я, вроде, не пьяный, а машина не едет! Пусть даже и выпил немного, но «тачка-то» трезвая.

УАЗ отъехал на метр вперёд. Андрей вывернул колёса и снова стал сдавать назад. Машина снова упёрлась и не двигалась.

– Что у тебя за машина, не может сдвинуться с места? – опять подал голос хозяин «Жигулей».

– Машина, как машина. Такое впечатление, что сзади что-то мешает…

– А что там может мешать? У меня перед гаражом ничего нет, – не унимался Сергей.

– Выйду, посмотрю, – Андрей заглушил мотор и вылез.

Обогнув машину, он встал и не мог вымолвить ни слова. Подошёл хозяин «Жигулей» и тоже уставился на машину. Передок у новых «Жигулей» оказался смят, повреждены облицовка и радиатор. Коллеги зашли в гараж и вышли оттуда уже вчетвером.

– Андрей, ты отрули вперёд, – сказал Гуров.

Когда он отъехал, стала прекрасно видна вся картина произошедшего.

– Как же я забыл про машину? – сокрушался Андрей.

– Перестань переживать, уже ничего не исправить, – Гуров продолжал осматривать «Жигули».

– Как же тебя угораздило? – спрашивал Шинков.

– Руководил сам хозяин, советовал отъехать и вмазать сильнее.

Хозяин молчал, всем стало совсем невесело.

– Ладно, я поехал, надо всё обдумать и обсудить, – сказал Шляев, – ГАИ, надеюсь, вызывать не будем.

Фаянов совсем расстроился, но духом не пал:

– Лишь бы жена не увидела. У меня из квартиры гараж видно. Давайте спрячем её в гараж.

Мужики ухватились за «жигули» и покатили в гараж. Закрыв дверь, облегчённо вздохнули. День продолжал быть грустным.

Подъехал Шляев. То, что он привёз с собой, повезли с хозяином «Жигулей» для решения проблемы ремонта.

Накрапывал мелкий дождик. На улице стемнело, по-прежнему было хмуро и тоскливо.

ЖИЛИ СТАРИК СО СТАРУХОЙ

В обыкновенной деревенской избе очень жарко натоплено. Как пишут в сказах, жили в ней старик со старухой. Они себя стариками не считали, но находились уже в том возрасте, когда дети выросли и покинули отчий дом. Поговорить дома не с кем, как только друг с другом. А когда кто-нибудь не отвечал, тогда разговаривала только бабка или бурчал себе под нос дед.

Вот и сейчас Авдотья Лукинична рассказывала то ли деду, то ли сама себе:

– Манька-то совсем стыд потеряла, так и липнет к Ваньке-Репейнику, да чё да. А он от неё нос воротит, совсем нюх потерял, ли чё ли? На ней не глянет, ни даже да! Куды их в школе учат?

– Этому в школе не учат, – попробовал возразить Иван Ильич, запутавшись в старой сетке, которую решил починить, а сейчас рассматривал её, как рассматривают диковинную букашку, севшую нечаянно на рукав куртки, или случайно увиденную вошь.

– Я не с тобой, Синебрюхая Верхоплавка, разговариваю!

– А с кем ты разговаривашь?

– С кем надо, с тем и разговариваю.

Верхоплавками принято называть маленьких рыбёшек, плавающих в речке на мелководье. Они и в самом деле плавают почти по самому верху, хотя глубина на мелководье и так не достигает десяти-пятнадцати сантиметров. А синебрюхами их называют за синеватое, почти прозрачное брюхо.

Вот Авдотья Лукинична так и назвала супруга за то, что он родом был с верховьев реки. Она считала, что все, кто с верховья реки, ниже её высокого достоинства, просто синебрюхи и всё.

– Нет, ты специально меня изводишь! У меня и так руки ужо не слушаются, совсем ничё не видят, а ты ишо Манькой меня смущашь, – Иван Ильич, растопырив пальцы, стал разглядывать свою руку.

– Тебя засмущашь! Того и гляди сам к какой-ле прилипнешь. Хотя вряд ли на таку утварь кака позарится.

– Ты же прилипла! – возмутился дед, – Я и женился на тебе по пьянке, как порядочный гражданин, соблюдающий обычаи и Конституцию.

– Во-во, рази тверёзый бы женился? Ты и меня-то увидел только наутро, когды зенки искали опохмелку. Кака тут любовь? Живу с тобой токо ради приличия.

– Знам мы како приличие! Позарилась на мою молодость и стать. Был бы трезвый, ни за что тебя не увидел, мало рази девок вокруг! Всяки трутся о ноги, толстые и тонкие, брюхаты и, едри их в капусту, бесстыжи, как заморски вертихвостки, а ишо есть эманси…, эманси…, фу ты, чёрт! Совсем с вами весь запутался!

– Вот и запутался, что нас обзывашь. Была бы кака молода да чё да, дала бы тебе по пустому чайнику, чтоб закипел! Старый, а всё туда же, эмансипированных ему подавай!

– Нет, когда их будут давать, я возьму, что попроще, без закидонов и, чтоб была ласкова, как жирафа! Чтоб подол выше пупка не задирала. С тобой вот маюсь стоко лет, считай и жизни не видел.

Дед явно и сам не понял, что сказал. Жирафа он видел только в букваре на картинке, когда ещё в школе учился. Но про чайник ему не понравилось. Почему это он пустой? Дед имел четыре класса образования, прошёл всю войну, протопал, можно сказать, через всю Россию, заграницу прошёл почти до Берлина. Он насупился и отвернулся к сетке, делая вид, что очень занят.

– Вот тогда тебе Маньку и нать, а не Ваньке-репейнику. Она вмиг всему научит, што сама умет. Пять мужей было, ни один не зацепился, все помёрли. У них што-ля мор или у неё в доме мор? – Авдотья Лукинична немного сменила тон, понимая, что дело может дойти до скандала. «Про чайник я зря», – подумала она, но вслух признаваться ни за что не захотела.

Иван Ильич не отвечал. «Что толку говорить с пустой бабой?» – думал он, – «Лучше говорить со стенкой или совсем не говорить. Может, поспать? Рази тут уснёшь, когда у тебя над ухом жужжат! Вот один бы я проспал целый день с перерывом на обед!».

– А энтот-то наш сельповский председатель свою председательшу на замок запер, сам в контору, а её на замок да чё да. Грит, чтоб хвостом по деревне не мела. Она все сельповски секреты выдаёт, как придёт в магазин, так и выдаёт.

– Чего это она выдала? – не удержавшись спросил дед.