«Очнулся», – подумал Дима.
– Ляля улетела к своей больной матери на Украину.
– Понятно. Ты, Дим, что завтра делаешь? А то приходи ко мне домой… В шахматы меня учить будешь…
– Завтра я должен быть на работе в своем институте. Среда – обще-присутственный день. Явка строго обязательна.
– Понятно. Тогда давай в четверг приходи… У тебя вроде четверг – библиотечный день. Правильно я понимаю?
– Правильно. Четверг – день библиотечный. Можно выспаться и к Андрею во второй половине дня в гости прийти, – неожиданно для себя произнес Дима вслух.
* * *
Среда. Присутственный день в институте Африки. В комнату, где сидел Дмитрий, впорхнула Галина Ивановна:
– Привет, Дим! Пришла тебе сказать, что ты меня вчера познакомил с потрясающим парнем! Никогда не видела таких приятных, любезных и образованных мужчин. Просто фантастика, что в наше время есть такие люди. Где ты с ним познакомился?
Димка уже начинал понимать, что знакомство Андрея с Галиной Ивановной будет теперь «шириться и углубляться», и что у них, наверняка, начнётся роман с непонятным продолжением, и для Димы места в нём не будет: «Во дурак, хотел убить сразу трёх зайцев… Расположить Андрея к себе, в то же время Лялю от Андрея отвести и, наконец, Галину Ивановну приблизить к себе через знакомство с этим работником епархии. И что же теперь получается? Что Галя будет встречаться с Андреем, а я потеряю и Галину Ивановну, и Андрея? Не думал, – мрачно соображал Дима, – что Галка так быстро западёт на этого бойца».
– Галя, а ты можешь мне сказать, – от зависти Димка начал юродствовать, – тебе что в Андрее больше понравилось? Его квартира, его машина или то, что он работает в церкви?
– Дим, я думала, что ты умней… – Галина Ивановна поджала губы и вышла из комнаты.
«Умней, глупей… Всё-таки, бабы – это представители другой цивилизации. Нет чтобы прямо сказать, мол, Димка, я влюбилась в твоего приятеля, извини. Начинают всё перекладывать с больной головы на здоровую», – подумал Дима после ухода Галины Ивановны.
В четверг во второй половине дня он сидел у Андрея в Павловском переулке, пил чай с вкусным печеньем и играл со своим приятелем в шахматы:
– Ну зачем ты пошел ферзём уже на третьем ходу? Ферзь – фигура тяжелая и развивать её в начале партии не надо, это очень слабый ход. Теперь твой ферзь будет атакован моими легкими фигурами. Это азы шахматной игры.
Андрей что-то мычал себе под нос и наливал Диме новый стакан чая. Через час в квартиру позвонили. Андрей пошел открывать дверь, и Дмитрий увидел, что хозяин квартиры общается с каким-то неприятным на лицо малым:
– Принес, что обещал? – услышал Дима.
Малый что-то тихо ответил и что-то передал Андрею.
– Хорошо, но деньги завтра получишь… Не спорь… Всё, до завтра…
Окончание диалога Дима не расслышал, так как Андрей закрыл входную дверь.
– Ну что? Ещё чая? – весело спросил Андрей. – Сыграем пару партий, а?
Приятели сыграли ещё пару партий. Потом ещё. Где-то к часам восьми вечера Дмитрий начал собираться домой.
– Мне тоже пора, – сказал Андрей, – надо съездить на Кантемировскую улицу, кое-что отвезти. Давай вместе сгоняем, а потом я тебя отвезу домой. Ты сейчас где живешь?
– Пока у матери, на Дмитровском шоссе.
– Концы не близкие, но вдвоем ехать веселее.
– Веселее, – эхом ответил Дмитрий.
И вот они едут на «Жигулях» по слабо освещенным улицам Москвы в сторону Каширского шоссе. Андрей по дороге рассказывает Дмитрию про свою жену:
– Представляешь, работает в ансамбле Моисеева танцовщицей. Мотается по заграницам, дома почти не бывает, но мне приходится помогать её родителям, племянникам, многочисленным кузинам… А что делать?
«Да, да, – кивал головой Дима, хотя в его голове вертелась следующая мысль. – А в чём, собственно говоря, заключается помощь этим кузинам? Хлеба купить или денег надо дать?»
Но Дима кивал головой и ни о чём не спрашивал. Наконец, они приехали на Кантемировскую улицу. Андрей вышел из машины, подошел к багажнику и начал выкладывать какие-то тяжелые тюки. Через пару минут он позвал Диму:
– Дим, помоги… Больно, чёрт, они тяжёлые.
Дима тоже начал вытаскивать тюки из багажника. Затем приятели потащили эти тюки в какую-то квартиру на втором этаже. Андрей открыл её дверь ключом и бросил первый тюк сразу при входе.
– Этот тоже кидай сюда, – велел Андрей, – главное, чтобы дверь закрывалась.
Через пятнадцать минут, перетаскав все тюки, они ехали обратно по Каширскому шоссе. Андрей снова стал жаловаться на жизнь:
– И так почти каждый день… Приходится возить этим родственникам то это, то вот это… Кошмар, а что делать?
«Да, да, – кивал головой Дима, а сам думал. – Как же так? Он привез эти тюки своим родственникам, а те даже не показались…»
Минут через сорок они ехали по Дмитровскому шоссе.
– А ты что у матери живешь? Своей квартиры, что ли, нет? – спросил Андрей.
– Жене всё оставил. В разводе я… – ответил Дмитрий.
– Из-за Ляли, что ли?
– А как ты догадался?
– А что тут такого сложного? Я же видел, как ты её опекал. Ни на минуту от себя не отпускал. И что ты на ней не женишься? Девка – супер, всё при ней…
– Да я же недавно развёлся… Не готов сразу жениться… Хочу немного погулять. Ты же знаешь, что девкам нужно. Сначала замуж выйти, а потом ребёнка родить.
– Это их сущность, это их предназначение. А ты как хотел, Дима? Трахаться только с ними? А как семью создавать, так не нагулялся? Церковь, – тут Андрей повысил голос, – осуждает такие взаимоотношения. Грех это и прелюбодейство.
«Во как, – запрыгала мысль в голове Димы, – как на Лялю пялиться, это не прелюбодейство… И Галину Ивановну готов был разложить на своем кожаном диване… Значит, здесь никакого прелюбодейства нет, и церковь это всё не осуждает, а как простым смертным…»
– Всё, Андрей, приехали, – сказал Дима, показывая на свой дом и торопясь поскорее выйти из машины. – Спасибо, что подвез, пока.
– Пока. Завтра позвони, если сможешь. Может, встретимся.
– Хорошо, позвоню.
Дима нервно шёл к дому по лужам и не мог успокоиться. «Он работает в церкви, и поэтому считает… А, чёрт! – выругался Дмитрий, поскользнувшись в темноте и чуть не упав в грязь, – Андрей считает, что он приближен к Богу, и что мы – чернь, а он – голубая кровь… Как же, в церкви служит каждый день… Патриарха видит, поэтому ему всё позволено…»
Лёжа в постели, Дима всё ещё продолжал возмущаться: «Священникам позволено все, а мирянам… Впрочем, что я так разошёлся? Спать надо… Спать… Ты же хотел с ним подружиться, вот и подружился…».