Отправленный за ним Дариан – просто Дарри до тех пор, пока не достигнет двенадцати лет, – застал Яму за растяжкой мышц и сказал, что староста Ирвинг ждет в библиотеке. Первая мысль была радостной – может быть, привезли новые книги? Но Дарри догадку опроверг, а на дальнейшие расспросы пожал плечами, мол, староста читал почту и запоздалые городские газеты, а потом стал хмурым и велел позвать Яму. Никогда не случалось такого, чтобы учитель звал в библиотеку посреди дня, когда не было назначено ни занятий, ни работ, и Яма уже тогда ощутил, что в мире что-то переменилось. Случилось как будто что-то незначительное, но многообещающее, как далекий гром за горизонтом.
Дело действительно оказалось в газетах. Раз в сезон в селение приезжал почтальон из Вертхайма – самого южного города Баргена, ближайшего к горам Вестмонд, в которых находилось селение путников. Староста выписывал всю доступную для их глухомани периодику, в том числе вертхаймский еженедельник "Граница" и государственную ежемесячную газету "Слово Хельдена", которая рассылалась по всему Баргену. Почтальон привозил сразу целую пачку газет, напечатанных за три месяца, и так односельчане, пусть с опозданием, знакомились со всеми событиями большого мира. Староста Ирвинг по обыкновению сначала пролистывал все газеты и потом растягивал чтение на пару месяцев. Сегодня он обнаружил, что в официальных газетах появилась новая постоянная рубрика, посвященная Культу баалов, причем вели ее внештатные журналисты – министранты и пресвитеры приходов культа. Естественно, статьи пропагандировали баализм и рекламировали принадлежащие культу заведения. Едва Яма пришел в библиотеку, староста ознакомил его с несколькими статьями и начал этот разговор.
Теперь староста Ирвинг отправлял его неведомо куда.
– Что я должен сделать? – напряженно спросил Яма, догадываясь, что все оборачивается хуже, чем он предполагал.
– В последнее время Культ баалов распространился по всему Сандаруму, разве что в Эпимахии клеттов он не прижился да севернее Думмтрола. Их учение притворяется развитием личности, но на деле потворствует низменной сути человека. Баализм меняет людей и все общество. Не смотри на меня так, я отвечаю на твой вопрос. Будем откровенны: учение о Пути предано забвению, знание истины рассыпалось на разрозненные по всему миру осколки, настоящих путников почти не осталось. И хоть наше селение насчитывает всего пару сотен людей, но я в нем – хранитель Пути, а не только староста, и это большая ответственность. – Ирвинг умолк, а потом громко спросил: – А кто ты?
– Я путник, – ответил Яма шепотом.
– Да. И у тебя тоже есть обязанности. Мы должны внести посильный вклад. – Голос хранителя стал серьезным, слова наполняли тишину каменной хижины, как строки летописи заполняют чистый свиток. – Я поручаю тебе покинуть горы Вестмонд и узнать о Культе баалов все. Кто ими в действительности руководит, как построена их идеология, какие у них цели, откуда они вообще появились. Отправишься на север в Барген или на юго-запад в Луарцию – решать тебе, однако лучший способ собрать сведения – сделать это изнутри. Тебе придется вступить в их культ.
Яма тяжело вздохнул и закрыл исхудалое лицо руками. Староста верно подметил, что Яма не людей ненавидит, а то, какими гадами они становятся. При таком раскладе большой мир не кажется таким уж гнусным. Проблема в том, что именно баалисты воплощали в себе то, что ненавидел и старался избегать Яма. Злобные, жадные, самодовольные, наглые, лживые твари – вот какими они становились в погоне за своими идеалами. Идолопоклонники, обожествившие свои страсти и назвавшие их баалами. На их общество придется променять процветающую деревню с трудолюбивыми образованными жителями. А пасторальные пейзажи каменных и бревенчатых хижин среди рощ и чистых речек в горной долине сменятся вонючими городами с промышленным смогом… ради чего? Что-то гулко ударилось о деревянную столешницу прямо перед ним. Он вздрогнул и открыл глаза, брови поползли вверх.
– Возьми мой посох, – сказал хранитель Ирвинг, – его называют железным, но он не ржавеет. Он тяжеловат, но сделает тебя сильнее, а в стычках, которых, боюсь, тебе не избежать, им можно остановить клинок или сломать кости. – Хранитель задумчиво покивал, будто припоминая что-то.
Яма поднялся со стула и взял посох, оказавшийся ему до плеча. Мышцы напряглись, но посох лежал в руке удобно. От него исходил острый металлический запах, бурый цвет уступал место радужным размывам побежалости, сочетающей голубой, желтый, зеленый и красный цвета, как будто посох был когда-то сильно нагрет. Теперь Яма понял, скорее даже почувствовал, ради чего стоит променять размеренную жизнь на отвратительный культ. Ради того, чтобы уничтожить баализм и остановить несомое им многоликое зло, ради утверждения добра и порядка, ради жизни таких людей, какие живут в этой деревне, во имя Создателя вселенной. Староста одобрительно посмотрел, как Яма делает попытки крутить посох, и продолжил:
– Постарайся сообщать о своих успехах хотя бы раз в месяц. Соблюдай максимальную секретность, чтобы тебя не разоблачили. Чем выше ты поднимешься, тем больше будет риск – как знать, быть может, ты дойдешь до самой наарской регии! Предполагаю и надеюсь, что на все потребуется не больше года. Как только решишь, что собрал достаточно сведений, узнал их настоящие мотивы и слабые места, тогда возвращайся. Я пошлю весточку в другие обители, и вместе мы соберемся на совет.
– Спасибо и простите, что был дерзок. Это миссия – большая честь для меня, – сказал Яма, сжимая посох.
Хранитель Ирвинг кивнул и сказал:
– Помни духовные практики. Факарам подскажет путь. Бустрат добавит сил.
– Мир вам, учитель. Я отправляюсь сегодня.
– И тебе мир… Яма, – староста не одобрял и не использовал имя, которым Яма сам себя нарек, но в этот раз сделал исключение, – ты не обязан торопиться, можешь отправиться завтра с утра.
– Мне не с кем прощаться – такое преимущество, когда у тебя нет друзей и родственников, – Яма второй раз за день улыбнулся своей завернутой внутрь улыбкой, – лишь вы мне как отец, но с вами я уже простился.
Но уходил он все равно с тяжелым сердцем. В голову лезли неприятные мысли: вдруг он сюда больше не вернется, или Ирвинг не доживет до его возвращения, или сам он допустит оплошность, из-за которой Культ баалов отомстит всей деревне.
Глава 10. Красный баал
Яма стоял в длинной очереди и переминался с ноги на ногу. Солнце поднялось высоко, тени от редких домов прижались к стенам, стало душно. Стоявшие в очереди мужчины воняли смесью пота и одеколона, от некоторых вдобавок несло перегаром и дешевым табаком. Можно было подумать, будто здесь собралась толпа бездомных чернорабочих, но большинство пришло в приличных костюмах при шляпах, некоторые носили красные шейные платки и галстуки. Все были как на подбор крепкие парни с нахальными взглядами, сегодня они пришли в храм Красного баала (баалисты называют эти заведения приходами, напомнил себе Яма), чтобы послушать разглагольствования приезжего красного фламина.
Расклеенные по всему городу афиши сообщали, что фламин Маркеллин, служивший раньше пресвитером в самом Нааре, сейчас дает открытые шоу-лекции, разъезжая по Луарции. Вот и до провинциального городка Ажен добрался. Местный красный пресвитер милостиво предоставил для Маркеллина лекторий своего прихода и объявил, что каждый, кто считает себя достойным мужчиной или желает таковым стать, обязан прийти на выступление мэтра.
Жара и неприятная компания нервировали Яму. Перед ним стояло всего трое, позади еще два десятка изнемогающих и озлобленных от жары людей. На самом деле Яма пришел в числе опоздавших, и основная масса зрителей уже давно расположилась в зале. Теперь очередь внезапно забуксовала, привратник закрыл двустворчатые двери и никого не пропускал без всякой на то причины, при этом уверял, что свободные места еще есть, нужно подождать. Сколько именно – неизвестно. Вопросы он игнорировал и в ответ лишь хмуро смотрел из-под крупного лба, напоминая безмолвного языческого истукана. Очередь роптала, но никто не расходился.
Яма пешком преодолел длинный путь на юг в Луарцию, рассудив, что если уж погружаться в зловонную жижу баализма, то делать это в стране, где культ наиболее популярен. Распространению баализма в Луарции способствовало соседство с Нааром, где, согласно официальным источникам, зародился баализм, кроме того, луарцы сами по себе слыли эмоциональными и страстными людьми, равно любящие вино и острую шпагу, так что религия без запретов и обязанностей пришлась им по душе. Луарция была родиной рыцарского Ордена Совершенства, и в Бовангре, столице, заседал орденский капитул. Орден с его героической историей войны с народом Кха в Четвертую эпоху всегда считался среди луарцев национальной гордостью, и когда около ста лет назад Великий магистр ордена предал Путь, провозгласив идеалы баализма новым кодексом, культ стал в Луарции особенно престижным.
Остановился Яма в небольшом городке Ажен и снял комнату без удобств. В провинции, подальше от промышленных городов и столицы, он чувствовал себя вполне привычно, да и денег хватило бы лишь на поезд до Бовангры – а что потом? К тому же в Ажене было четыре прихода: желтый, красный, голубой и зеленый. Не хватало только храма Оранжевого баала – любители смеха и юмора чаще встречались в крупных городах, где артисты, шуты, циркачи и комедианты содержат постоянные заведения. Все это он вычитал в бюллетене о состоянии приходов, который раздавался вместе с местной газетой за половинку медного денье.
Сначала он посетил приход Зеленого баала. Сегодня вместо наставлений от фламина там дегустировали вино и другие напитки, в том числе весьма сомнительного свойства. Когда пришел черед Ямы, он не смог себя пересилить и проглотить дурманящее пойло, вызвав насмешки и непонимание баалистов. Раздосадованный неудачным началом он покинул зеленый приход и спонтанно приткнулся к очереди на выступление Маркеллина. Но похоже и теперь его ждал провал, поскольку очередь остановилась, как вода в напрочь засоренной раковине. В общей сложности не меньше часа он провел в ожидании на жаре, железный посох нагрелся от солнечных лучей, держать его было невыносимо.
Сквозь закрытые двери доносились голоса, как будто фламин уже начал речь. С какой стати он, Яма, стоит вместе с этим сбродом людишек, алчущих стать самыми сильными и победоносными, возвыситься и добиться власти благодаря учению Красного баала? Каждый из них хочет идти по головам себе подобных и урвать у жизни лучший кусок. У Ямы же есть миссия, он здесь не ради себя…
Яма вышел из очереди и, обойдя стоявших впереди, поднялся на дощатую террасу, где стоял привратник. Сзади раздался гневный окрик, кажется, его как-то обозвали и пригрозили. Яма не стал вступать в перепалку и даже не повернулся. Никто не станет без предупреждения бить в спину, во всяком случае, не решится при толпе свидетелей – зазорно. Привратник буркнул: "Встань на место". Яма подошел к нему вплотную, оказавшись на голову выше, однако почти вдвое уже.
– Мне нужно внутрь прямо сейчас, – сказал он.
– Всем нужно. Чем ты отличаешься?
– Тем, что мне нужно и можно, – сказал Яма, приподнял посох и резко опустил на ногу привратнику. Тот ахнул и зашипел от боли.
С больной ногой никого не догонишь и без опоры сильный удар кулаком тоже не нанесешь. Яма надеялся, что не сломал ему кости. Он шагнул вперед, распахнул двери и опешил, встреченный аплодисментами и улюлюканьем. Собравшиеся в зале вставали со стульев и с энтузиазмом били в ладоши, кто-то хохотал. К нему подошел мужчина в черном мундире с эполетами, на груди ярко выделялся кулон с красным камнем – инсигния фламина Красного баала.
– Приветствуем победителя конкурса! – воскликнул он зычным голосом. – Господа, вот о чем я говорил. Пробивной характер. Если стоять в каждой очереди и стучаться в каждую дверь, то разве так добьешься хоть чего-нибудь? Запомните, дорогие друзья, добиваться – от слова бить! Как тебя зовут, юный победитель?
Сомнений не было, перед ним Маркеллин, приезжий фламин. Офицерский мундир говорил об армейском прошлом, широкие плечи, крепкие запястья и неровно сросшийся сломанный когда-то нос выдавали бойцовский характер. Лицо было мясистым и покрасневшим будто от сильного смеха, вокруг рта чернел узор из усов и бороды. Яма назвался.
– Явно не из местных, – хохотнул Маркеллин. – Как и я! Проходи, садись в первом ряду, для тебя припасено место. На сегодня конкурсы закончились.
Прихрамывая, к фламину подошел привратник и вполголоса что-то сказал. Маркеллин, улыбаясь, похлопал его по спине и велел запустить остальных. "Постоят вдоль стен" – сказал он.
Чувствуя на себе десятки взглядов, Яма пробрался к своему месту и сел. Лицо горело, как будто он заглянул в кастрюлю с кипящим супом. Мыслей было мало – все вытеснили эмоции – но где-то в уголке сознания он понимал, что складывается все удачно. Сейчас он сошел за своего, и даже приобрел некий авторитет в глаза этих помешанных.
Перед рядами стульев был невысокий помост с кафедрой, а за ней возвышалась статуя Красного баала, высотой почти под самый потолок. Яма не разбирался в скульптуре и не знал, гипс перед ним или белый мрамор, но качество исполнения восхищало: высокий мускулистый воин с оголенным торсом салютовал мечом, который был выполнен из металла и блестел в солнечных лучах, проникавших сквозь витражные стекла на потолке. От плеч статуи до самого пола струился закинутый за спину красный плащ, соразмерный гобелену.
Маркеллин широкими шагами пересек зал, встал за кафедру, тяжелый взгляд прошелся по залу, прекращая бормотание толпы и перешептывания.
– Я хочу поговорить с вами о силе. Сила это не только мускулы. При должном использовании, силой становятся наши ум, хитрость, знания, связи и деньги. Что превращает все эти ресурсы в силу? Кто скажет?
Никто не сказал.
– Воля. Понимаете? Наша воля способна объединить силу, интеллект и так далее. Поэтому сильный человек – это только волевой человек. Представьте огромного барана. Он сильный? И представьте маленького волка. Кто сильней? Да, баран волка не кушает.
Зал хохотнул.
– А кто сильней: семилетний мальчик или сорокалетний мужчина? Кто сказал, что сорокалетний? Ты что, не следишь за мыслью? Сильней тот, кто возьмет ружье. А чтобы это сделать, не нужны ни мышцы, ни мозги. Только намерение, которое порождено волей. А чтобы воля была на что-то способна, она должна быть сильной. Наша цель – сила воли, господа.
Маркеллин указал на статую возвышающегося над ним баала.
– Сила воли не только пробьет нам путь вперед. Она не даст нам сдохнуть, если мы окажемся в открытом море или под завалом. Без силы воли разве вышел бы в море хоть один моряк?..
Яма, внимательно слушавший наставления фламина, незаметно для себя ушел в воспоминания.
…В детстве он с ребятами любил играть на далеком поле, где когда-то, лет сто назад, была деревня. Под дерном здесь часто находили какие-нибудь безделицы вроде чернильниц, гвоздей и наконечников стрел, иногда откапывали даже монеты, из-за которых дрались. Чаще, конечно, играли, чем дрались, а иногда устраивали что-то среднее, когда не понять – то ли еще игра, то ли уже издевка и драка. От самой деревни не осталось ничего, только пересохший колодец без колоды. Глубокий, холодный, темный, страшный, кишащий всякой гнусной живностью. Туда Яму и спихнули. Он тогда страстно желал обидчикам скорой и жестокой смерти, кричал им угрозы, а они смеялись. Должно быть, они собирались вытащить его через час-другой, но случилось так, что в те края забрела голодная волчья стая, и вся компания оказалась растерзана. Угрозы Ямы сбылись, однако он остался в колодце. На прогнивших деревянных стенках распласталась плесень и росли студенистые грибы. Их он ел. На дне была маленькая, но пополняемая подземными ручьями лужа, из нее он пил. Маркеллин говорил правду. Только благодаря силе воли Яма смог прожить в колодце достаточно долго, до тех пор, пока староста Ирвинг, путешествовавший через эти глухие места, не нашел его. Сила воли и ненависть.
Аплодисменты вернули Яму в зал красного прихода, и он понял, что пропустил какую-то занимательную историю от мэтра. Маркеллин подождал несколько секунд, остановил овации успокаивающими жестами и продолжил:
– А вы говорите, невозможно. Нужно верить в себя, только и всего. А если ваше отражение в зеркале не внушает надежности, то смотрите не на себя, а на баала. Представьте, что вы лучший из лучших воинов, рыцарь легендарной армии хранителя Дерека, например. И разве тогда вы не сокрушите любую проблему? Еще как!
Взгляд фламина наткнулся на Яму.