Озябший ангел

– Ну, ладно уж, давай, – вдруг согласился мальчик. – Одной проблемой меньше. Все равно уж не забыть всё это.

С помощью жгута он основательно закрепил подошву на ботинке. Потом, с трудом сняв с негнущейся ноги немца сапог, примерил его: сидит хорошо. И только тогда мальчик поменял одну пару обуви на другую. Завязав последний шнурок, он взглянул на немца. И тут заметил, что его синие глаза заметно помутнели.

– Спасибо, Гюнтер, – сказал мальчик. – Крепкие сапоги, только уж больно холодные.

Немец шевельнул пальцем.

– Лас михь майне мэдхен, Марта унд Катрин, анбликен.

Вовка, услышав имена, всё понял. Он достал снимок, приблизился к немцу и поднёс фотографию к его глазам. Тот долго-долго смотрел на неё и, кажется, улыбался. Вовкина рука стала уставать. Он спросил немца:

– Ну что, налюбовался на своих?

Тот не ответил. Мальчик наклонился, пристально всмотрелся в его лицо, неумело прикрыл ему глаза. Подумал: «Верно говорят: от смерти не посторонишься». Взглянул на снимок. «Надо запомнить их имена, война ведь когда-нибудь кончится».

Вовка поднял каску, закрыл ею лицо умершего и полез из воронки. Выбравшись наверх, мальчик оглянулся на окоп. Ополченцев нигде не было. Сгущающиеся сумерки не позволяли в деталях рассмотреть, что делается на флангах. Однако и слева, откуда он пришёл, и справа, позади него, слышался приглушенный рабочий шум соседей. Паренёк не знал, что линия обороны на этом участке выравнивается, и окоп Садовникова находится уже в тылу. И поэтому чувствовал себя как-то неуютно.

Немного подумав, он решительно поднялся. Оружие и снаряжение «своего» немца Вовка отнёс к обломку стены. Затем взял поясной ремень рыжего и, набросив на свои трофеи плащ мастера, поспешил к полевой кухне.

Он успел вовремя. Повар уже сворачивал своё хозяйство, а рядом стоял грязный обшарпанный грузовик. Мальчик подошёл к повару.

– Семён Иванович, это я.

– Вижу, – бросил он взгляд на измазанную в грязи и крови одежду паренька. – Навоевался, небось? И есть хочешь?

– Хорошо бы.

– Каши сегодня много осталось, – вздохнул повар. – Поешь на ходу?

– Семён Иванович, вообще-то я за лопатой пришёл, – сказал Вовка. – Нужно одного человека похоронить. Так что домой сегодня я уже не успею. Мне бы лопату до завтра. У вас нет случайно?

– Как не быть? У меня хоть и не самоходный транспорт, но все же колёсный. Так что и лопата, и топор в наличии. А что за человек?

– Я его не знаю. Убит он.

– Ну что ж, сынок, схоронить человека – это по-христиански. Сейчас я тебе и лопатку дам и каши положу. Да и хлеба могу буханочку дать. Нынче есть такая возможность, а дальше поживём-увидим.

Через минуту Вовка получил от повара миску каши и буханку хлеба и тут же принялся за ужин. А повар извлёк откуда-то из-под полевой кухни, закреплённую там лопату и поставил её к стене рядом с мальчиком.

– Держи, парень. Лопату и миску вот здесь под полом спрячешь, – кивнул он на пол почти опустевшего склада. – Завтра заберу. Имущество все ж казённое.

– Спасибо, Семён Иванович. Всё так и сделаю, не беспокоитесь. А это вам трофейный ремень, не лишний будет.

Вовка протянул ему ремень рыжего немца. Повар взял его.

– Ну и тебе спасибо. Ты там поосторожней, не попадись им в лапы.

– Хорошо. До свиданья.

– Будь здоров, сынок!

Повар хлопнул дверцей кабины, и машина растворилась в тяжёлых сырых сумерках. Вовка наскоро поел, спрятал миску и, прихватив лопату, пошёл назад. По дороге он подобрал приличный обрывок толя, чтобы прикрыть им покойника.

Воронку с убитым немцем мальчик закапывал дотемна. Выброшенной взрывом земли на то, чтобы заровнять яму не хватало, и Вовке пришлось обрушивать края воронки. На случай, если вдруг после войны ему понадобится отыскать это место, он решил оставить на нём какой-нибудь знак. Из ближайших развалин мальчик принёс несколько обломков кирпичей и на могиле выложил из них букву «Г».

Время приближалось к полуночи. Со стороны наших позиций под самой стеной горел небольшой костерок. Возле него, закутавшись в плащ, сидел Вовка и задумчиво смотрел на языки пламени. Мысли, в большинстве своём грустные, чередой сменяли друг дружку. Вспоминались подробности ранения Платона Ивановича, смерти Гюнтера; одолевали мысли о доме, о родных, живущих в оккупации, о тёте Марии, которая сейчас, наверняка, тревожится о нём.

Вдруг где-то невдалеке послышался приглушенный говор. Паренёк тут же отпрянул в темноту и притаился. На дороге зачавкали, захлюпали шаги, и вскоре к костерку подошли два человека, оба в бушлатах. Один и годами, и статью превосходил другого.

«Моряки», – обрадовался Вовка.

– Это кто же на наших позициях костёр жжёт? – спокойным густым голосом спросил усатый моряк.

Мальчик вышел на свет и уверенно заявил:

– Это и моя позиция.

– А с чего ты так решил? – спросил его тот.

– А здесь, кроме меня, уже часов пять никого нет.

– И ты, стало быть, все это время держишь оборону?

– Выходит, держу, – устало согласился мальчик.

– Ну, аника-воин, а где твой лук со стрелами? – насмешливо спросил его другой моряк. – Или у тебя из оружия только рогатка?

– Оружие у меня есть, – возразил Вовка.

Он потянулся к огню, вынул из костра пылающую щепку и поднёс её к левой оконечности стены. Там на останках фундамента, как на бруствере, были разложены автомат, четыре магазина к нему и две гранаты.

– Фю-ю-ю, – удивлённо присвистнул моряк. – Смотри, старшина, а ведь этот малец вооружён лучше, чем я – образцовый матрос Балтфлота. У него и МП–38, и гранаты, и боеприпасов сотни полторы, а у меня только карабин с горстью патронов.

– Да, арсенал внушительный, – согласился старшина. – А ты, Силкин, воюй лучше и вооружайся в своё удовольствие. Кто тебе не даёт?

– И вооружусь. Через недельку и у меня такой будет. А ты, малец, всё-таки не осторожно ведёшь себя, – язвительно произнёс матрос.

– Я не малец! – возмутился Вовка и бросил щепку в огонь.

– Ну, ладно-ладно, – примирительно похлопал его по плечу матрос. – Давай без обид. Но в секрете так не стоят. Вот, к примеру, на твой огонь не мы пришли, а немчура выползла. А у тебя времени – в темноту сигануть. Что будешь делать?

Мальчишка, как показалось морякам, озадаченно взглянул на них. Потом, вероятно, что-то решив про себя, сказал:

– На этот случай запасная позиция есть.

– Зачем врать-то? – не поверил матрос.

– Врать? – обиделся Вовка. И нырнул в темень.