Мертвый час

– Знать не знаю, виновен он или нет. Отпусти! Всего…

– Невиновен! Слышите?

Мгновение назад княгиня была готова пожертвовать рукавом, лишь бы вырваться. Однако последние слова Нины прозвучали всерьез. Слишком всерьез! Отмахнуться от них нельзя.

– Имеешь доказательства?

А вдруг-таки любовница?

Нина с прежней серьезностью призналась:

– Доказательств нет. Женская интуиция. Но когда женщина чувствует, значит, знает. Разве не так, Александра Ильинична?

Сашенька снова отмолчалась, хотя на сей раз была абсолютно согласна.

– Простите меня, – сказала вдруг Нина. – Я сдуру наговорила лишнего. Потому что не могу убедить Автандила. Он же погибнет. Понимаете? Погибнет потому, что я не смогла его спасти. Очень прошу…

Сашеньку раздирали сомнения. Уже не понимала, правду ли говорит Нина или снова обманывает? И тут княгиню кольнула мысль. Какие бы цели Нина ни преследовала, права в одном: Урушадзе в беде. И неважно, с кем он провел ту ночь, с Ниной или с другой. Честь не позволяет князю назвать ее. И ради сохранения тайны он готов идти на каторгу. Как это благородно!

– Ладно, пошли. Но об этом никто не должен знать.

– Конечно. Клянусь! Спасибо! Спасибо вам!

Тюрьма, вернее, съезжий дом располагался в обыкновенной избе. Как и обещала Нина, смотритель за полтинник дозволил им свидание с Урушадзе без всякого разрешения следователя.

Дворян держали отдельно от других сословий, потому в камере Урушадзе других арестантов не было. Белье на его постели выглядело чистым, пол был подметен, мыши и тараканы, к радости Сашеньки, не бегали.

– А вы кто? – спросил Урушадзе княгиню, когда смотритель удалился.

– Дачница, соседка Нины. Она упросила меня провести ее сюда.

– Звать как? – князь учтиво склонился к ручке, предварительно наградив посетительницу чарующим взглядом темных глаз.

– Княгиня Александра Тарусова.

– Простите, ваше сиятельство, но сесть только постель.

Князь был взрачен[62 - Красив.] и породист, как орловский рысак, по-русски говорил с небольшими затруднениями и сильным кавказским акцентом, что лишь усиливало его шарм.

– Ничего, я постою.

– Ася? – Урушадзе обернулся к Нине.

– По-прежнему больна, ваше сиятельство.

– Ты сказала, что я не крал?

Нина кивнула:

– Ася знает. Просила передать, что по-прежнему любит вас. Но граф Андрей требует развода…

– Козел его дери…

Первые же слова и взгляды, которыми обменялись князь с Ниной, окончательно убедили Сашеньку в том, что меж ними нет никакого романа.

– На той неделе суд, – напомнила девушка. – Ася умоляет вас нанять адвоката.

– Нет, я не крал и доказывать это не стану. А хоть и крал… Деньги мои.

– Вы правильно говорите, князь. Но в суде нужен адвокат, хороший адвокат. Против вас улики и самовидец, – повторила Сашенькины аргументы Нина.

– Какие улики? Халат – улики? Любой мог надеть.

– Но это ведь ваш халат? – не удержалась и таки встряла княгиня, заметив, что Нина пасует перед упертостью Урушадзе.

– Мой! И что? А если бы вор в Мишина коляска сел? Калеку обвинили?

Какая неожиданная версия. На калеку и вправду никто не думает. А вдруг этот Михаил только изображает немощного? Нет, чушь. А вдруг нет? Предположим, Михаил ограбление задумал, а осуществил его другой, кто-то из слуг? Эту идейку следует обдумать.

– Я правильно поняла вас, князь? – переспросила Сашенька. – Предполагаете, что вор пробрался в вашу комнату, надел халат и отправился в кабинет графа?

– Так и было.

– Хорошо, допустим. А где были вы?

– Гулял. Спал. Погода хороший. Белый ночь, – князь от волнения путал падежи и склонения.

– Свидетели тому есть?

– Стая воробьев. Слушай, Нина, – князь раздраженно повернулся к девушке. – Кого ты привел? Прокурор двадцать раз такой вопрос задает. Где был, кто видел? Везде был. Никто не видел. Воздух дышал. Верхний парк, Нижний парк.

– А «кольт» где нашли? – не унималась Сашенька.

– Княгиня, я вас не звал. С вами не знаком. Вы – не священник, я – не на исповедь. Прошу простить. Прощайте, дамы. Благодарю за визит. Нет, Нина, постой. Ответь как маме. Почему Ася не придет? Я люблю, скучал очень.

С кем же провел Урушадзе ту ночь? Как бы заставить его проболтаться, проговориться?

Эврика! Кавказцы – эмоциональны. Надо вывести его из себя.

И, понимая, что Нина сейчас снова соврет про мнимую Асину болезнь, Сашенька выпалила:

– Асю к вам не пускают.

И добилась своего:

– Кто? – зарычал князь – Кто? Это мой жена!

– Ее отец, – с напускным равнодушием сообщила Тарусова.