Белые клавиши

Иван выглянул в тёмное вечернее окно. Ничего не было видно из-за разросшихся ветвей деревьев. Только огромная белая луна освещала часть лестницы, ведущей к двери. Смутно различался силуэт какого-то мужчины.

– Не открывай! – со страхом в голосе зашептала Оля.

– Не бойтесь! Я все понимаю. Попытаюсь выяснить, кто это там.

За дверью был слышен топот шагов: тяжелый и глухой. Стучали в дверь несколько раз. Наконец стал различим голос за дверью.

– Иван, открой дверь, пожалуйста. Это Степан, мы с тобой вместе воевали. Не бойся, это я. Мне идти некуда.

Иван приложил ухо к самой двери, и наконец-то он четко расслышал слова говорящего человека. Он узнал голос Степы.

– Степа, ты? – закричал резко Иван. – Открываю!

Ольга со страхом смотрела на мужа, но тот дал знак, чтоб все успокоились.

– Свои, не бойтесь, – произнес тихо Ваня.

Иван осторожно открыл защелку на двери. В полутьме он с трудом узнал стоящего на пороге друга, с которым во время войны съел пуд соли.

– Степка, дорогой! – кинулся Иван к другу. – Живой, черт! Как я рад! – продолжал он с восторгом.

– Да вот видишь, живой! Только руку сильно «поцарапало». Степан показал на левую руку, ниже локтя был пустой рукав гимнастерки: рука была оторвана снарядом.

– Ох, какая жалость! Как же тебя угораздило? – участливо причитал Иван, обнимая и усаживая Степана на диван. Тот молча и тупо уставился в ночное окно.

– Ну, ничего, главное, голова цела и сердце стучит. Как ты нашел меня? Долго ехал? Почему идти некуда? – сыпал вопросами Ваня, с жалостью и любовью смотря на друга.

Тут в комнату вошли Ольга и дети. Степа встал, поклонился и дружелюбно познакомился с Олей и детьми. Мужчины вдвоем удалились во двор и долго о чем-то переговаривались.

Через какое-то время Иван вошел в комнату и вкрадчивым голосом, как бы извиняясь, спросил Олю:

– Оля, Степе негде жить. Его родители погибли во время блокады Ленинграда от голода. А дом их через какое-то время разбомбили. Власти обещают обеспечить жилплощадью, подыскать что-то подходящее. Но не раньше, чем через 2–3 месяца. Он очень ослаб за последнее время, слишком много горя и нервотрепки по поводу жилья пришлось пережить за это лето. К тому же он весь июнь и июль пролежал в госпитале, силы его и психика на пределе. Ему, конечно, нужен покой и какой-то уход. Я оставлял ему наш адрес на всякий случай. Он сначала даже не хотел брать его. Но вышло так, что кроме меня, ему и обратиться не к кому. Жалко его, хороший парень. Не повезло страшно. И полруки лишился, и старых родителей, и жилья в придачу. Неужели мы не поможем?

Ольга вся встрепенулась, стала обнимать Ивана, гладить по голове, по плечам. По лицу ее текли слезы, которые она не успевала вытирать.

– Да как же не помочь, Ванечка? – сквозь слезы еле шептала Оля. – Поможем, чем можем. Вижу, что Степан хороший человек, да и не в этом дело.

– Очень хороший, – отвечал Ваня. – Скромный интеллигент из Ленинграда, прежде работал в конструкторском бюро. Семья у него из потомственных питерских инженеров. Да и мы со Степой сразу же подружились, как встретились на сборах в Прибалтике.

– Он поживет у нас недельку-две, ладно? – продолжал Иван. – Пока я постараюсь ему какую-нибудь работенку временную подыскать, а может быть и жилье даже. Думаю, он сильно не стеснит нас.

– Да, да, – ответила спокойно Оля, – Вы со Степаном ложитесь в бабушкиной комнате. Не забудь только взять раскладушку. А Надю с Олегом я возьму к себе в комнату. Наговоритесь там вечерами со Степой вдоволь.

– В тесноте, да не в обиде, – тихо добавила она.

Так Степан поселился у Майских.

Через какое-то время Ване удалось пристроить друга у себя на заводе учетчиком. Хорошо, что правая рука у него была здоровая. С общежитием у Ивана пока не получилось, ночевал Степан у Майских дома. За прошедшую зиму Степан окреп, отвлёкся от ужасных потерь, подработал денег, разузнал все о новой квартире в Ленинграде, что ему обещали выделить.

Власти не подвели. Ему выделили три небольшие комнаты в хорошем доме, к счастью не забыв учесть, что старая его квартира была очень большая и хорошая. Степан поблагодарил друзей за приют, за все хорошее, что Майские сделали для него. За это время их семья стала для него словно родная. Через какое-то время Степан уехал к себе в Ленинград. Обещал часто писать, приглашал к себе, как обустроится.

Время летело быстро. Дети росли, Иван учился заочно, вечером, много читал и чертил. Проблем прибавлялось. Ивану нужно было собственное рабочее место для черчения, специальный отдельный стол. Денег в семье стало не хватать. Средства нужны были и просто для жизни, но и на отправку в Глуховское денег для лечения Анастасии Петровны.

Мама старела, чувствовала себя неважно.

В редких письмах Люся писала, что мама стала редко выходить на улицу, плохо видеть и ходить. Люсе становилось все труднее ухаживать за ней. С деньгами у них стало плоховато. Лекарств для матери доставать стало все труднее и труднее. Послевоенное время там, в Башкирии, было не легкое, не легче чем в саму войну. Мужчины многие погибли на войне, а подросшие юнцы, которых не взяли из-за возраста в армию, почти все уехали работать и учиться в Уфу, а кто и в Москву, да там и осели.

Как-то Ольга, убираясь в комнатах, под матрацем в кровати Нади увидела лежащий на панцирной сетке альбом для рисования с очень неплохими рисунками. Она была очень удивлена: почему Надежда никогда раньше не показывала ей этот альбом?

Сев поудобнее в кресло, Ольга начала перелистывать страницы с рисунками. Наброски человеческой фигуры в разных позах, натюрморты акварелью, пейзажи карандашом гор, моря, явно вымышленные, которых Надя никогда не могла видеть; смешные фигурки разных зверушек, птичек, дельфинов и других животных – поразили мать.

«Какая у меня подрастает дочь! Ведь ей нет еще и двенадцати! – подумала Ольга. – И литературу любит, и музыку обожает. Почему я не знала о рисовании? Почему эти рисунки Надя скрывает от меня?»

Рисунки Нади и правда были явно хороши. Ольга не ожидала от дочери таких талантов. Конечно, видно было, что нужен педагог, направляющий девочку, научивший бы ее азам рисования и живописи. Нужны книги по искусству, которые обожала и сама Оля. Но на все нужны лишние деньги! Но пока Оля слегка расстроилась, что у Надюшки есть от нее тайны.

Через несколько дней Ольга решилась на разговор с дочерью:

– Наденька, я случайно нашла папку с твоими рисунками, когда убиралась. Мне очень они понравились.

– Что ты, мама, – прощебетала Надя. – Это проба пера, ничего особенного в них нет. Не придавай этому значения. Я и показывать их кому-то стесняюсь. Так иногда тянет, люблю очень живопись. Стала замечать, что мне очень нравится рассматривать картины художников. Жалко, у нас мало дома литературы на эту тему. Да и в школьной библиотеке ничего вообще нет.

– Подожди, – чуть перебила Ольга. – Теперь я буду знать о твоем увлечении. Все, что смогу достать – достану. Я сама люблю альбомы с репродукциями. Будем вместе покупать их, если увидим в продаже. Это очень интересное занятие!

– Как я рада, что у меня растет такая умная, увлеченная искусством дочь, – добавила с радостью в голосе Ольга и чмокнула Наденьку в макушку.

Надя явно переняла от матери любовь к литературе и увлечение живописью. Оля обожала литературу и картины разных художников, часто ходила до войны в Третьяковскую галерею. Но, к сожалению, книг по искусству совсем не продавалось. А если и находились, то стояли они очень больших денег. Сейчас стояло на дворе не то время, чтобы наслаждаться картинами. Страна была в полной разрухе. Надо было восстанавливать разрушенное хозяйство, что уж тут говорить об искусстве.

Хорошенько подумав, Ольга решила по воскресеньям возить Надю в Третьяковскую галерею, знакомить ее с картинами. Она как раз подросла для этого занятия. И очень повезло им, что при входе в фойе был расположен киоск, где продавались открытки с репродукциями картин разных художников, в основном передвижников. Постепенно у Надюши собралась целая коллекция таких открыток.

Ольга любила и музыку. Пластинок в доме собралась уйма. Но они были все старые, заезженные, оставшиеся еще от матери. Хотелось чего-то нового и из классики, и из эстрады. Но пока на поездки за пластинками никак не хватало времени.

Время летело вперед. В 1949 году вошли в производство первые телевизоры КВН. Это было прорывом, новинкой, счастьем! Теперь людям можно было смотреть телепередачи, транслируемые с телебашен на Шаболовке! Собрав скопленные деньги, Иван с Ольгой поехали за покупкой телевизора.

Ехать было совсем близко, универмаг «Краснопресненский» находился не так далеко от их дома. Погрузив телевизор в машину, наконец-то доставили его домой! Радости не было предела!

Новенький, из полированного дерева, аппарат стоял теперь у них в комнате на тумбочке. Эта была первая серьезная, к тому же далеко не дешевая, покупка в семье. Телевизор был маленький, к нему подставлялась стеклянная пузатая линза на длинных согнутых ножках, направленных под телевизор. Линза была наполнена дистиллированной водой, но видимость была все равно мелковата. Но это не имело никакого значения! Другого еще пока люди не знали.

Все близко пододвигали стулья к телевизору и утыкались носом в экран. Мало того! Приходила и соседка Варвара со своим женихом Егором из соседнего подъезда, у них КВНа не было. Места всем хватало. Варвара с Егором правда больше обнимались и целовались во время просмотра, сидя в самом последнем ряду перед телевизором. Но это не имело никакого значения.

Время неумолимо неслось, проблем у всех прибавлялось. В 1950 году Надежда заканчивала уже 8 класс. Надя быстро взрослела, была внешне и внутренне сильно, похожа на мать. Росла правильным, послушным ребенком. Она помогла матери во всем: и убирать по дому, и готовить, и даже хорошо научилась шить. Это умение было очень важным в настоящее время. Мама Оля научила дочь перелицовывать старые вещи. Но Надежде, как любой молодой девушке, хотелось большего – уметь шить самой себе новые, модные и красивые вещи. Правда, не хватало выкроек, но в последнее время они стали иногда появляться в Краснопресненском универмаге. Хорошо, что старая бабушкина машинка их не подводила. Она была хоть и довоенная, но, к счастью, не ломалась. Ольга часто ей пользовалась и не могла нарадоваться.

Как-то раз, в марте, Ольга с Наденькой решили выбраться в город, наконец-то нашли время посетить все тот же универмаг, но уже без спешки выбрать то, что им было надо. А надо им было очень немало: и пластинки последних лет, и канцелярские товары для учебы Олега в школе. Но главное, надо было купить отрезы ткани для Ольги и для Нади, которая собиралась на выпускной вечер восьмиклассников в школе.

С вязанием у Оли и Нади было все в порядке, обе преуспели в этом деле. Оля научилась этому еще во времена их эвакуации, в Башкирии, где было много овечьей шерсти. Местные бабульки делали из нее длинные нити – пряжу и разноцветные клубки из них продавали на местном рынке. После войны Людмила часто присылала сестре эту пряжу для вязания. Так что дети и муж, все были обвязаны сверху донизу. Красивые свитера и безрукавки с узорами на груди носили все ее домочадцы, да и она сама. А вот с шитьем было сложнее.

Мать и дочка решили сесть на трамвай, идущий до универмага, идти пешком было неприятно, на улице было сыро. На улице шел дождь со снегом. День был серый и тусклый. Ольга смотрела в окно трамвая. Звук качающихся проводов от ветра напоминал ей своим скрипом какую-то старую, забытую мелодию. Хлопья мокрого снега полностью залепили окно. Видимость была плохая. Но когда они вышли с подножки трамвая на землю, погода начала внезапно меняться.

Небо чуть посветлело, кое-где на небе появились кусочки живой трепетной синевы, проглядывающей сквозь облака. Все-таки весна брала свое и спешила побороть холод и мрак.