Твоя по ошибке

Теплая чашка приятно грела ладони. Я опустила голову, разглядывая белую шапку молочной пены с темным коричным узором в форме розового бутона. Представлять, как сильные пальцы лэра крупинка за крупинкой создавали этот сложный узор было… волнующе.

– Спасибо, – произнесла я, гадая, был ли узор тонкой шпилькой или признанием моих садоводческих заслуг. – Что, сегодня опять приемный день?

Мне показалось, что лэр переведет все в шутку, но он лишь пожал плечами.

– Не в этом дело, – голос лэра Ноура звучал устало. – Просто…

Он не стал договаривать, и между нами повисло тягостное молчание.

– Вы не обязаны объяснять, – пробормотала наконец я. – Мне не стоило лезть в теплицу без вашего разрешения. Просто вы были так добры – не выгнали меня, хотя имели полное право, ведь Красстен, разумеется, забыл вас предупредить, когда предлагал мне пожить здесь, накормили завтраком… чудесным… Мне захотелось сделать хоть что-то хорошее в ответ. И розарий… Понимаете, я с детства часто возилась с растениями. Моя мама занимается цветами, а на севере, сами знаете, климат очень своеобразный…

Заметив на себе внимательный взгляд, я осеклась. Щеки вспыхнули предательским румянцем.

– Извините, – совершенно смутившись, выдавила я. – Я иногда говорю много лишнего, когда нервничаю. Вам ведь все это совершенно неинтересно.

– Моя мать тоже любила цветы, – произнес лэр Деймер, и в этой простой короткой фразе мне почудился океан потаенной боли. – Это было ее тайное место. Ее слабость. Само собой, после ее смерти отец даже смотреть на розарий не мог. Чудо, что не сжег его в порыве ярости. А хотел… пытался… Винил себя, что она ушла так рано. Винил свои желания…

Лэр снова замолчал.

– Но разве…

– Отец очень хотел детей, – оборвал меня лэр. – Много детей. Хотел слышать в доме топот маленьких ножек, детский смех… Хотел видеть отражение любимой женщины в лицах дочек. Хотел сына-алхимика… как она, – он задумчиво посмотрел вдаль, будто пытаясь увидеть это – большую радостную семью, улыбающегося отца, счастливую… живую мать. – Врачи запрещали. Говорили – она не переживет вторые роды. Ей и первые дались нелегко. Но… Отец потерял и жену, и дочь в один день. И я… я потерял всех. С тех пор ничего не было так, как прежде. Даже розарий… как бы я ни пытался его поддерживать, с каждым годом он все больше и больше чах. Как напоминание… что прошлого не вернуть.

– Мне так… – я прикусила губу, останавливая себя.

– Жаль?

– Да, – кивнула я. – Глупо, да? Вам ведь не нужно мое сочувствие.

– Все так думают, – лэр Деймер невесело усмехнулся. – Я же железный мэр. Железному мэру ничего не нужно. Он сам… справится, – он встряхнул головой, словно пытаясь прийти в себя. – И зачем я только это сказал? Прости, это, должно быть, зелье… Изобретение Красстена отлично подойдет для карательной психиатрии. Пара капель – и пациент готов.

– Ну и глупости же вы говорите, – порывисто потянувшись, я коснулась его руки. – Любовь, тепло и участие нужны всем. И нельзя столько носить в себе, даже если вы железный мэр. Нельзя…

Не удержавшись, я провела пальцами по тыльной стороне его ладони. Зелье в крови, казалось, обострило мои чувства до предела, и я почти физически почувствовала тянущую пустоту, засевшую глубоко в душе «железного мэра». Невыносимо захотелось развеять застарелую тоску, помочь лэру Деймеру разделить со мной то светлое чувство, которое рождала внутри твердая уверенность, что на севере, в Хийри, у меня есть семья. Я сильнее сжала его ладонь и потянулась…

Лэр Деймер ощутимо напрягся.

Словно обжегшись, я поспешно отдернула руку.

– Простите. Я снова лезу, куда не просят…

– Да нет, – мягко ответил лэр. – Спасибо тебе, Маритта. За розарий и…

На губах расцвела глупая улыбка. Мне было приятно – очень приятно, что лэр Деймер похвалил мою работу и…

И то, как он произносил мое имя… Его низкий голос и рокочущее «р-р-р», так похожее на урчание огромного дикого кота, отдавались в теле сладкой дрожью – нервной, но одновременно волнующей.