Твоя по ошибке

Мысленно отвесив себе пощечину за глупый и бессмысленный порыв, я вернулась к остывшей, но все еще вкусной яичнице. Лэр Ноур следил за мной, будто подозревая, что стоит ему отвернуться, как я снова выскочу из-за стола. Внимательный взгляд насыщенно-синих глаз жег кожу, заставляя сердце биться чаще.

Я долго не решалась посмотреть на него в ответ. Казалось, если наши взгляды встретятся, зелье снова возьмет верх и… Воображение подкидывало нечеткие, но, без сомнения, бесстыдные картины: я и лэр Деймер на столе, на диване в гостиной, на ступенях…

Пытаясь избавиться от навязчивых образов, я стиснула в пальцах кружку с горячим кофе и сделала большой глоток. На верхней губе остался светлый след молочной пены. Я слизнула его языком и даже не увидела – почувствовала, как взгляд лэра Деймера впился в мое лицо.

И что-то случилось…

Ножки резко отодвинутого стула проскребли по паркету. За спиной послышались торопливые шаги, скрип ступеней лестницы, хлопок двери. Я так и не успела домучить кружку кофе, когда лэр Ноур, одетый в дорогой деловой костюм, спустился в гостиную и, не глядя на меня, коротко и сухо попрощался.

Низкое урчание мотора, шуршание шин по гравию.

Тишина.

Я зябко поежилась от накатившего на меня холода и чувства глухой ноющей тоски. Захотелось завыть – до того огромным и пустым показался вдруг особняк… без лэра Деймера.

И это было невыносимо.

* * *

К обеду на огромной, во всю стену доске для записей, покрытой грифельной краской, не осталось места. Я выписала все, что только смогла вспомнить из выкладок Красстена, полностью воспроизвела формулу «Жгучей страсти», выделила активные компоненты зелья и подобрала к ним подходящие антидоты – даже учла, что полученная жидкость должна быть насыщенно-синей и помогать от головной боли и поноса, – но что-то все равно ускользало от моего взгляда. Разглядывая вычерченную схему соединения, я не могла отделаться от мысли, что зелье не сработает.

Впрочем, сдаваться я не собиралась. Собрав по всей лаборатории необходимые ингредиенты и нацедив для опытов пару пробирок «Жгучей страсти», запрятанной в глубине кухонного шкафа, я изготовила пробный антидот – и, разумеется, потерпела неудачу. Словно в насмешку, зелье даже не сменило насыщенно-винного цвета.

Идея «мыслить как Красстен» и добавлять ингредиенты по наитию, а не по рецепту, тоже оказалась бесполезной. Антидот получался то зеленым, то мутным, то вонючим, а последний опыт по цвету и консистенции и вовсе напоминал жидкую глину. Я перетащила вниз все конспекты, сохранившиеся со времен учебы, но ничего похожего в них, конечно же, не было. По старым записям мне удалось сварить только зелье от головной боли и зелье от поноса, однако на «Жгучую страсть» они не оказали никакого эффекта.

В результате я впустую извела на бессмысленные опыты почти все запасы лаборатории Ноуров. Для новых экспериментов мне катастрофически не хватало ингредиентов, даже самых простейших, а у некоторых веществ, которыми в изобилии были уставлены длинные полки закрытых алхимических шкафов, давно истек срок годности. Видно было, что запасы реактивов не пополнялись уже много лет. В отличие от дома, лаборатория действительно была никому не нужна.

Перекрывая пламя в горелке, я отстраненно подумала, что лучше бы Красстен потратил деньги на то, чтобы привести в порядок семейную лабораторию, и проводил опыты здесь. Оборудование, стоявшее в доме Ноуров, было намного качественнее, чем треснувшие колбы, покосившиеся стойки и протекающие реторты, которыми приходилось пользоваться в кампусе. Но, увы, Красс всегда яро противился любой идее об аренде лаборатории вне Хелльфаста, утверждая, что только в столице у него под рукой было все необходимое.

Друг постоянно пытался усовершенствовать зелье, при случае дорабатывая его где и когда придется. В результате часть работ над «Жгучей страстью» и антидотом прошли мимо меня. Антидот – по крайней мере, ту его версию, которую я видела у Красстена, – он изготовил в ночь перед отъездом на кухне своего университетского приятеля, у которого жил последние несколько недель. Похоже, Красс что-то добавил или изменил в выведенной нами формуле, но – как всегда в своей гениальности – забыл рассказать об этом. И теперь я была вынуждена фактически придумывать все заново, раз за разом ошибаясь в расчетах.

Чего-то не хватало. Что-то было не так. В последний момент Крассу удалось добиться нужной реакции, но я понятия не имела, как именно он это сделал.

Будто ответом на мои невеселые мысли две из десятка пробирок с неудавшимися версиями антидота взорвались, лишь чудом не поранив меня мелкими осколками. Лабораторию заволокло едким дымом. Я спешно бросилась наверх, прикрывая рукавом нос и глаза от удушливых зеленоватых клубов. За спиной раздались еще два взрыва, и чутье алхимика подсказывало, что остальные зелья вскоре разделят незавидную участь нестабильных образцов.

Я с неохотой признала: это был полный провал.

Низкое вентиляционное окно лаборатории, специально спроектированное так, чтобы можно было открыть его снаружи, выходило на задний двор. Я широко распахнула створки, выпуская зеленоватый дым: лабораторию следовало проветрить, прежде чем вновь спускаться туда и оценивать произведенный ущерб. Дверь, нагреватель, теперь вот подвал – было ужасно стыдно за все разрушения, случившиеся в особняке Ноуров по нашей с Крассом вине.

Я всхлипнула от внезапно накатившей тоски. Неудачи – слабый диплом, отсутствие работы и жилья, Крассово зелье, по глупой ошибке связавшее нас с лэром Деймером Ноуром, проблемы с антидотом – навалились разом, почти раздавив непосильным грузом. До безумия захотелось опереться на надежное плечо. Найти кого-то, кто был бы готов разделить со мной эту ношу, кто помог бы, утешил…

Лэр Ноур…

Он. Опять он, только он. Проклятое зелье – а что же еще – путало мысли, заставляя искать поддержки у того единственного, к кому неудержимо влекла магия «Жгучей страсти». Я всхлипнула еще раз. В последнее время я стала слишком чувствительной, и в этом, наверняка, тоже было виновато Крассово зелье.

Пока дым, низко стелясь по траве, медленно выплывал из окна лаборатории, я решила обойти задний двор особняка Ноуров, смыкавшийся с сосновым лесом. Летнее солнце жарило вовсю, и в воздухе стоял ни с чем не сравнимый запах нагретой смолы и хвои. Жужжали шмели, собирая нектар с цветов, ковром расстилавшихся под ногами. В низине укрытая тенью вереска созрела черника, и я, повинуясь странной внутренней уверенности, что и сегодня буду ночевать под одной крышей с лэром Деймером, набрала стакан темных ягод для утренних блинчиков, а остальное съела прямо с куста. Черника немного примирила меня с неудачами в зельеварении – по крайней мере, будет чем подсластить лэру новость о том, что работа над антидотом затягивается.

Невдалеке от дома обнаружилась заброшенная остекленная теплица. Я не сразу заметила ее: тонкие деревянные рамы были густо увиты плющом, отчего здание скорее напоминало небольшое ветвистое дерево, чем творение человеческих рук. Любопытство толкнуло меня ближе. Приникнув к мутному стеклу, я различила очертания зеленых кустарников и разноцветные пятна распустившихся бутонов.

Розы.

Вооружившись садовыми ножницами, я обрезала ветвистые побеги плюща, расчищая проход, и распахнула низкую дверцу. Скрипнули ржавые петли. В нос ударил густой застоявшийся воздух, наполненный сладковатым цветочным ароматом.

Теплица привела меня в неподдельное восхищение. Десятки, если не сотни кустов роз были высажены вдоль остекленных стен, идеально сочетаясь между собой. Нежные и требовательные в уходе чайно-гибридные сорта соседствовали с высокими и непритязательными садовыми розами, витые перголы опутывали гибкими стеблями плетистые розы, у корней светло-желтым ковром расстилались мелкие бархатистые соцветия. Между кустами были проложены аккуратные прямые дорожки, а в глубине сада стояли два плетеных кресла.

Когда-то это место, наверное, было по-настоящему прекрасным. За каждым бутоном, каждым высаженным кустом – пышной Глорией, нежно-белым Льеррским, насыщенно-бордовым Баккаррой, полосатым Бросселианде, пахучей Ингрид – чувствовалась чья-то заботливая рука. Этот сад, казалось, был наполнен любовью, нежной и мягкой, словно розовые лепестки.

Но время оказалось безжалостно к крохотному уголку безмятежности и счастья. Наметанный глаз дочери садовницы легко подметил признаки увядания, и сердце сжалось от жалости к погибающему без присмотра розовому саду. Прошло несколько лет с тех пор, как кусты в последний раз подрезали или обрабатывали. Система полива, проведенная под тонким слоем почвы, еще работала, а конструкция теплицы обеспечивала – пусть и с перебоями – вентиляцию и доступ солнечного цвета. Но этого едва хватало для того, чтобы поддерживать жизнь в капризных саженцах.

Сложная сеть капилляров, доставлявшая удобрения, лекарства и проводившая анализ почвы, судя по всему, уже давно пришла в негодность. Я разглядела в углу теплицы алхимическое оборудование и почти сразу отыскала места повреждений. Стоило попробовать починить – для этого в подвальной лаборатории было вполне достаточно инструментов. И заодно навести в теплице подобие порядка.

По крайней мере, уж с этим я точно могла справиться. Работа в саду – пусть и сложная, но привычная и знакомая с детства – не требовала изобретения новых формул и изготовления экспериментальных зелий. А после провала с антидотом мне безумно хотелось реабилитироваться в собственных глазах.

Я начала с того, что подрезала лишние стебли и вычистила грядки от прошлогодних веток и листьев, чтобы добраться до тонких трубок, пронизывавших теплицу. С наладкой капилляров пришлось повозиться, откапывая каждое сочленение и проверяя на наличие дыр и трещин почти вручную. Зато потом можно было перейти к самому интересному – разбору и настройке основной системы подпитки. Я отдала должное таланту неизвестного инженера – ирригация была сделана на славу. Придуманная конструкция не один год проработала как часы, прежде чем дать сбой.

Жаль только, что после того как сад потерял хозяев, не нашлось никого, кто мог бы поддерживать теплицу в хорошем состоянии. К счастью, это было поправимо. Немного старания и заботы – и сад будет как новенький.

Капля густого масла упала на вентиль подачи жидкости. Плавный поворот рычага – и питательный раствор, смешанный в проветрившейся лаборатории, заполнил тонкие капилляры трубок, устремившись к корням розовых кустов. Я удовлетворенно смахнула со лба выбившуюся из-под ленты лиловую прядь. Осталось только рассказать лэру Ноуру…

На дорожку между грядками упала длинная темная тень. Я поспешно обернулась. Лэр застал меня врасплох – поглощенная работой, я не услышала ни шороха шин по гравию, ни размеренных шагов хозяина дома.

Он замер надо мной мрачным каменным великаном – губы сжаты в тонкую линию, брови сведены на переносице, взгляд льдисто-синих глаз темен и хмур. Немедленно захотелось сжаться в комок, раствориться, стать невидимкой – что угодно, лишь бы убраться из-под этого неприязненного колючего взгляда.

– Лэр Ноур…

– Что ты здесь делаешь? – очень тихо и очень четко произнес он. – Кто тебе разрешил?

Отложив маленькую лопатку, которой я разрыхляла почву под кустом Льеррской белой, я попыталась подобрать слова, чтобы объяснить вторжение в заброшенный розарий, но, как назло, ничего толкового не пришло в голову. Нелепо взмахнув рукой, я выдавила беспомощное:

– Чиню.

– Чинишь? Ты? – лэр Ноур фыркнул. – Я вызывал лучших ньеландских садовников, профессионалов своего дела, и они не смогли восстановить систему подпитки, а ты, значит, считаешь, что можешь? Вижу, уроки Красстена не прошли даром – любую вещь можно доломать, прикрывшись попыткой починить. Любая вещь, не нужная тебе, не нужна никому. И… – он сердито тряхнул головой, – нет, похоже, вы с моим братом все же совершенно одинаковы. А остальное… заблуждения. Зелье.

Пренебрежение в голосе лэра Ноура больно хлестнуло по нервам.

– Вообще-то, – процедила я, протискиваясь мимо хозяина дома к выходу, – я все починила. Раскройте глаза пошире, лэр мэр, если не видите ничего за собственными предубеждениями. Я не Красстен, а вы… вы…

«Несправедливы… красивы… злы… до дрожи в коленках желанны… сводите с ума… лучше поцелуйте меня…»

Так и не подобрав правильных слов, я, пряча жаркий румянец, поспешно выскочила вон.

Глава 6

Лэр Деймер нашел меня на мостках у озера. Молча опустился рядом и протянул чашку ароматного свежесваренного кофе с молоком и корицей – будто бы в знак примирения. Подавив глупое желание упрямо фыркнуть и обиженно уйти, я приняла из его рук напиток.

На мгновение наши пальцы соприкоснулись – и это легкое, почти невинное касание отозвалось в одурманенном «Жгучей страстью» теле жаркой волной. Я вздрогнула, прикусив губу. Убедившись, что я крепко держу чашку, лэр Деймер разжал пальцы, отстраняясь.

– Извини, – тихо проговорил он. – Вспылил.