Нет.
Дикость. Это все дикость, недопустимая в развитом, цивилизованном мире. Голые инстинкты, гормоны и ничего кроме. Для этого и придумали блокиратор – давить этот животный голод, который мешает мыслить адекватно и трезво. А без него…
Без него мы разучились справляться с собой.
Я вновь попыталась отстраниться – и вновь неудачно. Руки манна сдавили так крепко, что даже вдохнуть было сложно. В бессильной ярости я пнула его – слабо и наугад, но частично трансформировавшийся шейдер, скорее всего, даже не почувствовал удара.
Что я могу противопоставить ему – вольному, мощному, сильному, никогда в жизни не глушившему шейда блокиратором? Сейчас, когда он пришел в себя и почти восстановился, он сможет взять все, что захочет.
Включая меня.
А я, оглушенная голодом собственного шейда, через минуту-другую и не подумаю сопротивляться.
– Пусти!.. – Я беспомощно дернулась в его объятиях. – Не хочу… Нет…
Никакой реакции.
– Пусти! – В голосе звонкой ноткой прорезалась паника. – Ну!
Конечно, он не послушался – только прижал еще крепче. Но…
С некоторым опозданием я вдруг осознала, что шейдер остановился. Что нет больше лихорадочно-жадных поцелуев, а когтистые лапы не пытаются сорвать с меня одежду. Он просто…
– Ш-ш-ш, мелочь, – тихо и хрипло пробормотал манн, пресекая мою очередную попытку встать. – Не ерзай, если не хочешь.
– Но я…
– Просто лежи.
Тяжелая ладонь плотнее прижала меня к частично трансформированному телу. И я поняла… он подпитывался. Его шейд, ослабленный смертью и воскрешением, тянул энергию моего шейда, чтобы нормально регенерировать, заращивая раны. Ему было… нужно.
И… шейд внутри меня не мог ему не дать.
Мы замерли – усталые, измотанные сегодняшним вечером. Мерно стучал в окна дождь, размеренно билось сердце шейдера – тук-тук, тук-тук… Можно было ненадолго закрыть глаза и просто полежать.
Немного.
Совсем чуть-чуть. Несколько… минуточек…
Глава 3
Шисс!
Я подскочила на койке, прижимая к груди термоодеяло. Ну, надо же было так ступить! Уснуть прямо в клинике – и не просто задремать в уголке приемной во время тихого ночного дежурства, а отрубиться, лежа на груди самой опасной твари на всем Абиссе, шейдера из банды «Механического солнца», от которого всем цивилизованными здравомыслящим феммам следовало держаться как можно дальше. И, зная об этом – куда лучше, чем хотелось бы, – я просто взяла и… уснула.
Уютно так. Лежала на груди чудовища и даже не думала, что он мог сотворить со мной все, что его черной душе угодно. Изнасиловать, убить, ограбить… нет, ладно, брать у меня было нечего, но клиника… дверь в кладовую, которую я неосмотрительно оставила открытой, думая, что что-то еще может срочно понадобиться…
Я мысленно застонала. Саул убил бы меня – точно убил бы, – если бы по моей вине украли дорогостоящие препараты. Но на первый взгляд все было на месте. Шейдер просто ушел. Каким-то немыслимым образом выбрался из-под меня, не разбудив, накрыл термоодеялом и исчез.
Ну, и шисс с ним. Забуду шейдера как страшный сон – и дело с концом.
Болезненно щурясь – в глаза после вчерашней ночи словно пыли насыпали, – я нашла часы и с чувством выругалась себе под нос. Сорок пять минут до начала смены Хель, а в клинике совершеннейший бардак – пол в подсохших кровавых разводах, клочки футболки вчерашнего пациента по всей комнате, выдвинутые впопыхах ящики с перемешанным содержимым, завалившийся на бок дефибриллятор, погнутый манипулятор сканера в изголовье койки.
Пришлось поспешно подниматься и искать, как назло, застрявшего в приемной под столом робота-уборщика, чтобы тот вычистил пол, пока я сортирую медикаменты. Еще бы откатить дефибриллятор обратно в подсобку, но без частичной трансформации мне вряд ли удалось бы это сделать, поэтому я не стала тратить время. С остальным бы успеть…
Мусора набрался целый мешок. Я собрала окровавленные обрывки ткани, заботливо сметенные в кучу уборщиком, стащила побуревшее впитывающее покрывало с койки, подобрала погнутую пулю, выбросила дротик из куба-анализатора и вышла через низкую дверь на задний двор, где располагался утилизатор бытовых и медицинских отходов.
На улице серела мутная мгла – я проспала до раннего утра. Белесый пар, поднимавшийся от асфальтового покрытия, смешивался с мелким моросящим дождем и окутывал окраинные районы Абисс-сити, создавая плотную преграду для солнечного света. Почва на сотню метров вглубь была пронизана силовыми кабелями, техническими тоннелями, трубами и мусорными коллекторами, выведенными из Центра, чтобы не смущать добропорядочных литиан постоянным шумом и запахами нечистот. Это там, в сердце мегаполиса, на элитных верхних уровнях можно было каждый день наблюдать великолепные восходы и закаты над дальними пустошами Абисса. Мы же внизу довольствовались тем, что черный туман изредка сменялся серым туманом.
Проржавевшая крышка утилизатора с противным скрежетом распахнулась, и меня обдало клубом едкого вонючего дыма. Не дожидаясь, пока выглянет полюбопытствовать какая-нибудь из не в меру шустрых причин ужасающего запаха – а городской мусорный коллектор, собиравший отходы со всего Абисс-сити, включая перерабатывающие заводы, реакторную станцию и химические цеха, за долгое время использования породил немало причудливых тварей, – я запихнула в темную трубу пакет и плотно закрыла утилизатор. За мгновение до того, как тусклый огонек запора мигнул зеленым, мне показалось, что из коллектора раздался торжествующий писк – похоже, подземные грызы учуяли среди мусора остатки футболки шейдера. Кровь живущих на поверхности почему-то всегда пользовалась у них особым гастрономическим спросом.
До прихода Хель оставалось меньше четверти часа. Дожидаться сменщицу, объясняться с ней и расписывать в подробностях ночное происшествие по понятным причинам не хотелось. Хотелось доползти до дома, разорить закусочную Нор Лю-Циня на несколько порций его сверхпитательной бурды и нормально проспать хотя бы часов десять. Или наоборот, сначала поспать, а потом спуститься к Циню и поужинать за троих. Тело после частичной трансформации настойчиво требовало отдыха и восполнения энергии – все равно в каком порядке. И… все равно каким образом.
Низ живота свело нервно-голодным спазмом. Шейдер… шиссов шейдер, пробудивший во мне этот первобытный… отвратительный… голод. Шейд внутри меня жаждал вновь ощутить уверенную властность прикосновений манна. Жаждал… быть покоренным.
Шиссова ж мать и все ее шиссовы дети!
После ночной перегрузки обесточивать клинику уже не требовалось. Я быстро переоделась – темная майка, джинсы, короткая кожаная куртка с высоким воротником, почти скрывающим лицо, – отбила сообщение Хель, предупредив об испорченной проводке и необходимости вызвать ремонтника, включила сигнализацию и поспешила подальше от клиники и дороги, по которой обычно ходила сменщица. Лучше было сделать небольшой крюк, чем столкнуться с медичкой.
А еще можно было наконец-то достать из кармана шиссов коммуникатор. На маленьком экране высветились пропущенные вызовы и сообщения от Ли Френнеля, чуть-чуть не дотянувшие до полусотни. Я мельком пробежалась по ним взглядом, даже не открывая.
Само собой – озадачен, раздосадован, удивлен. И настолько литианин, что ни разу не скатился до обсценной лексики. Будь на его месте типичный обитатель трущоб Абисс-сити, сообщения звучали бы совершенно иначе.
Я фыркнула.
Вежливость. Как будто по учебнику этикета – если фемма опаздывает на свидание, нужно задать ей обязательный набор стандартных вопросов. И совершить ровно двадцать два звонка – ни больше ни меньше. Шиссов формализм. По шаблонным, лишенным эмоций фразам казалось, что со мной переписывался робот. Озадаченный и раздосадованный.
Пальцы быстро отстучали ответ.
«Извини. Работа».
Что ж, озадаченный и раздосадованный робот переживет без объяснений.
Семнадцатый район Абисс-сити – как и все окраины, плотным кольцом охватывавшие мегаполис, – считался местом обитания нор-ров. Низкорослые и щуплые манны и феммы с крепкими руками и круглыми плоскими лицами, нор-ры, дальние генетические родственники литиан, составляли большую часть населения городов и планет Литианского сектора.
Две расы мирно сосуществовали уже не одно тысячелетие. Литиане стремились вверх, к звездам, двигая вперед науку и технологии, а нор-ры, более приспособленные к жизни на вулканических пустошах Абисса или в бескрайних пустынях Кверты, обеспечивали ученых всем необходимым.
Кто-то назвал бы это бытовым рабством, но нор-ров все полностью устраивало. Трудолюбивые, выносливые и послушные, они без устали трудились на верфях, станциях и заводах, создавая литианам комфортное и беззаботное существование и не прося большего. Нетребовательность к условиям жизни, непритязательность в быту, неприхотливость в еде проявлялись буквально на каждом шагу, в каждой мелочи. Покосившиеся домишки, больше похожие на бетонные коробки, кое-как наложенные одна на другую, грязные улицы, полное отсутствие солнечного света, вечный шум от подземных коммуникаций и пробивающиеся через решетки водостока миазмы коллектора – и при этом спокойные умиротворенные лица вокруг, словно никого из миллионов ютящихся в тесноте нор-ров не беспокоило их незавидное положение. Если в толпе работяг и были недовольные или усталые от жизни, все они, без сомнения, принадлежали к цивилизованным шейдерам или помесям трех рас, так и не пробившимся наверх, к заветному литианскому счастью.
Иногда я жалела, что в моей крови не было ни капли философского смирения нор-ров. Да, я не рвалась в недосягаемый Центр, подобно многим моим соплеменникам, но как же проще была бы жизнь в трущобах без тянущего чувства неудовлетворенности и вечной жажды перемен.
И проблем бы… не было.
Ночью мирные тихие нор-ры предпочитали прятаться по домам, оставляя темные улицы на откуп бандитам, грабителям и убийцам, но ранним утром трущобы оживали, наполнялись движением и гулом. Маленькие деловитые манны и феммы спешили занять рабочие места, распахивали двери многочисленные магазинчики и закусочные, торговцы наперебой с роботами зазывали к неоновым цветным витринам. Несколько часов спустя суета стихала, чтобы вечером вернуться вновь – еще шумнее и ярче.
Заметив знакомую вывеску – наклоненная тарелка из ядовито-розовой светящейся ленты с желтой лампочкой в центре, – я протолкалась сквозь гудящую толпу к заветной закусочной, откуда раздавались мягкие голоса нор-ров, стук ложек и упоительные запахи жаркого.
Заметили меня в ту же секунду, как я появилась на пороге.