Оценить:
 Рейтинг: 2.67

Певерил Пик

Год написания книги
1823
<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 >>
На страницу:
11 из 16
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Вот поистине конец, достойный диссидента[94 - Диссиденты – буквально: несогласные, сторонники учений, отступавших от догматов господствовавшей в Англии англиканской церкви.], женитьба на своей или чужой служанке, – сказал рыцарь. – Впрочем, Дебора недурна собою и, кажется, ей нет еще и тридцати.

– Ай-ай-ай, вы так же злы, как Элзмир, – заметила леди Певерил, – но я думаю, что в нем говорит лишь любовь к дочери.

– Полно! – вскричал рыцарь. – Женщины только и думают, что о детях, но мужчины, дорогая моя, частенько ласкают ребенка, чтобы поцеловать его нянюшку, и я не вижу ничего удивительного или дурного в том, что Бриджнорт женится на этой девице. Отец ее – зажиточный йомен[95 - Йомены – зажиточные крестьяне, составлявшие костяк парламентской армии.], их род владеет своей фермой со времен битвы при Босуорте[96 - Битва при Босуорте произошла 22 августа 1485 г. между армиями, возглавляемыми, с одной стороны, Ричардом III, с другой – графом Генрихом Ричмондом (из рода Тюдоров); Ричард III был убит, а победитель стал первым королем династии Тюдоров – Генрихом VII. Эта победа завершила феодальную войну Алой и Белой розы (1455–1485).], – полагаю, что такая родословная ничуть не хуже, чем у правнука честерфилдского пивовара. Однако посмотрим, что говорит он сам, – я сразу почую, если в письме есть какие-нибудь туманные намеки на любовь и всякие нежные чувства, хоть это могло укрыться от твоего невинного взгляда, Маргарет.

Рыцарь тут же взялся за письмо, но был весьма удивлен странным слогом, которым оно было написано.

– Никак не пойму, что он там толкует про светильники и про разрушение ограды; разве что он хочет поставить на место большие серебряные подсвечники, которые мой дед заказал для церкви Мартиндейл-Моултрэсси, – эти подлые богохульники, его лопоухие дружки, украли их и переплавили. А про разрушения я знаю только то, что они разрушили ограду алтаря (за это многим из них теперь досталось-таки на орехи), да еще содрали медные украшения с гробниц моих предков, и все только из мести. А впрочем, главное ясно: бедняга Бриджнорт собирается отсюда уехать. Очень жаль, хоть я никогда не видался с ним чаще одного раза в день и никогда не сказал больше двух слов зараз. Однако я вижу, в чем тут дело: эта небольшая встряска пришлась ему не по вкусу, а ведь я всего лишь ссадил его с седла, легонечко, так же, как, например, посадил бы в седло тебя, Мэг, и я старался, чтобы ему не было больно, и вовсе не думал, что он такой щекотливый насчет чести и обидится на такие пустяки. Но теперь мне ясно, что его задело; и, ручаюсь тебе, я сделаю так, что он останется в Моултрэсси-Холле и возвратит тебе подружку Джулиана. По правде говоря, мне самому грустно, что придется расстаться с девочкой и что теперь, когда погода будет нехороша для охоты, я должен буду проезжать мимо Моултрэсси-Холла, не сказав Бриджнорту ни слова в окошко.

– Я была бы очень рада, если бы вы, сэр Джефри, примирились с этим достойным человеком, ибо я все же почитаю его таковым, – сказала леди Певерил.

– Если б не его диссидентские бредни, то лучшего соседа и не сыскать, – согласился сэр Джефри.

– Но я не вижу возможности достигнуть столь желанной цели, – продолжала леди Певерил.

– Просто ты не имеешь никакого понятия об этих делах. Я знаю, на какую ногу он хромает, и ты увидишь, что он будет ходить прямее прежнего.

Благодаря искренней любви и здравому смыслу леди Певерил не меньше всякой другой жительницы графства Дерби пользовалась правом на полную доверенность своего мужа, но, по правде говоря, на этот раз желание проникнуть в замыслы сэра Джефри было так велико, что даже перешло границы, которые обыкновенно ставило ее любопытству чувство супружеского долга и взаимной привязанности. Она никак не могла взять в толк, почему способ примирения с соседом, который избрал сэр Джефри (кстати, не слишком тонкий знаток человеческой природы), нужно непременно утаить от нее, и в глубине души беспокоилась, не усугубит ли он их разрыв. Но сэр Джефри не стал больше слушать вопросов. Длительное командование полком развило в нем вкус к неограниченной власти и в собственном доме, и на все подходы к нему с разных сторон, которые изыскивала его хитроумная супруга, он отвечал только:

– Терпение, милая Маргарет, терпение. Это дело не по твоей части. Когда придет время, ты все узнаешь. Ступай присмотри за Джулианом. Ведь мальчишка-то все ревет и ревет из-за этой маленькой круглоголовой – и как это только он не устанет? Впрочем, дня через два или три Алиса воротится к нам, и снова все пойдет как по маслу.

Не успел добрый рыцарь окончить свою речь, как во дворе послышался рожок почтаря, и принесли большой пакет, адресованный достопочтенному сэру Джефри Певерилу, мировому судье и прочая, ибо как только власть короля достаточно утвердилась, рыцарь снова сделался должностным лицом. Торопливо распечатав пакет, сэр Джефри нашел в нем распоряжение, о котором сам хлопотал, а именно приказ возвратить доктору Даммереру приход, из коего тот был изгнан во время мятежа[12 - Изгнание пресвитерианских священнослужителей произошло в День святого Варфоломея, который с тех пор называется Черным Варфоломеем. В этот день в Англии сместили и лишили права выступать с речами две тысячи пресвитерианских пасторов. Правда, священники имели возможность отречься от своих принципов или принять некоторые статьи Акта о единообразии. К своей великой чести, Кэлемн, Бэкстер и Рейнолдс сложили с себя епископский сан, а многие другие пресвитерианские проповедники отказались от приходов и иных привилегий, предпочитая обречь себя на лишения. (Примеч. авт.)].

Едва ли какое-либо иное сообщение могло бы доставить больше удовольствия сэру Джефри. Он способен был простить любого храброго и дюжего сектанта или раскольника, который доказывал превосходство своего вероисповедания на поле битвы, молотя по шлему и латам самого рыцаря и других кавалеров. Но жажда мести не позволяла ему забыть, как Хью Питерс торжественно входил в его замок через пролом в стене, и, не различая толком всякого рода секты и их вождей, он считал всех, кто поднимался на кафедру без предписания англиканской церкви[97 - …без предписания англиканской церкви… – Англиканская церковь возникла в результате Реформации, проведенной в Англии королем Генрихом VIII, когда церковь вышла из подчинения Папе и главой ее стал король.] (быть может, втайне он делал исключение еще и для римской), возмутителями общественного спокойствия, обольстителями, отвращающими паству от законных ее пастырей, зачинщиками минувшей гражданской войны и вообще людьми, всегда готовыми разжечь новые распри.

С другой стороны, радуясь возможности досадить ненавистному Солсгрейсу, сэр Джефри предвкушал также удовольствие восстановить в законных правах доктора Даммерера, своего старого друга и товарища по бранным подвигам и забавам, и снова водворить его в уютном и удобном домике приходского священника. Он с торжествующим видом уведомил жену о содержании пакета, и тогда она поняла таинственное место в письме майора Бриджнорта об убранном светильнике и о сгущении мрака в стране. Она объяснила это сэру Джефри и постаралась внушить ему, что теперь для примирения с соседом достаточно лишь выполнить полученное предписание спокойно, деликатно и без торопливости, всячески щадя чувства Солсгрейса и его паствы. Это, по словам леди Певерил, не нанесет никакого ущерба доктору Даммереру, а, напротив, может даже привлечь к его учению многих прихожан, которые в случае поспешного изгнания любимого проповедника могли бы навсегда отпасть от истинной веры.

Совет этот был равно мудрым и терпимым, и в другое время у сэра Джефри достало бы благоразумия ему последовать. Но кто может действовать спокойно и хладнокровно в минуту торжества? Отрешение преподобного Солсгрейса совершено было столь скоропалительно, что весьма походило на гонение, хотя суть дела заключалась всего лишь в том, что его предшественник был восстановлен в своих законных правах. Сам Солсгрейс, казалось, изо всех сил старался выставить напоказ свои страдания. Он держался до последней минуты и в то самое воскресенье, когда получил предупреждение об отставке, сделал попытку, как всегда, взойти на кафедру в сопровождении стряпчего майора Бриджнорта, по прозвищу Победоносный, и еще нескольких ревностных последователей.

В ту самую минуту, когда они входили в церковные ворота, через другие ворота на церковный двор торжественно вступила процессия, состоявшая из Певерила Пика, сэра Джаспера Крэнборна и других знатных кавалеров, во главе которых шествовал в полном облачении доктор Даммерер.

Чтобы предотвратить стычку в церкви, причетникам велено было воспрепятствовать дальнейшему продвижению пресвитерианского пастора, в чем они и преуспели, не нанеся ущерба никому, кроме пресвитерианского стряпчего из Честерфилда, которому проломил голову пьяница Роджер Рейн, содержатель таверны «Герб Певерилов».

Не смирясь духом, хотя и вынужденный уступить превосходящей силе, отважный Солсгрейс удалился в свой дом, который под каким-то «законным» предлогом, измышленным мистером Победоносным (в тот день прозвище это оказалось весьма неподходящим), решил самолично оборонять. Он запер на засов ворота, закрыл ставнями окна и, по слухам (впрочем, ложным), приготовил огнестрельное оружие, дабы оказать сопротивление причетникам. За сим последовал страшный шум и крик, узнав о коих, на поле битвы прибыл сам сэр Джефри с несколькими вооруженными спутниками; он взломал ворота и двери и, добравшись до кабинета пресвитерианского пастора, обнаружил там гарнизон, состоящий всего лишь из него самого и стряпчего; последние покинули дом, ропща на учиненное над ними насилие.

К этому времени в деревне уже зашевелилась чернь, и сэр Джефри, побуждаемый как благоразумием, так и добротою, почел своим долгом ради безопасности обоих пленников (ибо их можно было так назвать) проводить их, несмотря на шум и волнение, до аллеи, ведущей в Моултрэсси-Холл, куда они пожелали отправиться.

Между тем отсутствие сэра Джефри вызвало некоторые беспорядки, которые достойный баронет, будь он на месте, без сомнения, сумел бы предотвратить. Ревностные причетники и их подручные изорвали и разбросали некоторые принадлежащие пастору книги как подстрекающие к мятежу и измене. Немалая толика пасторского эля была выпита за здоровье короля и Певерила Пика. Наконец, ребятишки, имевшие зуб на бывшего пастора за то, что он деспотически запрещал им играть в кегли, в мяч и прочие игры, и, кроме того, помнившие его немилосердно длинные проповеди, напялили его женевский плащ и шарф, а также шляпу с остроконечной тульей на чучело, торжественно пронесли оное по деревне, после чего сожгли на том самом месте, где прежде возвышался величественный майский шест[98 - Майский шест. – В средневековой Англии и при Тюдорах в праздник весны (1 мая) устраивались веселые процессии с цветами и ветвями. Главным украшением праздника было дерево (обыкновенно береза), увешанное венками и лентами. В Лондоне и больших городах на площадях дерево устанавливалось на длительное время. В 1644 г. обряд был запрещен как идолопоклонничество, но снова восстановлен в 1661 г.], который Солсгрейс срубил своей собственной преподобной десницей.

Сэр Джефри, чрезвычайно всем этим раздосадованный, послал к его преподобию Солсгрейсу с предложением возместить ему убытки, на что кальвинистский священнослужитель ответил:

– Я не приму от тебя ничего – даже нитки от башмачного шнурка, и да падет на твою голову стыд дел твоих!

Все осуждали сэра Джефри за неприличную строгость и поспешность его действий, и молва, по обыкновению, разукрасила действительные события множеством фантастических измышлений.

Ходили слухи, будто отчаянный кавалер Певерил Пик с отрядом вооруженных людей напал на собрание пресвитериан, занятых мирным богослужением; что многих он убил, а еще большее число тяжело ранил, после чего загнал пастора в его дом, который потом сжег дотла. Некоторые даже утверждали, что священник погиб в огне; согласно же более утешительным слухам, он соорудил перед окном из своего плаща, шляпы и шарфа подобие человеческой фигуры, чтобы все подумали, будто он все еще не может выбраться из горящего дома, сам же выскочил в заднюю дверь и спасся бегством. И хотя мало кто верил, что наш благородный кавалер способен на столь неслыханные жестокости, все же возведенная на него клевета имела весьма серьезные последствия, в чем читатель и убедится из дальнейших глав нашего повествования.

Глава IX

Боссус. Это вызов, сэр, не так ли?

Дворянин. Просто приглашение помериться силами.

    «Король и не король»[99 - В эпиграфе цитата из пьесы «Король и не король», написанной в 1611 г. (напечатана в 1619 г.) Фрэнсисом Бомонтом (1584–1616) и Джоном Флетчером (1579–1625).]

Насильственно изгнанный из своего прихода, преподобный Солсгрейс пробыл еще дня два в Моултрэсси-Холле, и его мрачность, естественная в том положении, в каком он оказался, заставила хозяина этого дома погрузиться в еще более глубокое уныние. По утрам отрешенный от должности священник посещал некоторых соседей, которым нравилась его служба в те дни, когда он процветал, и чья благодарность теперь давала ему утешение и поддержку. Он не требовал соболезнований, хотя лишился удобств и достатка и был низведен до положения простолюдина после того, как имел все основания полагать, что не будет уж более подвержен подобным превратностям судьбы. Благочестие его преподобия Солсгрейса было искренним, и, несмотря на неприязнь к другим сектам, порожденную полемическими схватками и взлелеянную гражданской войной, он отличался высоким чувством долга, которое часто облагораживает пылкую веру, и так мало дорожил своей жизнью, что готов был пожертвовать ею в доказательство справедливости своего учения. Однако ему вскоре предстояло оставить округу, которую он почитал вертоградом, вверенным ему Всевышним; он должен был передать свою паству волкам, расстаться со своими единоверцами, подвергнуть новообращенных опасности снова впасть в ложное учение, покинуть колеблющихся, коих его неусыпные заботы могли бы направить на путь истинный. Все эти уже сами по себе достаточные причины скорби, без сомнения, усугублялись естественными чувствами, которые при разлуке с местами, бывшими излюбленным приютом их одиноких раздумий или дружеских бесед, испытывают все люди, а в особенности те, кто по личным склонностям или в силу обстоятельств ограничил свою жизнь и деятельность узкими рамками.

Правда, кое-кто лелеял план, согласно которому его преподобие Солсгрейс должен был возглавить инакомыслящих из числа своих теперешних прихожан, причем его последователи охотно согласились бы положить ему приличное содержание. Однако, хотя Акт о всеобщем единообразии еще не был принят, его ожидали в ближайшем будущем, и все пресвитериане были уверены, что Певерил Пик станет приводить его в исполнение строже, чем кто бы то ни было. Сам Солсгрейс не только опасался за собственную жизнь, – ибо, быть может несколько преувеличивая значение, которое в действительности приписывалось ему и его проповедям, он почитал доброго рыцаря своим смертельным и злейшим врагом, – но и полагал, что отъездом из Дербишира принесет пользу своей церкви.

– Быть может, пастырям менее известным, хотя и более достойным сего имени, дозволено будет собирать свою рассеявшуюся паству в пещерах или в пустынях, и для них остатки винограда Ефрема будут полезнее всего урожая Авиезера[100 - …остатки винограда Ефрема будут полезнее всего урожая Авиезера… – По библейской легенде, военачальник израильтян Гедеон, возглавив племя Авиезера, разбил мадианитян. Преследовать побежденных врагов он поручил другому племени – ефремлянам, которые убили вождей мадианитян. Однако ефремляне были недовольны тем, что их призвали сражаться позднее, чем племя Авиезера. Гедеон на это ответил: «Не счастливее ли Ефрем, добирая виноград, нежели Авиезер, обирая?», то есть не больший ли успех был у преследовавших врага ефремлян, чем у тех, кто разбил его в сражении.], – говорил он. – Но если б я, который столько раз поднимал знамя против сильных мира сего; если бы я, кто, подобно неусыпному стражу на башне, денно и нощно обличал папизм, прелатов и тирана Певерила Пика; если бы я остался здесь, я навлек бы на вас кровавый меч мщения, каковой поразит пастыря и рассеет его овец. Кровопийцы уже учинили надо мною насилие даже на той земле, которую они же сами называют освященной, и вы собственными глазами видели, как проломили голову праведнику, защищавшему меня. И посему я надену свои сандалии, препояшу чресла и отправлюсь в далекую страну, где сообразно велениям долга стану либо действовать, либо страдать, возглашая истину с кафедры или с костра.

Таковы были чувства, которые его преподобие Солсгрейс высказал своим сокрушенным друзьям и которые он более пространно изложил в беседе с майором Бриджнортом, не упустив случая дружески упрекнуть последнего за поспешность, с какою тот протянул руку помощи жене Амаликовой. При этом он напомнил майору, что тот на время стал ее слугою и рабом, подобно Самсону, обманутому Далилой, и мог бы остаться в доме Дагона[101 - Дагон – по Библии, главный бог филистимлян, противников древних евреев.] еще долее, если бы Всевышний не указал ему путь из западни.

А в наказание за то, что майор отправился на пир в капище Ваала[102 - Ваал – один из главных богов древней Финикии, Сирии и Палестины, которому приносились человеческие жертвы.], он, Солсгрейс, поборник истины, был повержен во прах и покрыт позором от врагов на глазах у толпы.

Заметив, однако, что майор Бриджнорт (который, как и всякий другой, не любил выслушивать напоминания о своих неудачах, особенно если в них обвиняли его самого) несколько обижен, почтенный проповедник осудил самого себя за греховную снисходительность в этом деле; ибо изгнание из своего прихода, истребление своих драгоценнейших богословских книг, потерю своей шляпы, плаща и шарфа, а также двух бочонков лучшего дербиширского эля он почитал справедливым возмездием за злосчастный обед в замке Мартиндейл (ибо согласиться на него, как он сказал, значило взывать о мире, когда нет мира, и жить в шатрах нечестивых[103 - …жить в шатрах нечестивых. – В 83-м псалме Давида: «…лучше быть у порога в доме Божьем, нежели жить в шатрах нечестивых».]).

Душа майора Бриджнорта была преисполнена благочестия, которому его последние злоключения придали еще больше глубины и мрачности; и потому неудивительно, что, без конца слушая эти доводы из уст весьма им уважаемого священника, ставшего теперь мучеником их общей веры, он начал сам порицать свои поступки и подозревать, что благодарность к леди Певерил и ее доказательства в пользу взаимной терпимости склонили его на дела, противные его религиозным и политическим мнениям.

Однажды утром майор Бриджнорт, утомленный хлопотами об устройстве своих дел, отдыхал в кожаном кресле у окна, что, естественно, напомнило ему прошедшее, а также чувства, с которыми он ожидал ежедневного визита сэра Джефри, приносившего ему вести о здоровье его дочери.

– Разумеется, не было никакого греха в моей тогдашней доброте к тому человеку, – как бы подумав вслух, произнес он.

Солсгрейс, находившийся тут же, догадался, какие мысли бродят в голове его друга, ибо знал все перипетии его жизни, и проговорил:

– Мы не усматриваем из Писания, что, когда Господь повелел вранам питать Илию, скрывавшегося у потока Хорафа[104 - …когда Господь повелел вранам питать Илию, скрывавшегося у потока Хорафа… – Согласно библейской легенде, израильский пророк Илия предсказал засуху и голод, которые будут посланы в наказание за то, что Ахав под влиянием Иезавели стал служить языческим богам. От преследования Ахава Илия скрывался у потока Хорафа, где по велению Бога вороны носили ему по утрам и вечерам хлеб и мясо.], пророк ласкал нечистых птиц, которых чудо, вопреки их хищной природе, заставило ему служить.

– Быть может, это и так, – возразил Бриджнорт, – но шум их крыльев, наверное, был приятен слуху голодного пророка, как моему слуху приятен был топот копыт лошади сэра Джефри. Враны, без сомнения, впоследствии вернулись к своей природе; то же случилось и с ним. Однако постойте! – вскричал он, вздрогнув. – Я опять слышу топот копыт его коня.

Услышав конский топот, так редко раздававшийся во дворе этого молчаливого жилища, Бриджнорт и Солсгрейс очень удивились и даже приготовились было услышать какие-нибудь новые вести о притеснениях со стороны правительства, но в эту минуту старый слуга майора (простотою обращения почти не уступавший своему хозяину) без всяких церемоний ввел в комнату высокого пожилого джентльмена, чей жилет, плащ, длинные волосы и шляпа с опущенными полями и свисающими перьями обличали в нем кавалера. Он несколько принужденно, но учтиво поклонился обоим джентльменам, объявил себя сэром Джаспером Крэнборном, имеющим к мистеру Ралфу Бриджнорту из Моултрэсси-Холла поручение от своего почтенного друга сэра Джефри Певерила Пика, и добавил, что желает знать, угодно ли мистеру Бриджнорту выслушать его здесь или в каком-либо другом месте.

– Все, что сэр Джефри Певерил имеет мне сообщить, можно сказать тотчас и в присутствии моего друга, от которого я ничего не скрываю, – отвечал майор Бриджнорт.

– Присутствие любого иного друга было бы нелишне, а, напротив, весьма желательно, – после минутного колебания сказал сэр Джаспер, глядя на его преподобие Солсгрейса, – но этот джентльмен, сдается мне, принадлежит к духовному званию.

– Я не имею и не желаю иметь никаких тайн, в которые нельзя было бы посвятить духовную особу, – отвечал Бриджнорт.

– Как вам угодно, – возразил сэр Джаспер. – Насколько мне известно, вы весьма удачно избрали себе поверенного, ибо, с вашего позволения, священники ваши никогда не были против дел, о коих я намерен вступить с вами в переговоры.

– Продолжайте, сэр, – сказал майор Бриджнорт с важностью, – и, прошу вас, садитесь, если только вы не предпочитаете стоять.

– Прежде всего я должен выполнить порученное мне небольшое дело, – отвечал сэр Джаспер, приосанившись, – а уж по вашему ответу я увижу, следует или не следует мне сидеть в Моултрэсси-Холле. Мистер Бриджнорт! Сэр Джефри Певерил тщательно взвесил несчастные обстоятельства, которые в настоящее время нарушили мир между вами. Он помнит много событий в прошлом – я точно повторяю его слова, – которые побуждают его сделать все, что позволит его честь, дабы устранить вашу взаимную неприязнь, и ради этой желанной цели он намерен оказать нам такое снисхождение, какого вы, верно, не ожидали, и потому вам должно быть очень приятно о нем узнать.

– Позвольте мне вам заметить, сэр Джаспер, что в этом нет ни малейшей надобности, – сказал Бриджнорт. – Я не жаловался на сэра Джефри и не требовал от него никакого удовлетворения. Я намерен покинуть здешние места, и наши с ним дела могут не хуже нас самих уладить другие.

– Одним словом, – сказал священник, – почтенный майор Бриджнорт и так уже довольно имел дело с нечестивыми и впредь не желает ни под каким предлогом водить с ними компанию.

– Джентльмены, – с невозмутимой учтивостью поклонился им сэр Джаспер, – вы глубоко заблуждаетесь насчет смысла моего поручения, и я просил бы вас, прежде чем отвечать на мою речь, дослушать ее до конца. Надеюсь, мистер Бриджнорт, вы помните ваше письмо к леди Певерил, сокращенный список с которого находится здесь, у меня. В этом письме вы жаловались на насилие, учиненное над вами сэром Джефри, и особенно на то, что он сшиб вас с лошади в ущелье Хартли или неподалеку оттуда. Сэр Джефри весьма высокого мнения о вас и потому считает, что, если бы не большое различие между его и вашим происхождением и званием, он, конечно, как подобает джентльмену, потребовал бы суда чести, ибо это единственное достойное средство смыть нанесенное оскорбление. И посему он в этой краткой записке великодушно предлагает вам то, чего вы из скромности (ибо ваше смирение он ничему другому приписать не может) не стали от него требовать. Я также привез сведения о длине его шпаги, и, когда вы примете вызов, который я вам теперь вручаю, я готов условиться с вами насчет времени, места и прочих подробностей вашей встречи.

<< 1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 >>
На страницу:
11 из 16