Мгновения

– Тебе ведь уже передали ее Память?

Голос Мадса плавно возвращает меня назад из омута воспоминаний.

– Да, Хранители… – я рассеянно киваю, откашливаюсь, услышав, как осип голос. – Задали пару вопросов. Сразу после прощания. Представляешь, она даже умудрилась сохранить кое-какие наши старые видео!

– Ого.

Взгляд Мадса моментально загорается интересом. Профессиональным. Он ведь все-таки Архитектор, занимается алгоритмами для Мгновений. И с мамой познакомился на работе. Они вместе корпели над той самой коллекцией старых картин. Сканировали, настраивали, собирали… Мама всегда говорила, что Мадс – гений, и без него ничего бы точно не вышло.

– И ты ведь пробовал сделать из них Мгновения, да?

Я знал, что он это спросит.

– Да.

Мне становится неловко. Не хочу говорить ему, что получилось так себе.

– Но…

И все же приходится. Ведь густые брови Мадса уже сложились ту в дерзкую, яростную волну, красноречиво демонстрирующую его решительную готовность выбить ответ любой ценой.

– … хм… В общем, странно все было, нереально…

Я стараюсь выдавить из себя смущенную, утешительно-виноватую улыбку. Наверное, она смотрится совсем уж жалко на моем бледном осунувшемся лице, потому что Мадс моментально оттаивает и смягчается.

– Странно?!

Он даже кажется удивленным. Глаза чуть расширились, а темные зрачки блестят нетерпеливым любопытством.

– Угу… Может быть, это от того, что она … мама… умерла.

Моя голова сама опускается вниз, прячется, а по щекам тихой теплой струйкой сбегают соленые слезы. Я ловлю их губами, языком, облизываю по кругу мягкую сухую кожу, и несмотря ни на что чувствую, с облегчением, с упоением, их соленую сладость, которая дарит покой. Вокруг тишина.

– Юрген… Прости меня…

Жаркая, чуть липкая, подрагивающая, широкая рука Мадса медленно ложиться на плечо, сминая под собой приятную, прохладную ткань свежей одежды.

– Да, ничего.

Я нарочно усмехаюсь, отмахиваюсь, поспешно засовываю в рот уже размякший от сока остаток цельнозернового тоста, едва слышно хлюпая носом. Но Мадса не проведешь таким дешевым трюком. Его пальцы напрягаются и, сжимаясь, молча, без единого звука обхватывают пологую горизонталь моего плеча, обдав кожу живым пламенем тела, а затем исчезают, будто испарившись в воздухе.

– И вообще, надо обновить Систему…

Я бурчу, потому что чувствую себя виноватым.

– … совсем отстал от жизни. Наверняка из-за этого синхронизация сбилась… Ты ведь говорил, как важно все обновлять. Да ведь, верно?

Мадс согласно кивает. И я киваю, хотя, конечно, прекрасно знаю, что дело совсем не в прошивке или в технике, не в датчиках и проводимости. Дело в человеке, которого больше нет. Во мне: изменившемся. Марта так и сказала. Но Мадс вряд ли удовлетвориться подобным, сугубо иррациональным ответом.

– Да, ты обязательно обнови…

Он, будто успокоившись, возвращается к салату. А наш разговор вновь устремляется в привычное, обыденное русло.

– И кстати, как там дела с Мартой?…

Марта

Марта. Иногда она меня просто бесит. Вот, например, сейчас.

– Юрген, ты тут?

Ее звонкий, чуть уставший, с едва-едва проявляющейся хрипотцой голос звучит отрешенно. Да что там, она даже не повернулась, даже не вышла из Системы! А ведь я уже битый час…

– Юрген…?!

Теперь куда больше беспокойства. Изящная фигура в просторном кресле с высокой спинкой резко замирает, прервав свое плавное, естественное движение. Марта поворачивает приподнятую вверх голову с четким контуром овального подбородка, а ее тонкие недлинные аккуратные пальцы, так и оставшись чуть собранными и напряженными, в ожидании опускаются на подлокотники.

– Да тут я, тут.

Я недовольно, неохотно отзываюсь. Отмахиваясь, будто это назойливые летние мухи, от еще витающих перед глазами остатков Потоков: сиренево-желтые полосы, монохромные вереницы текста, яркие кружки реакций, образы и популярные маски. Первые мгновения реальность выглядит слишком тусклой, серой и пугающе несовершенной после сочного, залитого сплошь чистыми цветами, обволакивающего идеальной, симметричной выверенностью интерфейса Системы, но затем зрение привыкает. Пара секунд, и, принося покой, мир снова расцветает скромными, глубокими и завораживающе сложными красками.

– Пф-ф, я уж испугалась, что ты не дождался. Все. Выхожу…

Мне приятно, что ее голос искренне радостный и одновременно встревоженный, с проступающими сквозь спокойствие интонациями облегчения.

– Ага. Не отвлекайся.

Сам не верю, что говорю это, да еще и таким мягким обычным тоном без тени сарказма. Удивительно, как человек способен маскировать свои чувства. Внутри все кипит и бунтует, а голос абсолютно спокоен.

Марта делает пару взмахов руками. Тонкие абрисы ее запястий движутся кругами в застывшем воздухе рабочего пространства, отражаясь множеством искаженных копий среди зазеркалья разноцветных стеклянных перегородок. Изогнутая спинка кресла за ее прямой спиной возвышается подобно изваянию величественного трона, а из огромных окон падает мягкий свет уже перекатившегося через зенит солнца. И в конусах этих лучей, в бликах и переливах стекла, в бархатистой мягкости тканей, во всей этой вдруг наполнившийся таинственным, сосредоточенным молчанием обстановке Марта вдруг представляется мне какой-то древней, вечно юной волшебницей, искусно плетущей своими цепкими, ловкими пальцами запутанные чары из невидимой канвы мира. Локоны ее недлинных волос мерно раскачиваются в такт движениям гибкого тела, слегка задевают узкие худые плечи, открывая и тут же обволакивая плотной тенью застывшее, вытянутое лицо. Она настолько прекрасна, что на секунду у меня перехватывает дыхание, и вся злоба, обида, раздражение мгновенно испаряются, бесследно улетучиваются из сознания.

Она поворачивается и улыбается. Той самой скромно сдержанной, чуть извиняющейся, чуть задорной, манящей улыбкой, и я, даже не задумываясь, широко и искренне улыбаюсь в ответ. Где-то в стороне, на периферии чувств звучит мягкий, едва заметный сигнал уведомления Системы.

– Я отправила тебе мою работу. Посмотришь потом?

Марта, неторопливо и устало опираясь ладонями о подлокотники, встает с кресла, не отрывая взгляда от моих глаз.

– Ага, конечно.

Я киваю, тут же подскакиваю на ноги, стараясь успеть подать ей руку. И когда мы вместе выходим на улицу, попрощавшись с коллегами, которые тоже сегодня решили заглянуть на совместные часы, мир вокруг, рядом с ней, тускло меркнет.

Система

– Так, ну и что тут?

Мадс, кряхтя и вздыхая, наклоняется, медленно и с расчетом опускаясь на одно колено, отчего плотная темная ткань его брюк, растянувшись серыми переливами света и тени, вырисовывает крепкие, налитые силой, плавно изогнутые контуры мышц на бедрах и икрах. Он, прищурясь, внимательно смотрит куда-то между мной и огромными Экранами. Его взгляд рассеян, однако я знаю, это просто потому, что вместо пустого пространства перед ним сейчас, зависнув в воздухе длинной очередью страниц, парят виртуальные отчеты.

– Все нормально?