Вполоборота, на лице широкая улыбка, а глаза горят теплым, ненавязчивым восторгом, чуть затуманенным и рассеянным – это зрение еще не отвыкло от Системы.
– Привет, Марта…
Я наклоняюсь и легко касаюсь губами ее мягкой, бархатистой щеки. А затем плюхаюсь рядом на нагретую лучами солнца скамейку. Спрашиваю.
– Чем занята?
Знаю, она рада будет поделиться.
– Да, так. Понравился вид, решила сделать набросок. Вот, смотри…
Она замолкает, проходит секунда и перед глазами всплывает картинка.
– М-м-м… Круто! Правда, Марта.
– Спасибо.
Смахиваю Изображение: не потому что плохое, на самом деле просто отличное, а потому что в кое-то веки набрался смелости показать свое. Добавляю.
– Да, кстати.
Голос чуть дрожит. Я дико волнуюсь, а что если ей не понравится? Что если моя работа – полная ерунда?
Боже…
Вчера, когда после ухода Мадса на меня вдруг снизошло вдохновение, и я, стараясь не упустить момент, взялся за это Изображение, то был убежден – получилось достойно. Но теперь, особенно после такой работы Марты, пф-ф… Уверенность неизбежно истончается и тает.
Она поворачивается и смотрит прямо в глаза. Не отвертеться.
– Э-э… Не хочешь взглянуть на мою?
На ее открытом приятном лице проступает легкая тень удивленного недоумения. И отчего-то мне становится немного обидно.
– Да, конечно!
Голос будто нарочно громок. Я пересылаю и одновременно начинаю искренне сожалеть об этом.
Марта замирает. Нас обступает плотное неуклюжее молчание. По моему лбу струйкой течет липкий пот, с языка готовы сорваться оправдания, мол давно не делал ничего подобного и только вообще обновил Систему, однако слова сами собой застревают в горле, а вместо них лишь вырывается испуганное, осторожное, отдающее послезвучием тихой мольбы о понимании и снисхождении…
– И как?
– Ну-у-у… Хм…
Марта слегка кривится. Она еще рассматривает, но я уже вижу, что все…
Ужасно!
– Не плохо.
Поворачивается, плавно и медленно опускает руки на колени, закидывает согнутую ногу на скамейку, затем едва наклоняет в сторону голову, на миг неловко поджимает нижнюю губу, словно размышляя о том, что скажет, а потом, вздохнув, продолжает.
– Идея хорошая, но…
Она смотрит на меня свысока, и я не могу не замечать это. Она говорит. Но я не слушаю. В ее голосе нет ни намека на превосходство или насмешку, однако отчего-то я ощущаю их всем своим телом, будто волны инфразвука, ее чувства проникают в мои мысли, пронизывая, парализуя, раня, обижая, разочаровывая. В ушах стучит кровь, к небу подкатывается липкий, скользкий ком тошноты. И она, вдруг смутившись или, быть может, заметив мою реакцию, замолкает на полуслове.
– Юрген?
Она напугана.
– Да, Марта. Спасибо, я… я… В общем…
Я заставляю свои губы растянуться в улыбке.
– … проехали.
Причины и следствия
Передо мной яркая поверхность Экрана с двумя Изображениями, позади – успокаивающая мягкость подушек, продавленных тяжестью расслабленного тела, за отдернутыми шторами окон – приятный и тихий вечер устремившегося к закату дня, вокруг – тишина и одиночество, внутри – притупленная, но не забытая, непрощенная, едва клокочущая, подобно лаве под коркой застывшего пепла, обида. Взгляд моих напряженных глаз нетерпеливо семенит туда-сюда по Экрану.
Вших…
Да, оно определенно хорошо. Изображение Марты.
Вших…
Ну, мое чуть хуже, но-о-о…
Вших…
Что ж. Композиция супер. Эх, стоит признать, она здорово обыграла вертикали деревьев.
Вших…
Ха-х… А у меня тоже ничего! Классно вписано в квадрат. А форма…
Вших…
Ну-у, враки. Фантазирует. Где там интересно она такие тени увидела? Вот, попалась.
Вших.
Хм…
Я вздыхаю.
– Ладно…
И вообще с чего я на нее так взъелся?