К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Джонатан приводил самые обоснованные доводы, какие только можно было придумать, но, к его чести, он не пытался подначивать меня и не ставил ультиматумов. Заглядывая в будущее наметанным глазом опытного бухгалтера, он прикинул, во что нам обоим обойдется моя авантюра. Подготовка к экспедиции поглотит все мое время и внимания, не говоря уже о значительной части моих накоплений, потому что я не собиралась экономить на том, что так или иначе связано с безопасностью. И это было единственное, в чем наши взгляды полностью совпадали. Книги, блоги и документальные фильмы мало уделяют внимания тому, что означает любить близкого человека, который настаивает на своем увлечении альпинизмом, однако это мучительная проверка силы воли ваших близких. И теперь я вполне это понимаю.

Когда я отправилась к Пиппе, надеясь, что она проявит сочувствие, она сказала:

– Ви, по мне, так это просто безумие, и никак иначе. Понятное дело, твой план невероятно интересен и все такое. Но все же…

– Я так же умна, здорова и полна решимости, как любой, кто участвует в этих экспедициях.

– Не сомневаюсь, – ответила Пиппа. – Просто мне всегда казалось, что ты не из тех, кто применяет на себя образ капитана Кука. С трудом представляю, как ты совершаешь ежедневные омовения на берегу ручья. Или колотишь невесомое белье о камни.

Она затронула кое-какие практические вопросы. По правде говоря, я не относилась к любителям пеших походов, но я искренне верю в обучение в ходе работы. Мне по душе крайности, и я отлично чувствую себя как в пятизвездочном отеле, так и в двухместной палатке.

– Скалолазание – это навык, – заявила я. – Навыку можно научить, а значит, и научиться. Мне просто надо разбежаться и нырнуть солдатиком, приняв тот факт, что я кое-что не знаю, вернее, не знаю ничего.

Теперь все мое время было занято обучением, оно стало моей работой с полной занятостью. Составление расписания занятий и режима дня виде таблицы напоминало торжественный ритуал. Это был контракт, который я заключила сама с собой. Следуя расписанию, я каждое утро вылезала из постели, съедала на завтрак большую миску гранолы с черникой (эту привычку я переняла еще у бабушки), а затем отправлялась бегать по холмам Гонконга, словно Рокки Бальбоа: я быстро бегала вверх-вниз по лестницам вместо привычного пользования эскалаторами. Затем у меня была двухчасовая тренировка в спорт-зале, потом я бежала домой, проглатывала обед и бежала обратно в спортзал, где проводила вторую половину дня. Я нашла себе личного тренера, который был готов научить премудростям высокогорного альпинизма – им стал новозеландец по имени Росс Эторн, специалист по холистическому фитнесу. Он отлично наставлял меня, пока я тягала свободные веса. Основное внимание я уделяла кардиотренировкам, но также хотела убедиться, что сумею поднять свой собственный вес, когда настанет время взвалить на себя альпинистское и походное снаряжение.

После шести месяцев фанатичного следования этому расписанию мои руки стали похожи на стволы пушек Гатлинга[15 - Пушка Гатлинга, картечница Гатлинга – многоствольное скорострельное стрелковое оружие.], а икры казались отлитыми из титана. Объем стирки после таких тренировок рос день ото дня, но теперь я ощущала себя гораздо уверенней. Мы с Джонатаном обсудили финансовые вопросы и решили, что логичнее всего теперь будет предпринять тренировочное восхождение. Есть вещи, которым следует учиться по ходу дела, и ледолазание – одна из них. Я занялась маркетинговым сравнением, сопоставляя услуги различных проводников. Суть была в том, чтобы познакомиться с альпинистским снаряжением, почувствовать его и разобраться в тайнах техники ледолазания.

Я нашла курс альпинизма в крошечном городке Ванака на Западном побережье Южного острова Новой Зеландии, который расположен относительно недалеко от Гонконга. Джонатан сразу же поддержал мой план поехать туда. Подозреваю, он надеялся, что я, образно говоря, разобью себе лоб и перестану даже заговаривать об Эвересте, но я уже тогда знала, что не отступлю. Я оплатила недельный курс занятий у опытного инструктора, который должен был отвезти меня на ледник Фокса[16 - Ледник Фокса находится в Национальном парке Вестленд на Южном острове Новой Зеландии.], и, преисполнившись оптимизма, пригласила нескольких друзей составить мне компанию.

Как гласит легенда – и я обожаю ее, так что мне наплевать, правда это или нет, – Эрнест Шеклтон[17 - Сэр Эрнест Генри Шеклтон (1874–1922) – англо-ирландский исследователь Антарктиды, участник четырех антарктических экспедиций, тремя из которых командовал.], великий первооткрыватель, поместил когда-то в лондонской газете такое объявление:

«Требуются мужчины для участия в рискованном путешествии за небольшое жалованье в условиях постоянной опасности, жесточайшего холода и долгих месяцев полярной ночи. Благополучное возвращение не гарантируется. В случае успеха – почет и признание.

Спросить Эрнеста Шеклтона, Берлингтон стрит, 4».

Я разослала пародию на это сообщение горстке друзей, добавив: «Все, кто хочет научиться ледолазанию в Новой Зеландии, решайтесь сейчас или забудьте об этом навсегда. Следующая остановка – Эверест!» Тут же стали по-ступать ответы. Некоторые решили, что это шутка. Другие считали, что у меня поехала крыша как результат того, что сфера бизнеса, в которой я выстроила свою жизнь, теперь обратилась в ничто. Даже те, кто был знаком со мной достаточно хорошо, чтобы поверить на слово, отнеслись к моей затее скептически. Это ничуть не задело моих чувств. Важно озвучить свои намерения, как только мы обретаем уверенность в них, но ведь не обязательно, чтобы все остальные разделяли их. Я выучила правила. Я прочитала «Тайну»[18 - «Тайна» – книга Ронды Берн о возможности изменить судьбу (2006 года), основана на более раннем одноименном фильме и вере в закон притяжения, согласно которому осознанное мышление способно напрямую изменить жизнь человека.]. Я всегда старалась рассчитывать на позитивное отношение, но мне не требовалось ничье разрешение. Все мои лучшие друзья, в том числе и муж, – люди творческие и умные. Майя называет меня «фигурой действия, выжидающей своего часа».

Все уверяли, что будут сопутствовать мне мысленно. Пиппа со своими мальчишками планировали отслеживать мое продвижение по леднику Фокса с помощью бумажных карт и стикеров со смайликами. Мне показалась вполне разумной мысль устроить в Kee Club небольшую прощальную вечеринку, ведь именно в этом баре все началось полгода назад. Очень важно и торжественно, вроде и в шутку, но совершенно серьезно, каждый из собравшихся подарил мне по талисману. Пиппа вручила маленькую серебряную подвеску с символом мантры «ом».

– Она олицетворяет весь мир и все, что в нем, – пояснила она. – И она будет напоминать тебе, что надо дышать.

Майя подарила мне ангелочка с распахнутыми крыль-ями, а моя подруга Брайди – ирландское кладдахское кольцо. Джонатан положил мне на ладонь медальон «Святой Христофор, покровитель путешественников». Я подвесила подарки на длинную цепочку-колье, на которой ношу бабушкино обручальное колечко, до того махонькое, что оно не налезает мне даже на мизинец. Мне предстояло носить этот диковинную связку амулетов на протяжении следующего десятилетия, в каждой экспедиции, большой или маленькой. И всякий раз я что-то добавляла к ним, ничего не убирая, практиковала, так сказать, сложение, а не вычитание.

Глава 3

Ни о чем не тревожься, и станешь великим – никто никогда не говорил ничего подобного.

    Микаэла Шиффрин, американская горнолыжница, олимпийская чемпионка

Ледник Фокса – ледяная река, питаемая дождями и снегом, которые приносят в горы ветры, дующие с «ревущих сороковых»[19 - «Ревущие сороковые» – название, данное моряками океаническим пространствам между 40° и 50° ю. ш. в Южном полушарии Земли, где дуют сильные и устойчивые западные ветры, вызывающие частые штормы.]. Я улыбнулась, размышляя, что мне самой уже хорошо за сорок, и этот возраст некоторые наверняка сочтут мало подходящим для начала занятий альпинизмом. Марк Седон, голубоглазый новозеландец, который стал моим инструктором по альпинизму, придерживался другого мнения.

– Нет, подруга, это твой выбор, – сказал он, пристегивая кошки к подошвам ботинок. – Никто себя по-настоящему не знает, пока не доживет до середины жизни.

Мне нравилась его непринужденная манера высказываться, его новозеландский акцент, но больше всего я ценила то, сколько он знал о леднике и как охотно делился своим опытом, обучая меня и не заставляя при этом чувствовать себя глупой. Марк был проводником, состоящим в IFMGA (Международной федерации ассоциаций горных проводников), а это означало, что он имеет сертификаты для работы проводником во всех трех дисциплинах: скалолазание, высокогорный альпинизм и лыжный спорт. В обстановке корпоративного обучения или визита IT-специалиста, если кто-то ощущает необходимость подчеркнуть свой опыт с помощью тайного жаргона или рекламирует свое ноу-хау в контексте чужого не-ноу-хау, временами чувствуешь неуверенность, которая затрудняет веру в реальные навыки человека. Но с Майком такого не было.

Мой первый день на леднике мы с Марком начали с нуля: надели кошки, обвязки, пристегнулись к веревке, и началось наше путешествие по леднику. Вновь и вновь Марк заставлял меня подниматься и спускаться по одной и той же стене голубоватого льда. Стоило только ему увидеть, что я отвлеклась или пытаюсь схалтурить, или вообще подметить какую-нибудь ошибку, как он тут же окликал меня, указывал на промах и заставлял делать все заново. В конце дня он приготовил очень приличный походный ужин: у проводников это всегда отлично получается. Марк рассказывал мне о своей жене и занятиях альпинизмом, а я ему – о Джонатане, о своей прежней работе и стремлении побывать на Эвересте. Он сам был альпинистом и готов был, скорее, удивиться не моему желанию отправиться на туда, а тому, что кто-то считает это неинтересным. Я побрела в нашу хижину, чтобы заснуть спокойным сном человека, который физически истощен, но доволен проделанной за день работой. Я впервые ночевала в одном помещении с малознакомым человеком, но быстро усвоила этикет: надо аккуратно складывать свое снаряжение, стараться соблюдать те же правила приличия, что и твой сосед, и не обращать внимания на любые звуки, которые может издавать тело, поскольку это свидетельствует о том, что организм перестраивается и акклиматизируется. Еще до восхода солнца меня разбудил визг большущих оливково-зеленых попугаев, они кружили вокруг хижины, выискивая отбросы и производя впечатляющий шум.

– Это кеа, – пояснил Марк. – Они очень любопытные, но, если увидят тебя с чем-то съестным в руках, берегись. Они настроены решительно.

– Значит, мы с ними похожи, – ответила я.

– Давай, шевелись. Сегодня мы проложим новую тропу вверх по кулуару.

Мы пошли вверх, на широкий бело-голубой язык ледника. Водопады наполняли глубокие промоины холодной, чистой водой, смутно отдававшей железом и свежим снегом, напоминая мне о заснеженных берегах озера Сент-Клер в штате Мичиган, где я выросла.

Каждая зима моего детства была сплошной серой пеленой мокрого снега, града и снежных бурь, которые я особенно любила, потому что в такие дни отец брал меня с собой на подледную рыбалку. Он тащил свое самодельное укрытие от снега на санях, и я, не задумываясь, следовала за ним по замерзшему озеру к аэросаням. Они с ревом оживали, приводимые в движение маленьким самолетным мотором. Когда мы находили подходящее место, я ждала на морозе и ветру, пока отец бурил бело-голубой лед, и проходила, казалось, целая вечность, пока не появлялся идеальный квадрат. Потом он ставил укрытие над прорубью, и мы усаживались на перевернутые ведра. Время от времени я замечала под поверхностью серебристую вспышку щуки или судака, и у меня перехватывало дыхание, но не успевала я взвизгнуть или сказать хоть слово, как отец поднимал руку: «Ш-ш-ш».

С точностью гремучей змеи он ударял острогой в воду и вытаскивал раненого судака. Я держала большое ведро, пока он освобождал окровавленную острогу и снова устраивался рядом с прорубью. Иногда я вставала и бродила по замерзшему озеру, подбирала дохлых угрей и находила другие интересности, которые можно было бы принести в школу, чтобы показать друзьям, но по большей части мы часами сидели в тишине и пустоте, только отец и я, уставившись в прорубь. Я помню, каким толстым бывал лед. Обогреватель, который поддерживал тепло в укрытии, ни на йоту не растапливал поверхность замерзшей воды. Лед всегда удерживал нас. Он отделял нас от темной воды, в толще которой мне представлялись кораблекрушения, утонувшие моряки и затопленные машины старых гангстеров.