Тритоновы очки. Сказки

Пробегавший мимо хорёк с насмешкой посмотрел на Паука и испустил в его сторону такое зловоние, что Анфир, не выдержав, отвернулся.

«Я такой же цветок, как сотни других, – размышлял Анфир. – Почему же именно я всегда оказываюсь в центре событий? Почему вокруг меня и во мне самом кипят такие страсти? Наверное, я считаю себя лучше других: раз выше всех, значит, усерднее всех тянусь к солнцу. Но ведь солнце светит для всех одинаково, как же я могу быть лучше других?»

И ещё понял Анфир, что если он кому-то и светит, то лишь потому, что является проводником солнечного света. Надо стараться, независимо от внешних обстоятельств и внутренних переживаний, быть всегда в контакте с солнцем. И не мешать солнцу светить через нас другим.

Окружающие тянулись к нему, потому что чувствовали этот солнечный свет.

И каждый, кто тянулся к высокому необычному цветку, что-то приобретал и изменялся к лучшему.

А издалека казалось, что на краю поля просто растёт яркий высокий цветок.

Сверчок

Жил на свете Сверчок.

У него была маленькая ореховая скрипка, которая висела над его кроватью. Время от времени он брал её в руки, начинал что-то наигрывать, но быстро прекращал, поскольку считал себя неспособным. Он очень любил музыку – особенно ту, которая неведомым образом порой начинала звучать в его сверчковой душе.

Когда он был маленьким, его, как и всех других сверчков, учили скрипичной премудрости. Но, в отличие от собратьев, он никогда не мог повторить того, что от него требовали учителя. Это их сначала удивляло, ведь все сверчки – скрипачи от природы, потом стало раздражать. Юный Сверчок иногда пытался изобразить что-то своё, но из-за неумения играть у него ничего не получалось. В конце концов преподаватели отказались от занятий с ним.

Так и остался Сверчок неучем.

Повесил скрипочку над кроватью и стал заниматься домашними делами.

Не всем же на скрипках играть!

Он колол дрова и топил печку, носил воду и разгребал перед домом снег. Это устраивало всех, потому что домочадцы были заняты своими серьёзными делами. Отец играл на скрипке в оркестре и возвращался вечером домой усталый. Мать сновала по магазинам, обеспечивая семью пропитанием и всем необходимым. Бабушка в основном сидела дома, но тоже не теряла активности. Она с неувядающим интересом обсуждала по телефону с подругами-пенсионерками музыкальные новости: где какие прошли концерты, кто как сыграл и кто что об этом думает. Сестра ходила в школу и обучалась музыке. Пока что у неё получалось…

Иногда наш Сверчок грустил оттого, что не умеет играть на скрипке, но утешался тем, что музыка звучит внутри него. Это случалось в краткие минуты свободы – свободы не только от дел, но и от всех попечений, которые постоянно заполняли его сознание. В такие минуты музыка звучала внутри него так настойчиво, что он в порыве самозабвенной радости брал свою ореховую скрипочку и начинал играть.

Первые аккорды были точны и красивы, скрипка исторгала музыку, звучащую в душе Сверчка…

– Получается, – восклицала бабушка. – Как красиво у тебя получается!..

Но стоило ему самому так подумать: «Получается!» – как скрипка начинала жутко фальшивить. Смычок нервно дёргался, касаясь струн невпопад, инструмент издавал отдельные, не складывающиеся в мелодию звуки.

Ах, эта бабушка! Эта вездесущая бабушка!..

Это она губила музыку.

– Так хорошо у тебя получалось! – вещала не ведавшая о своей роковой роли бабушка. – Если бы ты так всегда играл, то непременно стал бы знаменитостью.

Сверчку не хотелось печалиться о спугнутой музыке, ведь этим её не вернёшь. И на бабушку сердиться не хотелось. Он начинал воображать себя знаменитостью: виртуозная игра на скрипке, рукоплескания переполненных залов, поездки по всему миру…

Но какое отношение всё это имеет к музыке?

Настоящей музыке?!

Сверчку с большими усилиями удавалось вернуть себя к действительности. Он вешал скрипку на место и возвращался к своим делам.

День Сверчка проходил довольно однообразно.

С утра нужно было расчистить от снега дорожки, принести воды, затопить печь. Иногда, если ночью не было сильного снегопада, Сверчок исполнял всё быстро и легко освобождался от дневных забот.

Домочадцы по очереди исчезали из дома. Если и бабушка уходила навестить какую-нибудь больную приятельницу, то ему предстояло сладостное одиночество. Сверчок ждал момента, когда последний раз хлопнет входная дверь и в доме всё утихнет. Ждал этого момента не ради покоя: он надеялся, что в его душе снова зазвучит музыка. Он будет слушать её и наслаждаться!

И, может быть, даже сыграет её на скрипке…

Нет, об этом лучше не думать! Ведь если думать о том, как нужно играть, то сразу лезут мысли и о том, как его будут слушать. И тогда опять в голове – мировая слава, аплодисменты, автографы…

А в душе – пустота.

– Завтрак на столе, – мимоходом замечала мать, нанося перед зеркалом последние штрихи макияжа.

Вскоре слышались удалявшиеся шаги и стук входной двери.

В доме воцарялась тишина.

Сверчок был убеждён, что только в полной тишине может родиться настоящий, не фальшивый звук. И вот – долгожданная тишина!.. «Завтрак на столе», – раздавалось в голове эхо материнских слов. Надо бы позавтракать.

Мысли Сверчка начинали путаться: желание услышать музыку сменялось желанием поесть. Он пытался отогнать мысли о еде, но после недолгой безуспешной борьбы с ними понимал, что никакой музыки ему не дождаться.

Сверчок шёл на кухню, с аппетитом завтракал, мыл посуду, оставшуюся после всех домочадцев, и возвращался к себе за печку.

Ему было тепло и уютно. На душе, как и в доме, царила тишина. Но Сверчок чувствовал, что это совсем не та тишина, среди которой может зародиться музыка. А что поделать?! Сегодня ему удалось не думать о мировой славе и успехе, но победил желудок.

Сверчок думал, что как-нибудь в другой раз он будет более стойким и укротит свой аппетит.

Тогда, может быть, он услышит музыку…

Днём возвращалась из школы сестра. Она обедала, доставала свою скрипку и садилась за пюпитр. Открывала ноты, настраивала инструмент. Скоро ей предстояло сдавать выпускные экзамены, и она не теряла ни минуты. Через два часа однообразного пиликанья сестра откладывала скрипку и делала перерыв.

– Как мне всё надоело! – вздыхала она. – Всё беспросветно и тоскливо… Уж если ты родился сверчком, то хоть убейся – ничего в своей жизни, кроме скрипки, тебе не суждено увидеть! Даже если повезёт и возьмут в оркестр, даже если поедешь на гастроли – всё равно везде одно и то же: утром – репетиция, вечером – концерт… И так каждый день! Всю жизнь!.. Уехать бы, что ли, куда…

Она жаловалась сама себе и не ждала поддержки от брата. Сверчок же был в чём-то согласен с сестрой. Действительно, лучше совсем не играть, чем так мучиться. Лучше всё бросить и быть независимым от этой капризной скрипки, чем изнывать от каторги бесконечных зазубриваний.

Он был бы согласен полностью, если бы сам мог быть независимым. Но он постоянно думал о скрипке, о музыке…

Сверчок не замечал, как ему передавалось настроение сестры. Всё в жизни становилось серым, бессмысленным, безрадостным. В такие минуты он был уверен, что ему никогда больше не услышать в себе настоящей музыки.