Отец сидел за столом у окна и дымил трубкой. Перед ним были разложены детали для новой куклы. Когда вошла Ирис, Финеас вздрогнул и уронил шестеренку.
– Что случилось? – воскликнул он мигом поняв, что дело неладно.
– Рикардо нашел меня, – Ирис устало опустилась на стул, рядышком аккуратно посадила Клодину. Вздохнула, оперлась локтями о стол, прижала пальцы к гудевшим вискам.
– Ты не пострадала? – спросил отец хриплым от чувства вины голосом. – Они тебя не тронули?
– Нет. Забрали выручку, уничтожили навес и Фифи. Остальных кукол пришлось бросить. Как и тележку.
Отец медленно отложил трубку, расправил рукава.
– Прости, – прошептал он, пряча глаза. – Я закончил расчеты для новой модели игры. На этот раз она сработает! Завтра пойду в «Золотой туз» и отыграюсь. Мы выплатим долг, обещаю! Мне лишь нужно сто кронодоров для начальной ставки…
– Нет! – Ирис грохнула кулаком по столу. – Не смей прикасаться к картам!
Отец испуганно замолчал. Ирис смотрела на него с гневом и жалостью.
Как непохож стал ее отец на профессора Финеаса Диля, кем он был десять лет назад!
Некогда знаменитый математик и талантливый поэт превратился в забулдыгу. Щеки заросли седой щетиной, волосы сальные, давно нестриженные. Но синие глаза по-прежнему горят азартным огнем.
Именно азарт и легкомыслие профессора Диля были виноваты в его нынешнем положении. Десять лет назад он купил на все сбережения акции треста, который оказался проектом мошенников.
Проект схлопнулся, учредитель бежал с деньгами, вкладчики обнищали за одну ночь. Профессор Диль получил нервный срыв, после которого не смог вернуться на кафедру.
И тогда он решил поправить положение картами. Он разработал математическую модель игры, рассчитывая, что с ее помощью сможет сорвать куш. Но он сел за стол казино с шулерами, и лишился не только денег, но и спокойной жизни.
Профессор Диль опустился на дно и потянул за собой дочь, которой тогда исполнилось семнадцать. Ей пришлось бросить школу, чтобы позаботиться об отце.
Уличной артисткой Ирис стала благодаря случайности. Девять лет назад, чтобы свести концы с концами, она устроилась работать сиделкой к маэстро Мантейфелю.
Маэстро был немолод, но весьма бодр, а к креслу оказался прикован в результате несчастного случая в цирке. Он поскользнулся на банановой кожуре, которую швырнула ему под ноги дрессированная, но невоспитанная обезьяна, и сломал лодыжку.
Когда Ирис впервые вошла в квартиру маэстро, на миг подумала, что попала в сказочную пещеру.
Здесь жили механические куклы. Они свисали с потолка, сидели на диване и за столом, улыбались визитерам с полок.
В шляпах на полках прятались кролики, из сигарного ящика выскакивал чертик на пружинке. На полу лежали стопки книг о фокусах древних жрецов, с помощью которых они творили непостижимые чудеса и дурачили простаков.
Маэстро Мантейфель оказался именитым артистом. Он носил титул Верховного Пупенмейстера, который цирковая братия дает кукловодам, чей талант так велик, что схож с колдовством.
Он умел мастерить любые виды цирковых и эстрадных кукол, владел престидижитацией, чревовещанием и игрой на двадцати музыкальных инструментах.
Маэстро мог оживить все что угодно. В его ловких руках ложки превращались в придворных дам, а стаканы – в рыцарей; он заставлял чайник петь, а блюдца – танцевать.
Изнемогая от скуки во время вынужденного безделья, маэстро Мантейфель научил Ирис основам своего мастерства. А когда Ирис привела к нему отца, маэстро поделился с ним секретами создания механических кукол. Но и сам узнал много нового – профессор Диль был неплохим инженером-самоучкой.
Маэстро вернулся на сцену через два месяца, цирк уехал, а Ирис и Финеас стали зарабатывать на хлеб, давая уличные представления.
Жизнь была сносной и даже порой счастливой, если бы не долги Финеаса и его вечное стремление вернуться за карточный стол.
Ирис не всегда удавалось уследить за отцом. В прошлом году он опять попал в руки шулеров. Они обобрали его начисто, а хуже всего – их бандой руководил Картавый Рик.
Ирис и Финеас сидели молча, не зажигая лампы.
– Давай поужинаем, – предложил отец. – Утро вечера мудреней. Завтра и решим, что делать. Все образуется, вот увидишь!
– Конечно, – улыбнулась Ирис, хотя не верила, что все изменится как по волшебству. Ей предстояла тяжелая ночь, полная мрачных мыслей.
Она встала и взяла жакет.
– Схожу в лавку на углу, куплю печеной картошки.
В дверь постучали, Ирис замерла, прижимая жакет к груди. Отец вскочил.
– Кто там? – спросил он встревоженным голосом.
– Это я, господин Диль! Принесла вам почту!
В комнату вошла квартирная хозяйка госпожа Пфорр и кокетливо улыбнулась.
– Проходила мимо почты и заодно забрала ваши письма. Вот они!
– Благодарю вас, – отец принял из ее рук пачку.
– Не желаете ли заглянуть ко мне на чашечку чая? – продолжала щебетать хозяйка, поправляя подкрашенные синькой букли. Господин Диль ей нравился. Она не раз намекала, что не против свести с жильцом близкую дружбу и сделать из него человека.
– Возможно, позднее, госпожа Пфорр. Спасибо! – отец ловко выпроводил хозяйку.
Ирис перебирала письма.
Рекламный каталог. Письмо из ссудной лавки с напоминанием о задолженности. Счет из больницы. Открытка от старой школьной подруги, с которой Ирис не виделась уже десять лет.
И еще одно письмо… Ирис с удивлением покрутила белоснежный конверт, на котором красивым размашистым почерком было написано ее имя.
– Госпоже Ирис Диль, квартал «Доки», Сен-Лютерна, – прочитала она вслух. – От какого-то барона Гвидобальдо цу Герике из усадьбы «Черный дуб», Альсинген, близ Шваленберга. Никогда о таком не слышала. Наверное, ошибка.
Отец издал сдавленный звук.
– Ты его знаешь? – удивилась Ирис. – Но почему этот барон пишет мне?
– Ирис… дай сюда…
Отец протянул дрожащую руку к конверту, однако Ирис уже развернула лист плотной бумаги и пробежала глазами ровные строчки.
– Что за чушь?! – возмутилась она. Ее сердце билось все сильнее, кровь прилила к щекам.
Ее хотят разыграть?!