– Угадай с одного раза! А тебе сколько лет?
– Тебе уже 5 лет, совсем большой мальчик. Мне 25 лет.
– А моей маме 24 года, ты ее старше на год. А папа старше мамы на 4 года, папе 28 лет. А еще я тоже пою, как и ты, только у меня плохо получается.
– Почему же плохо? Мама слышала, как ты поешь? – вопросительно развел руками Билл.
– Нет, моя мама не слышала. Зато слышал папа, и ему очень понравилось. Я сам придумал песню и написал ее. Я хочу маме ее как-нибудь спеть, да все что-то не получается. Мама все занята работой, – без остановки болтал Энтони, раскачивая ножками.
– Солнышко, не пачкай мои колготки, пожалуйста, – попросила я и посмотрела на Билла.
– Ой, я забыл спросить, как тебя зовут?
– Меня зовут Билл. А еще у меня есть брат-близнец Том.
– Вау, это наверное классно – иметь брата! Я тоже хочу братика, но мама не хочет…
Так, эти двое сейчас начнут обсуждать марку моего любимого шоколада и то, что я обожаю смотреть ужастики на ночь. Надо заканчивать этот разговор, не хватало, чтобы Энтони привязался к Каулитцу.
– Мальчики, нам уже пора. Энтони, пойдем, поговорим с папой.
– Мамочка, ну дай я еще мишку покажу, и пойдем. Смотри, его тоже Билл зовут. Мне очень нравится это имя, я знаю вашу группу, и слышал, как ты поешь, поэтому мишка назван в честь тебя, – хихикнул сын, хитро улыбаясь и протягивая собеседнику игрушку. Билл взял мишку и отвернулся.
– Красивый медвежонок, – наконец-то проговорил он, отдавая Энтони своего тезку.
– Спасибо. Я еще скажу тебе кое-что, и мы с мамой пойдем, иначе она будет меня ругать.
– Ну что ты, Тони, я тебя не часто ругаю, – ответила я, вставая с лавочки и беря сынишку за руку. – Надо мне просто сейчас твоего папочку найти, вот и все.
– Ты знаешь, когда я впервые увидел ваш клип по видео, я подумал, что ты тетя. Ты такой красивый, прямо как моя мама. Ну ладно, мы пойдем, пока, приходи в гости.
Тот фыркнул от неожиданности и все шампанское, которое он на тот момент отпил, выпрыснулось. На белой футболки остались темные капли, и Билл удивленно захлопал ресницами, смотря, как я помахала ему рукой и пошла искать Эдварда.
– Тетя, у тебя тушь потекла, решила всплакнуть? – язвительно отпустила я фразочку вслед, обернувшись.
– Да, что-то расчувствовалась! – Билл взмахнул руками, забыв, что держит в руках еще полный фужер с шампанским…
Я торжествующе захихикала и не заметила, как врезалась в чей-то пиджак, пахнущий бергамотом, оказалось, что это был Эдвард. Он шел с какой-то брюнеткой под руку, эта дамочка была совсем безвкусно одета, ее застиранные джинсы ужасно смотрелись с голубым атласным топом, на ноги эта принцесса решила надеть черные босоножки. Фу, какой ужас! Эдвард проговорил:
– Дорогая, познакомься, это журналистка «Berlin Times», Стелла Симонз.
– Очень приятно, Кристен – процедила я, поглаживая Энтони по голове.
– Тони, познакомься с тетей, а мы с мамой пока поговорим.
– Отлично, папочка, – кивнул общительный Энтони и сел с «тетей» на лавочку.
Эдвард взял меня за руку и зашел за угол, там совсем не было людей. Я прижалась к мужу, преданно смотря ему в глаза и поглаживая шею. Эх, размечталась… Но муж отдернул мою руку, отодвинулся и сердито сказал:
– Почему ты пристаешь ко мне?
– Как, ну мы же помирились, милый…
– Ты что, совсем ничего не понимаешь? Я с тобой не мирился, а то, что я тебя обнял на входе, ничего не значит. Я стараюсь себя вести так, как ни в чем не бывало, мне не нужно, чтобы Энтони знал о нашей ссоре. Запомни это.
В глазах защипало, я отвернулась, чтобы Эдвард не видел моих слез. Тушь растеклась, а я себя корила за такую овечью наивность и доверчивость. «Дура ты, Кристен, ты ему побоку, лишь бы сын был спокоен» – говорила я себе, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
– Ну что я тебе сделала такого, разве я тебе изменяла? – резко развернулась я, задев Эдварда клатчем.– Той ночью я действительно заработалась, можешь спросить у Энтони.
Не надо меня игнорировать и мои теплые чувства к тебе. Ты же знаешь, как мне нелегко бывает временами, работа, работа…
Но мои слова разбивались о глухую стену непонимания, Эдвард был непроницаем, его лицо не выражало никаких эмоций. Пожав плечами, он направился к Стелле и, взяв Энтони за ручку, пошел давать очередное интервью. Я снова заплакала и села на корточки, прислонившись к стене. Почему он так себя ведет? Его как будто подменили, мой Эдвард никогда не был таким сухим, холодным и черствым. Он всегда прощал меня, но теперь я его не узнаю, он совсем не хочет со мной общаться. В этой ситуации Эдвард не прав, я не изменяла ему, но он по-прежнему не хочет ничего об этом слышать. Как же мне жаль! Мои рыдания прервал звонок.
– Алло, – хлюпая носом, ответила я.
– Кристен, мы тут уже устали тусоваться, можно, мы по домам поедем? – взмолился Джаред, нам ритм-гитарист, курчавый брюнет.
– Да, конечно, едьте, но не забывайте, что завтра я жду вас и ваши гениальные идеи в 2 часа в студии, ладно?
– Мы помним. Пока, Кристен, спасибо, что вывела нас на тусовку. Здесь было круто, хоть и скучновато. Зато нас пофоткали и задали парочку тупых вопросов, завтра расскажем, каких.
– Отлично, мои любимые. До встречи.
– Пока. Я положила трубку, подправила макияж и попыталась улыбнуться. Все хорошо, сейчас только поиздеваюсь над Каулитцем и поеду домой. За неделю я все решу, все будет лучше, чем сейчас, Эдвард приедет ко мне, а с сыном я смогу видеться. Не вешай нос, Кристен, хорошее настроение к тебе вернется. Я вышла и наткнулась на парня с дредами, в широких штанах и дурацкой черной футболке.
– Извините, пожалуйста.
– Да не стоит извинений.
Я подняла глаза и увидела перед собой Тома Каулитца.
– Томми!
– Крис!
Мы обнялись и присели. Брат Билла не сдержал оценивающего взгляда, на что я ему ответила фразой:
– Опять за старое?
– Что, посмотреть на тебя уже нельзя? Ох, я видел твоего мужа, сочувствую, дорогая. Он такой злой на вид.
– И на характер… – тихо пробормотала я, уставившись в пол.
– Что ты там бубнишь?
– Да нет, ничего. Как твои дела, Том? Не виделись сто лет с тобой! Так рада тебя видеть, ты не представляешь. Рассказывай, как дела у группы?
– А ты все еще та болтунья, Кристен. Да все потихоньку, вот девушку себе найти не могу, а ведь так хочется любви… В мои-то годы…