Древние города

Люк оглянулся и вдруг приблизился и прижал Мэй к себе. Крепко и жарко. Прошептал, пряча сквозящую горечь в голосе:

– Прости, Мэй. Прости, пожалуйста…

Мэй не отвечала, но тут и не было ответа. Что она могла сказать? Разве словами вернешь умерших?

– Ты меня тоже прости, Люк. Это же наши… Это все сделали наши…

– А до этого нападали мы. Правых нет, все виноваты…

Мэй обхватила руками его шею и поцеловала в губы. Это был первый поцелуй, который она начала сама. Первый раз она сама поцеловала Люка.

Захотелось закричать. Захотелось бить по чему-нибудь или по кому-нибудь. С силой, с яростью.

Не так хотел Люк строить отношения с Мэй, не так хотел целоваться. Они мечтали о вечерах на острове, о костре, о реке, о фруктах. Вот тогда они бы целовались, жарко и страстно. Но не сейчас, не теперь. Не с песком на губах и черным пепелищем в сердце…

Будь она проклята, эта война!

Люк отстранился и глухо сказал:

– Нас ждут большие беды, Мэй. Тебе и моим сестрам надо спрятаться. Отцы клана Мигайев правильно сказали о пророчествах. Белые Цемуки уже появились. И появилась ты. О тебе тоже было предсказание, правда, до конца его не смогли прочесть. На стене в Храме Живого металла.

– Почему не смогли прочесть до конца?

– Потому что не все знаки мы помним. Утратили старые знания. Но может, однажды ты прочтешь нам все, что начертано на стенах Храма Живого металла.

– Если я туда попаду.

– Попадешь. Возможно, новых драконов будут выводить уже этой ночью. Если только не будет нападения.

2

Мэй не дрогнула и не отвернулась, когда Люк метким выстрелом в лоб завалил здоровенную самку-мьёка. Светловолосая была рядом, пока он вместе с младшим братом сливал кровь, снимал шкуру, вытаскивал внутренности и сжигал их на огне. У мьёков ели только мясо. Потроха сжигали, это считалось «гадким мясом». Почему – сейчас уже мало кто из Всадников мог объяснить. Старое правило, сохранившееся с древних времен.

Да и не нужны были эти потроха. Мяса было столько, что Люк, щедро пересыпав солью и терпкими приправами, набил им пять больших кувшинов. Здоровенную шкуру он еще раз зачистил специальными скребками и растянул сушиться на длинных палках. Через сутки ее можно будет замочить в особом растворе, а после еще раз вычистить и растянуть для окончательной сушки. Потом уже мать вычешет шерсть, скроит квадратное одеяло и обработает края цветными нитками.

Мэй только наблюдала. Сказала, что работа трудоемкая и долгая, – и больше ничего.

Но зато после несколько дней обработки шкура станет меховым одеялом, согревающим в ветреную ночь. Такое одеяло служит долго и незаменимо во время долгих ночевок около мьёков.

Уже когда были погружены кувшины с мясом и зарыты в песок остатки костра, раздался низкий рев одной из самочек. Люк кинулся к отдельным загонам, глянул и вернулся.

– Начались роды. Теперь их лучше не беспокоить, иначе они сильно нервничают.

Остальных мьёков загнали в пещеру. Там было темно, и это раздражало животных. Ничего, придется этим большеголовым малость потерпеть, пока не утрясется с клятой войной…

Каменная пластина с тихим стуком закрыла пещеру, последний раз скрипнуло опускающее колесо, и Люк взлетел в драконье седло.

Бросились в глаза ладони Мэй с въевшимся травяным соком – она сегодня рвала траву не меньше других. Люк положил руку на шею Енси и нечаянно дотронулся пальцами до руки Мэй. На самом деле ему хотелось обнять светловолосую и уже не выпускать. Хотелось чувствовать ее кудряшки на своих щеках, ее дыхание, слышать ее голос совсем близко, совсем рядом. Но впереди было еще немало дел, и Люк хлопнул дракона, приказывая ему возвращаться к Костровой Башне.

– Погнали! – с готовностью прокричал за спиной Жак. Между тем Светило окончательно освободилось от Буймиша и теперь заливало прощальным пурпуром оранжевые, потемневшие пески. Все горело в огне гнева и отчаяния. Пустыня пылала в последних лучах, и Люку приходилось щуриться, иначе яростные лучи слепили глаза.

Скоро оказались над опустевшими палатками семьи, над погасшей печью и осиротевшим общим столом. Теперь никто уже не мог знать, когда семья Люка сможет вернуться в свой дом, когда эти палатки опять наполнятся детскими голосами. А может быть, уже к утру палаток и вовсе не останется.

Потому растянутая на просушку шкура мьёка будет как нельзя кстати.

Люк посадил дракона около родного гнезда и велел Мэй и Жаку прихватить как можно больше одеял и покрывал.

– И подушки тоже берите. А твой рюкзак, Мэй, с драконьей платой и так с нами. И пусть будет с нами всегда.

Ночь они проведут в Костровой Башне. И следующую тоже наверняка. Так что лучше устроиться с комфортом, в тепле и уюте. Чтобы и малышки не на холодном камне сидели, а на удобных подушках и одеялах. Люк даже прихватил их нехитрые игрушки – тряпичные куклы и разноцветные лоскутки. Пусть хоть немного поиграют, авось ужас войны и забудется. Дети ведь все-таки…

И вот нагруженный Енси снова поднялся в небо. Оставалось совсем недалеко, и тут у Люка родилась довольно здравая мысль. А что, если заставить Енси подняться как можно выше и долететь до Вурногов? И посмотреть, что там делают клятые Городские? Это не так далеко, как кажется, всего лишь за два горных отрога. Если быть на достаточной высоте, то пангусы могут даже и не заметить.

Главное, вовремя убраться оттуда. Так и надо сделать.

Люк хлопнул по шее Енси и приказал подниматься вверх. Как можно выше и как можно быстрее.

3

– Ты рискуешь и очень сильно. – Мэй разгадала его маневр без труда.

Может, потому, что и сама думала о том же.

– Только один круг – и все. Один круг – и убираемся. На высоте. Зато будем знать, что у них творится…

– Возможно, ваши уже слетали и все знают.

– Возможно. Если у них нашлось достаточно времени и свободных машин. Не забывай, часть драконов пострадала. А вода и еда нужна всем, не только нашей семье.

– То есть ты думаешь, что никто не нашел времени для разведки?

– Я могу ошибаться. Но мы это сделаем.

Мэй только кивнула в ответ и вытянулась вперед, поглаживая чешую дракона.

Его Мэй – храбрая девочка, и она не спорит. Если надо делать – она делает. Если надо лететь – она летит. В этом вся Мэй, и так было всегда.

Светило почти опустилось к барханам, когда внизу промелькнули острые вершины скал и сразу за ними показались остатки разрушенной Башни Успокоения. Два ее узких зубца, поднимающихся над крышей, превратились в жалкие обломки, в верхнем уровне зияла здоровенная дыра, черные узкие окна казались пустыми и пугающими.

Выход из башни был тщательно расчищен от песка, а на проглядывающей скале стоял ряд странных высоких фигур. Лучи Светила отскакивали от их серых сверкающих тел и разливали в воздухе странное красное свечение. Будто сам воздух был наполнен кровью.

Длинные руки фигур доходили почти до колен, а на гладких головах не было и намека на волосы.

Они были роботами, эти блестящие высокие фигуры. И они подчинялись Городским. Ровными рядами роботы выходили из Башни Успокоения и строились, строились на песке, чуть дальше от входа.

– Что это такое? – прокричал за спиной Жак.

– Я знаю, что это, – с потрясающим спокойствием проговорила Мэй. – Я догадываюсь. Это леки, которых напоили Живым металлом и которые стали большими роботами. Вот для чего предназначались наши леки! Они должны были стать роботами-убийцами. Или роботами-работниками. Что прикажут хозяева, то они будут делать.