Ангелы не осуждают.

Спускались с трудом – ноги скользили по размокшей земле, опереться и зацепиться не за что. Помогая друг другу, ругаясь в голос, вытирая текущие по лицу струйки, путники торопились в столь желанное тепло. Их, конечно, могли не пустить ни в один дом. Кому нужны чужие, неизвестно откуда пришедшие люди? Но сейчас это волновало меньше всего. Бегом от дождя! Бегом от страхов потеряться навсегда! Бегом к обычной, тривиальной, скучной жизни!

Спустившись и подойдя поближе к деревушке, Настасья с Толей увидели, что больше половины домов имеют нежилой вид. Покосившиеся крыши, частично разрушенные упавшие заборчики, некошеные и заросшие бурьяном огороды.

– Куда напросимся на постой? – приуныл Толя, рассматривая нерадостную картину.

– Где тепло и, надеюсь, сухо, – Настасья указала на аккуратный деревянный домик, из трубы которого радостно, густо вылил дым.

Толя пожал плечами. Неужели изнуряющее, тягостное путешествие скоро закончится?

Путники робко подошли к выкрашенному в коричневый цвет, невысокому, дощатому крылечку, сверху покрытому шиферным козырьком. Быстренько поднявшись и укрывшись от дождя, Настасья негромко постучала в тяжелую дверь, оббитую по-старинке черным дерматином.

– Хозяева! Здравствуйте! Есть, кто дома? – крикнула Настасья.

И тут же, будто их ждали, открылась дверь. На пороге показалась бабушка. Бабушка словно списанная с деревенских картин – маленькая, сухонькая, чистенькая, в цветастой косынке, простом добротном шерстяном платье, вышитым «гладью» льняном переднике, обутая в толстые шерстяные носки.

– А как не быть! Куды ж нам деться-то в погоды мрачные? – старушка легонько окала. – Проходьте. Ишь, вымокли насквозь!

Старушка почти втащила Настасью с Толей в теплые сенки.

– Скидывайте быстренько свое шмотье. Ой, беда! Потеряться в лесу и так-то страшно, а уж в непогоду и вовсе – не приведи Господи!

Старушка быстро перекрестилась и стала помогать раздеваться.

– А почему вы решили, что мы потерялись? – спросила Настасья, с радостью снимая промокшие сапоги.

– Ой, да к тоже к нам добровольно забредет! Места глухие, темные, хотя и красивые. Пару раз, правда, в лето туристы захаживали. Но вы на них совсем не похожи. Вона одежда городская, обувь неудобная. Ни рюкзаков, ни амуниции, – объясняла старушка, суетясь и хлопоча. – Повезло, к нам вышли. Ближайшая деревня в километрах двадцати.

– А город далеко? – Настасья скинула всю мокрую одежду и с блаженством вдохнула теплый, пахнущий деревом и свежим хлебом воздух.

– Дак, километров восемьдесят. Проходьте в дом, проходьте.

Настасья с Толей вошли в небольшую гостиную, полы которой устилали домотканые пестрые половики и огляделись. Окна завешаны старомодным хлопчатобумажным тюлем, пара потрепанных диванов с наброшенными на них одинаковыми темно-зелеными плюшевыми покрывалами, солидный круглый стол, покрытый красивой вышитой скатертью, икона в углу под потолком, пара легких венских стульев, грубый табурет и уютное кресло-качалка, с сидящим в нем большим, холеным рыжим котом. А, самое главное, русская печь. На ней стояла пара кастрюлек и чуть закоптившийся чайник.

Настасья поневоле устремилась к печи и коснулась ее руками. Тепло. Жизнь. Спасение.

– Вот, горемычные, – охала старушка. – Сейчас, сейчас. Меня бабой Тоней кличут. У нас по-простому. Не стесняйтесь.

Не успели Настасья с Толей оглянуться, как в руках у них оказалась сухая одежда и подшитые войлоком толстые, вязаные носки. А еще через некоторое время они уже сидели за накрытым столом. Борщ, крупные с ладонь котлеты, миска квашеной капусты, красивые ароматные куски свежеиспеченного хлеба, граненные старомодные стопочки под водку и запотевший бутыль с самогонкой.

Настасья ловила себя на том, что сидит с совершенно счастливой улыбкой. Как мало надо в жизни!

– А я утром знала – жди гостей. Мне ночью пара голубей приснилась. Вот и давай наготавливать. Голуби завсегда к визиту снятся. Примета верная.