Князь Барятинский 2. Императорская Академия

***

В своей комнате я сменил парадный академический китель на повседневный. Всё-таки у строгой формы есть неоспоримое преимущество: тебе никогда не нужно думать, что надеть. За тебя уже подумали.

Комната была крохотной, всё здесь стояло как-то впритык. Кровать у стены с окном, в полушаге от кровати – письменный стол, больше напоминающий парту. Шкаф для одежды – и, собственно, всё. Три шага туда, три шага обратно. Настоящий Костя Барятинский, наверное, тут взвыл бы во весь голос, после своей-то гигантской опочивальни в родовом имении. Ну а я… Мне доводилось жить и в куда худших условиях. Тут, по крайней мере, сухо и тепло. И относительно тихо – только за перегородкой шуршал и сопел мой сосед.

Одна стена в моей комнате была кирпичной, капитальной, а вот вторая стеной, по сути, вообще не являлась. Комнаты отделялись друг от друга деревянными перегородками, которые даже не доставали до потолка. То есть, при желании, можно было заглянуть через перегородку к соседу. А при ещё большем желании – даже перелезть. Но, поскольку соседи были одинакового пола, такое желание вряд ли посещало кого-то слишком часто. К тому же было объективно проще воспользоваться для похода в гости дверьми.

Кстати о дверях. Посреди каждой находилось квадратное окошко, занавешенное тонкой белой шторкой. Занавешенное снаружи. Предполагалось, что за нами будут таким образом приглядывать наставники. Наставниками в Академии называли людей, призванных следить за соблюдением дисциплины. Помимо них, были ещё профессора – преподаватели, и «дядьки» – прислуга.

Окошко в двери, на мой взгляд, роднило комнату с тюремной камерой – где мне в прошлой жизни тоже доводилось бывать. Тут было, конечно, не в пример уютнее. Однако я представлял себе, как корёжит настоящих аристократов от таких вот мелких деталек.

Переодевшись, я вышел в коридор одновременно со своим соседом. Тот, заметив меня, приветственно поклонился, я ответил тем же. Машинально отметил, что мундир соседа хоть и пошит точь-в-точь как мой, и по цвету идентичен, всё же выглядит по-другому. Другая материя, не так ладно сидит… Похоже, что родители парня решили сэкономить как минимум на повседневной форме.

Проходя мимо его двери, я посмотрел на привинченную к ней табличку: «Пущинъ Михаилъ». Да, на дверях висели таблички с нашими именами. В зависимости от настроения и обстоятельств мы могли чувствовать себя либо большими начальниками, либо заключёнными, либо учениками элитной академии.

Имя «Михаил Пущин» мне ни о чём не говорило. В «базе данных», заложенной в мою голову Ниной, оно отсутствовало. А следовательно, Костя Барятинский не был с ним знаком. Ну или дед об этом знакомстве ничего не знал.

***

В столовой равновесие опять сместилось в сторону элитности. Индивидуальных столиков здесь не было, но длинные общие столы оказались застеленными белоснежными скатертями. Фарфор, хрусталь, сверкающее серебро приборов, салфетницы, соусники и бог знает что ещё. Я бы, пожалуй, не удивился, обнаружив щипцы для разделки омаров.

Питались мы все вместе, независимо от пола и возраста. Каждому курсу полагался отдельный стол. Я нашёл на столе первого курса табличку со своим именем и занял место.

Кушанья подавали официанты. Меню почти не отличалось от того, к которому я привык дома. А вот кое-кому достался стол попроще. Так я второй раз заметил Михаила Пущина, перед которым стояли всего две тарелки: с супом и кашей, да ещё корзиночка с хлебом.

– Ты на диете, Мишель? – ехидно окликнул его кто-то.

Мишель густо покраснел и уставился в тарелку.

Справедливости ради, он был не один такой – рядом с ним я заметил другого парня, который обходился такой же скудной пищей. Но этот парень, в отличие от Мишеля, который скромных тарелок явно стеснялся, расправлялся со своей порцией с таким видом, будто истреблял превосходящие силы противника.

«Батюшкин Андрей Семёнович, – подсказала моя „встроенная“ память. – Род богатый и знатный, состоит в Ближнем кругу. Андрей скептически относится к магии, зато с раннего детства одержим развитием физических навыков. Гимнастика, верховая езда, фехтование, закаливание и аскетизм во всех его проявлениях». Я понял, что образец этого аскетизма наблюдаю непосредственно сейчас, за столом. Если Мишель просто вынужден обходиться малым – я уже понял, что происходит он из небогатой семьи, – то Андрей Батюшкин не балует себя разносолами совершенно сознательно.

Да и в целом, здесь, в этом мире, как я успел узнать, «золотая молодёжь» занималась не только прожиганием жизни. Каждый аристократ, каким бы рохлей ни казался, умеет как минимум держать саблю и стрелять из пистолета. Не говоря об одном-двух коронных магических приёмчиках, вроде «лассо» Анатоля. И вопрос сейчас не в том, чтобы выбрать из сотни четверых самых лучших – у меня нет времени на испытания. Вопрос в том, чтобы собрать именно команду. Единый организм. Которому нужен мозг, нужны руки и ноги, и нужен, в конец концов, корпус.

– Константин Александрович, – повернулась ко мне Полли. Она, естественно, сидела рядом со мной; почему-то наши таблички с именами оказались рядом, и я был на девяносто процентов уверен, что Полли приложила к этому руку, – давно собираюсь спросить. Вы не хотели бы взять меня в команду?

Глава 4. Команда

Я задумчиво взглянул на Полли.

– А что вы умеете, Аполлинария Андреевна?

Честно говоря, ждал надутых губ и пространных излияний о глобальной ценности Аполлинарии Нарышкиной во вселенной. Но получил неожиданно чёткий и ясный ответ:

– Я умею залечивать мелкие раны. Справлюсь даже с растяжением, если понадобится.

– Ах, да, – вспомнил я. – Ты же маг-целитель.

– Что-о-о? – изумилась Полли. – Нет-нет, я не такая!

В ответ на мой вопросительный взгляд она закатила глаза:

– Подлинное целительство – довольно редкий дар! Меня учили с детства, но я не вылечу ничего серьёзнее лёгкого сотрясения мозга. Хотя многие не умеют и такого – несмотря на то, что теоретически каждый белый маг может этого достичь.

«Я, например, не умею», – подумал я. И сказал:

– Хорошо, ты в команде.

Полли радостно пискнула и, придвинувшись ко мне, с видом заговорщицы спросила:

– Кого хочешь взять ещё?

– Есть мысли. – Мне не хотелось обсуждать свои планы. По крайней мере, не с легкомысленной болтушкой Полли.

Я собирался заговорить с Андреем Батюшкиным. Но он раньше всех покончил с обедом, встал, поклонился присутствующим и вышел из столовой – только его и видели. Следующим доел свою немудрёную порцию Мишель Пущин. Он хотел выйти вслед за Батюшкиным, но не сложилось.

Мишель не смотрел под ноги, и один из чёрных магов, развернувшись на стуле, ловко поставил ему подножку. Мишель, вскрикнув и взмахнув руками, как раненая птица, полетел носом в пол. Чёрные маги захохотали.

Виновник случившегося вскочил и, смеясь, прижал к груди руку:

– О боже мой, господин Пущин, что случилось? Вы, кажется, споткнулись? Позвольте предложить вам помощь!

Он протянул Мишелю руку. Тот, удивлённо моргая, взялся за неё. Чёрный маг приподнял его и резко отпустил. Мишель грохнулся обратно.

– Проклятье, рука соскользнула! – «расстроился» подонок. – Господин Пущин, если у вас проблемы с потливостью ладоней, я могу подсказать хорошее средство!

Я наконец-то сфокусировался на этом клоуне, и дедова наука не подвела. Звягин Денис Леопольдович. Род из Ближнего круга, временно управляет десятком питейных заведений и игорных домов. Сам Денис по жизни почти ничем не отличился, кроме таких вот выходок. На его счету уже три дуэли. Правда, ни одной со смертельным исходом. Ему просто нравится унижать других.

– Костя, ты не вмешаешься? – спросила Полли. Она наблюдала за происходящим с заметным неодобрением.

– И не подумаю, – мотнул головой я.

Люди, как известно, никогда не раскрываются столь хорошо, сколь во время таких вот конфликтных, напряженных моментов. Но Полли не стоило знать, что я об этом знаю. И я ограничился другим объяснением:

– Понадобится – вмешаюсь. Пока просто наблюдаю. А того, кто вмешается, скорее всего, возьму в команду.

И тут поднялся Пётр Данилов. Те, кто это увидел, моментально смолкли, потому что выглядел Пётр монументально. Так могла бы выглядеть пришедшая в ярость скала.

– Не допущу оскорбления белого мага! – взревел он. Хрустальная люстра под потолком жалобно задребезжала.

Звягин резко позабыл про Мишеля и повернулся к настоящей угрозе. По лицу пробежала тень страха. Похоже, до него дошло, что Пётр – из тех людей, которых в гневе перекрывает настолько, что они не думают уже ни о чём, в том числе – о последствиях.

Пётр понёсся на Звягина, как набирающий ход поезд. Даже я поёжился, вспомнив того бугая, с которым пришлось столкнуться на заводе Лавра. Не родственник ли был, часом?..

– Пьер! – ахнула Полли. – Остановись!

Она, должно быть, как и Костя, хорошо знала Данилова. Всплеснула руками. Но Пьера было уже не остановить.