– О, Кислый! – вдруг вспомнил Ивашка. – «Ракета» есть?
– Какая «ракета»? – не понял Сергей.
– Ну… «ракета»! Ярый-111: фсщ-щ-щу… – изобразил дембель рукой полёт ракеты. – За водярой кто-нибудь слётает?
– А-а-а… – понял теперь Кислицын. – Ну да, а чего нет-то? Вон! Пономарь, сгоняешь?
– Угу, – промычал тот.
– Не! – запротестовал дембель. – Пономарь пусть останется. Про братана про евоного потрещим. Вот ты! – он указал на Антонова. – Сгоняй, братуха!
– Как пришёл – так «петушня», – оскорблённо сказал Антонов. – А как за водярой – так «братан».
– Да хорош те! Ёмана. – добродушно воскликнул дембель. – Я пошутил, чтобы напугать вас. Не обижайся. Я думал, мож, тут чужие какие-нить сидят. Хер знает! Два года прошло. Ёмана.
Он достал пачку денег, отсчитал несколько красных червонцев и сказал:
– Во! Пузыря два возьми! И закуси! Колбасы там, хлеба… Можно ещё огурчиков, помидорчиков там. Ёмана…
Слава Антонов ушёл за покупками.
– А чё, там дедовщина-то есть? – задал вопрос Кислицын.
– Дедовщина-то? – задумался дембель Ивашка. – Е-е-есть. Куда ж без неё? Ёмана. Ну как есть? Есть, конечно. Но без неё-то, ёмана, ещё хуже. А так-то приколы там всякие. Вождение там, например, сдавать, ползком между кроватями: когда поворачиваешь – «поворотник» включаешь, короче, ёмана!
Он поморгал одним глазом, показывая, как надо делать. Все засмеялись.
– Ну, бывает и по серьёзке: душу там пробить или «лося», – подытожил дембель.
Вернулся Стас Семёнов.
– Крана дома нет! – тяжело вздохнув, констатировал он.
– А-а-а, блин! Ну ладно. Хрен с ним! – расстроился солдат. – Потом увидимся.
– А «лося» пробить – это как? – спросил Кислицын.
Остальные ребята сидели молча, внимательно слушая дембеля. Даже магнитофон потише сделали. Семёнов тоже занял свободное место и уселся слушать старшего товарища.
– Ну как? – задумался дембель. – Вот так руки складываешь, – он скрестил свои ладони и приложил их тыльной стороной к своему лбу, получилось некое подобие лосиных рогов. – А я тебе прям туда пробиваю.
Дембель Фёдор ударил кулаком правой руки в ладонь левой.
– А тебя напрягали «деды»? – снова спросил Кислый.
– Ну, так-то бывало, ёмана, – спокойно сказал Фёдор и снова закурил. – Я, короче, когда в часть-то прибыл, в «Железке» неделю зависал… Да у меня маман там! Ёмана. Договорилась, чтоб меня именно туда забрали. Вот на неделю я и завис. Короче, поначалу-то пипец, конечно, сильно дрючили. Ночами качали. По сто, по сто пятьдесят раз отжимались. Писец, как руки и пресс болели. Недели две нас… – он тяжело вздохнул и задумался, посмотрев куда-то в сторону на пол. – Ёмана! Думал, сдохну я, короче! Одному табло так раскроили. У-у-ух, – Фёдор Ляксеич взялся за голову и, вдруг снова оживившись, продолжил: – Мы, в упоре лёжа, короче, стоим, а он чё-то борзанул, короче, пёрнул там поперёк «дедушки». Ему прям с ноги в табло и прилетело. Там, писец, ёмана, смотреть страшно было: зубы повылетали, щека треснула, аж дёсны видать стало. Его потом месяц в каптёрке держали, чтоб не спалился перед «шакалами». Ну, короче, старлей пришёл – дежурный по части. Все по койкам разбежались. А он идёт, короче, и говорит: «Чё это у вас тут кровь на стене, ёмана, зубы валяются? Уберите, – говорит, – срочно». Потом-то уже такой жести не было, конечно. Так, ёмана, душу пробьют, если косякнул.
– Слышь, Федь, а чё это у тебя волосы-то такие длинные? – вдруг спросил Кислый. – Прям на солдата-то не похож.
– Так я же и не солдат. Я же дембель! Голова-два уха ты! – махнул Федя на Кислого рукой. – Что под шапкой – то моё!
Он взял свою фуражку и, зачесав волосы назад, нацепил её на голову. На затылке из-под околыша выглядывали довольно длинные пряди.
– Ну, вот как-то так! – поворачиваясь затылком к ребятам, чтобы все могли разглядеть, сказал дембель. – Не докопаешься.
– А вон торчат, как тараканьи усы! – усмехнулся Кислицын, потеребив пальцем эти «усы».
– Да это ерунда! – оправдался Ивашка. – Под зимней шапкой вообще не видно. А если что – можно и под пилотку убрать. Он пальцем стал заправлять под фуражку кончики волос. – Вон тут-то коротко пострижено.
Он снова повернулся к Кислицыну своим бритым затылком.
– У тебя же фуражка! – снова усмехнулся Кислый.
– Блин! Да чего ты докопался-то? – нервно сорвав с себя головной убор, возмутился Федор. – Это у парадки фуражка. А у хебчика – пилотка. Мы же в хебчике постоянно ходим, а не в парадке!.. Э-э-э ходили.
– Ну ладно-ладно, я шучу, – засмеялся Кислый.
– Шутник, блин! – не успокаивался дембель. – Ща на очки у меня пойдёшь! – пригрозил он и громко засмеялся.
Через некоторое время вернулся с гитарой Гоген.
– О-о-о-о! – обрадовался Ивашка. – Давай, братуха, садись сюда!
Гоген сел, взяв гитару, чтобы играть, и посмотрел на дембеля.
– Ты куда смотришь? – спросил его дембель.
– На вас, – ответил Гоген.
– На нас? – удивился Фёдор, оглядываясь и пытаясь понять, куда же смотрит гитарист. – Меня тут много стало, что ли? Или ты меня на «вы» называешь?
– Ну да, – ответил косой.
– А-а, – понимающе промычал дембель. – Это я косой? Или ты косой? – скосил он свои глаза.
– Это я, – обречённо выдохнул Гоген.
– Ладно, братух, не обижайся на пьяного дембеля, – извинился солдат, потрепав Гогена по плечу. – На «вы» не надо ко мне! Чё я тебе, прокурор, что ли? На «ты» обращайся. Меня Фёдор зовут! – дембель протянул гитаристу руку.
– Гоша, – ответил Гоген, и они пожали руки.
– Знаешь эту… про дембелей? – спросил Фёдор и снова напел строчку из песни.
– Ну… – замялся гитарист. – Так-то слов не знаю, но подобрать можно.
Сыграли и спели, как смогли, любимую дембельскую песню.
– А вот эту знаешь? Там… типа: роту на обед «дед» с ремнём на яйцах построил. Потом он там стул пихнул и всё такое, а? – задумавшись, спросил солдат и напел мотив.