Эфиррия

Кристэн прервал возобновившейся поток материнских новостей, поднимаясь из-за стола:

– Прошу прощения, но я устал. Матушка, не обижайтесь, но…

– Но ты ведь ещё не продемонстрировал эфирограммы, – обиженно произнесла пожилая женщина. – Я стара, чтобы путешествовать и увидеть мир. Каждый твой приезд жду с огромным нетерпением, чтобы хоть так узнать – как и чем живут другие народности. Но я понимаю, ты утомился после дальней дороги, так что…

Трэя Бенедикта демонстрируя крайнюю степень расстройства, поднялась из-за стола и не успела Эвелина порадоваться, как муж, проникнувшись тирадой матери, отступил:

– Прости. Несомненно – мы можем сегодня посмотреть запись. Думаю, и Эвелине будет интересно. Не так ли, милая?

– Конечно, – кивнула с улыбкой девушка, поднимаясь и вкладывая свою ладошку в протянутую мужем ладонь. Хотя она с огромным удовольствием выставила бы свекровь за дверь особняка, а лучше за ворота парка, который его окружал.

Вновь вернувшись в малую гостиную, дамы уселись в кресла, пока хозяин дома настраивал эфирограмм. Изобретение гениев соседнего королевства позволяло запечатлеть не просто картинки, но и короткие отрезки жизни, фиксируя их на тонкие, хрустальные пластинки. Последняя разработка произвела фурор, потому как научились записывать и звук, пусть и плохого качества.

– Трэя Сандария изведётся, пока не заполучит подобный, – улыбалась мать Кристэна, в то время как Эвелина наблюдала за действиями мужа.

Вот он, кинув на неё чуть прищуренный взгляд, усмехнулся, отвернулся, вновь склоняясь над небольшой коробкой. Как работает эфирограмм, Эвелина не знала, да и не смогла бы разобраться. А вот у кого был дар выше четвёрки, могли сами делать записи с помощью этого прибора, что с её уровнем одарённости было недоступно.

– Кристэн, ты же не сказал жене, – голос свекрови выдернул Эвелину из задумчивости. Посмотрев на пожилую женщину, спросила:

– О чём?

– Сын подарил мне фиксирующий аппарат! – вспыхнув радостью, и гордостью в глазах поделилась свекровь.

– Это… это замечательно! – удивлённо протянула Эвелина. – Что же вы будете записывать? – не удержалась она от шпильки. Ведь за столом мать пожаловалась сыну, что не может путешествовать и увидеть что-то интересное.

– Как что? Конечно самые важные моменты нашей жизни. Я стара, – театрально погрустнела Бенедикта, – неизвестно – сколько мне отпущено. Хотела бы оставить о себе память потомкам.

Эвелина кивнула и опустила голову. С языка девушки чуть не сорвалось, что у свекрови уже есть внуки, которых она не желает видеть, но удержала язвительное замечание. Знала – мужу не понравится её реплика.

– Готово, – наконец произнёс Кристэн и подал знак лакею, что теневым истуканом застыл у двери, приглушить освещение.

Прислужник затушил осветительные сферы, оставив пару штук сиять у дверей, и вновь вернулся на свой пост.

– Лина, присядь со мной, – позвал Кристэн, усаживаясь на диван и девушка, немедля вскочила, устремляясь к любимому.

Эвелине хотелось большего, нежели целомудренные объятия любимого, но пока приходилось довольствоваться лишь этим.

От установленного на специальную стойку эфирограмма начала расползаться туманная дымка, наливаясь чернотой, заклубилась, собираясь в одной точке и наконец, сформировалась в маленькую тучку. В дымке засверкали разноцветные, крохотные молнии, переплетаясь, связываясь в рисунок, который начал двигаться. Сначала изображение было размытым, но искорок становилось больше, придавая картинке чёткости.

– Это королевство Рахашад? – чуть подавшись вперёд, выдохнула Эвелина.

– Милая, не королевство, а шахтанат, – напомнил Кристэн и, пользуясь моментом, что мать отвлечена, опустил руку с талии жены ниже. Прошёлся ладонью по бедру, заводя руку назад, огладил верхнюю часть женской попки, отчего любимая замерла и задышала чаще. Понимая, что матушка может понять причину поведения невестки, со вздохом отстранился, устремляя взгляд на то, что демонстрировал им эфирограмм.

– Конечно, – донёсся до Эвелины голос свекрови: – у них же правители именуют себя – шахи! – осуждающе закончила трэя Бенедикта.

А Эвелине было не до её язвительного намёка на образование невестки, ни до картинок. Она замерла и ловила каждое касание любимого. От возбуждения, прокатившегося по телу огненной волной, пришлось сжать ноги. Но, к сожалению, муж быстро отодвинулся, поясняя:

– Ты права, матушка. Шахи. И устои жизни у них сильно отличаются от наших.

Эвелина всё же отвлеклась на чудные картинки, где увидела прекрасные дворцы, со странными круглыми куполами. Здания были не серые, из камня, как в их стране, а песочного, тёплого цвета и украшены глянцевой росписью. Деревья не похожи на деревья – высокие палки без веток и вверх увенчан пышной розеткой длинных, узких листьев.

– Пальмы, – прошептала, повторяя за пояснением мужа, и улыбнулась, рассматривая бородатых мужчин, одетых в диковинную одежду.

– А почему на улицах не видно женщин? – спросила трэя Бенедикта.

– Вы просто не узнаёте их, – усмехнулся Кристэн. – Обратите внимание на фигуры в чёрном. Женщинам в шахтанатах нельзя показывать своё лицо. Только муж, дети и самые близкие родственники видят их без этой накидки.

– Они всегда ходят, прикрывшись этим мешком? – удивилась мать Кристэна и сын, усмехнувшись, подтвердил:

– На улицах – да. И кстати – они не покидают пределы поместий без мужского сопровождения. Также не могут выйти и свободно отправиться за покупками без разрешения мужа или отца.

– Какое варварство! – воскликнула свекровь, и Эвелина согласно кивнула:

– Действительно.

– Их религия и законы сильно отличаются от наших. Но что интересно – на их землях практически не возникают разломы с проникновением смертоносного эфира. Этот случай, на ликвидацию которого отправили нашу группу, очень редкий. С чем это связано – никто не знает.

– Разломы ведь чаще всего образуются в лесных и горных местностях, – повернулась к мужу Эвелина. – А там есть горы?

– Есть, но не высокие. В основном пустыня и степи. Но на хладном континенте тоже пустыня, а разломы там возникают регулярно. Учёные пытаются выяснить – не связано ли это с температурой климата.

– А как же женщины в такую жару ходят в этих накидках? – перевела тему трэя Бенедикта. – Как же они в них не сварились?

– Адаптация организма. Нам было довольно непросто там работать, а вот местные не так остро ощущают зной…

Эвелина молча слушала вопросы и ответы и с изумлением рассматривала движущиеся картинки.

За окнами уже давно стемнело, когда, выпросив у сына пластинки с записью, трэя Бенедикта, наконец, откланялась, и стоило ей выйти за порог гостиной, Кристэн повернулся к любимой:

– Я соскучился, – выдохнул, рывком притягивая жену к себе.

Глава 3

– Иди ко мне, – хрипло позвал Кристэн, захватывая ладошку жены в плен и притягивая её к себе.

Эвелина и не думала сопротивляться. Она сама кинулась в объятия любимого, обхватила ладонями его лицо и со словами: «Как же я по тебе скучала!» – прильнула к губам мужа. Поцелуй, дикий, страстный, обжигающий, захватил обоих. Кристэн уловив краем сознания мысль, что ещё немного, и он возьмёт жену прямо на этой же софе, отстранился.

Тяжело дыша, окинул любимую пылающим взглядом, рывком поднялся и, подхватив её на руки, направился из гостиной.

Ещё пару лет назад Эвелина с ума бы сошла от стыда при мысли, что подобную картину увидят слуги, что будут шептаться и обсуждать её крайне развратное поведение, но не сейчас. Часто дыша, сама прильнула к мужу и положила голову на грудь любимого. Ей так хотелось потянуться и прижаться губами к шее Кристэна, туда, где пульсирует венка, осыпать поцелуями его лицо.

Распахнув дверь своей спальни ногой, Кристэн понёс Эвелину не к кровати, а в сторону гардеробной, где и поставил её на ноги. Вскинув на любимого удивлённый взгляд, она непонимающе спросила:

– Крис? Что…

– У меня есть подарок. Даже не знаю, для кого он больше. Зайди в гардеробную, увидишь.

Сглотнув и опалив супруга жаждущим взглядом, кивнула, развернулась и услышала: