Валлия

– Теперь я понимаю, почему ты всех мальчиками и девочками называешь. Слушай, – я удивлённо на неё посмотрела, – а если такая продолжительность жизни, то получается и численность оборотней должна быть огромной! Мне конечно мама рассказывала о строжайшем запрете на взаимоотношения между оборотнями и людьми, но даже просто учитывая нашу плодовитость…

– Э нет, – Марта улыбнулась, – Ты заметила, что в стае у всех пар – максимум двое детей?

– Да? Нет, не обратила внимание.

– У нас ведь жесткое ограничение на рождаемость и зависит от территории стаи.

– Это как?

– Вот взять, например, нашу стаю – Янтарных. Она занимает определённую территорию и на ней по расчётам могут проживать определенное количество особей. Если лимит численности оборотней на определённый год исчерпан, то в этот год запрещено рожать.

– Но это же ужасно!

– Ужасно или нет, Лия, но я тебе уже говорила, что мы чужие на этой планете и не можем размножаться так, как нам того хотелось бы. Мы жёстко подчиняемся правилам, за этим следят строго и жёстко наказывают.

– А кто следит и наказывает? И вообще кто эти расчёты составил?

– Расчёты составляются в зависимости от численности людей, населяющих тот или иной район. Составляются стаей Золотых. Следят же и соответственно наказывают специальные надзорные органы.

– И как наказывают?

– Жёстко, Лия, очень жёстко! Мужчину и женщину, нарушивших запрет, наказывают смертью, а ребёнка забирают и подыскивают место в стае. Бывает отдают дитя в любую другу стаю, не важно в каком районе или стране и ещё не факт, что он выживет.

Закрыв ладонью рот я не могла поверить в услышанное.

– Это настолько жёстко мы зависим от людей?

– Целиком и полностью, Лия.

На следующий день я проводила Марту, но перед тем как уехать, она пробежалась по всей становке, заглянула к каждому жителю (благо их немного) и попросила за мной присматривать и при случае помогать.

После её отъезда ничего не изменилось: утром работа по дому, затем уходила на обработку трав, ягод и кореньев, ну а вечером, пока не стемнело, мне приходилось обходить все дома, чтобы их хозяева убедились, что со мной всё в порядке.

Вечерами, включив телевизор, больше для общего шумового эффекта, чтобы не было одиноко и тоскливо, вязала. Марте перед отъездом я уже вручила шарф, шапку и варежки зелёного цвета. Под её огненный цвет волос они подошли идеально.

Комплект Алины был нежно лавандового цвета, вместо обычного шарфа связала снуд, варежки и шапку с большим пушистым помпоном. Брату – шарф синего цвета. Осталось довязать Максиму.

Отчего-то именно ему, я вязала тайком от Марты. Вроде ничего зазорного не совершала, но при мысли о том, что она в какой-то момент спросит, для кого это я так старательно вывязываю каждый рядок, становилось неловко. Цвет для него выбирала долго и остановилась на тёмно-фиолетовом а комбинированные косы, которые я вывязывала, немного отличались оттенком и со стороны смотрелось красиво. И очень надеялась, что ему понравится.

Отодвинув изделие от себя чтоб посмотреть со стороны, я представляла, как вручу ему подарок и даже промелькнувшее удивление в его глазах, когда он его развернёт, а может, подойдёт и, поблагодарив, поцелует хотя бы в щёку.

Я замирала в такие моменты. Вспоминая наш последний поцелуй, сердце начинало биться чаще, дыхание учащалось, и я до безумия желала ещё хотя бы раз прочувствовать эти эмоции, прикосновения, окунуться в этот вихрь обжигающих, будоражащих чувств. Но устыдившись своих желаний, встряхивая головой, отгоняла столь вожделенные картинки и продолжала вязать.

Разочарование и горечь от рухнувших надежд я испытала за три дня до Нового года. Распланировав меню, основательно вычистив домик, я позвонила брату, для того чтоб узнать когда приедет Алина. Но услышала, что она приехать не сможет, возникли проблемы в институте. С обрушившейся грустью ответив брату на вопросы, заверила, что у меня всё ну просто замечательно и, ни словом не обмолвившись об отсутствии Марты, отключила связь. Разговаривая с Лёшей, села в кресло, да так там и осталась сидеть, вглядываясь в окно.

Солнышко постепенно скрылось за верхушками деревьев, ещё не совсем стемнело, но сумерки быстро накрывали становку. Ничего не хотелось: ни есть, ни спать, что-либо делать и готовить уже не имело смысла – для кого? В какой-то момент словно вынырнула из омута грустных мыслей, с удивлением отмечая, что так долго просидела в кресле без движений.

Искупавшись, легла на диван перед включенным телевизором, да так и уснула. Весь следующий день слонялась по домику, словно привидение, и даже ночную рубашку не сняла, просто накинула поверх неё халат и заплела нечесаные волосы в косу.

Единственное что вносило разнообразие это стук в окошко – жители становки, по просьбе Марты приходили узнать как я тут. Но у меня не было желания с кем-то разговаривать и, отдёрнув шторы, я изображала на лице улыбку, показывала палец вверх и кричала, чтобы услышали через двойное стекло, что у меня всё хорошо.

На следующее утро, надавав себе мысленно подзатыльников, взялась за повседневную работу и только на следующий день, ближе к вечеру не выдержав наплыва эмоций, обернувшись, побежала в лес. Ну и пусть темно, пусть холодно, но находиться в домике, сидеть перед телевизором или камином в одиночестве не было сил.

Это был не первый Новый год, который я встречаю одна. Мама раньше вынуждена была уходить работать, теперь-то я знаю, куда она уходила. Но раньше я никогда не строила планов, не жила в ожидании праздника, знала, что буду в одиночестве, и не было так плохо и пусто на душе как сейчас. Хотя нет, вру. Было!

Одиночество преследует меня по жизни, только для чего нужна такая жизнь? Когда в праздник некого обнять, поцеловать и поздравить. Не о ком заботиться, и нет рядом с тобою ни-кого!..

Подняв морду, волчица тоскливо завыла на выглянувшую из-за туч луну и бросилась бежать, вышвыривая буруны снега. Морозный воздух будоражил кровь и кружил голову, яркая луна, словно безмолвно одобряя, подгоняла: вперёд, быстрее, беги! И я мчалась. Куда? Не знаю…

Наверное, от себя, от обид и разочарований, в надежде хоть на миг ускользнуть от них и затеряться за соснами, кедрами, за тем огромным сугробом. Спрятаться от них и пусть они меня не найдут!

Возвращалась на уставших лапах. Хорошо хоть можно было побегать и выплеснуть накопившуюся боль. В городе я такой возможности была лишена.

Подошла к дому, зашла в пристройку и, схватив зубами кожаное кольцо на ручке двери, потянула, закрывая дверь. В пристройке обернулась, накинула на голое тело дублёнку и босиком по снегу побежала в дом. В дублёнке прошла в спальню и уже там, скинув её, надела мягкую фланелевую рубашку, натянула штаны.

В камине потух огонь, в доме было ещё тепло, но через час другой станет холодать, позже разожгу, для себя стараться особо не нужно. Вышла в зал, легла на диван и, обняв подушку, отстранённо смотрела на проплывающие тени на стене – это ползущие по небу тучи заслонявшие луну показывали свой, такой неповторимый театр теней. За окном послышался скрип снега. Кто-то подошёл к дому, зашёл в сени. Я прикрыла глаза, с отчаянием желая, чтобы непрошеный гость убрался – не хочу никого видеть!

Скрипнула дверь, и вошёл Максим. Резко сев, недоверчиво посмотрела на него.

– Максим? Ты что тут делаешь?

Он подошёл и присел передо мной на корточки. Положил мне руку на лоб, убрал.

– Ты как себя чувствуешь?

Растерянно пожала плечами, ещё не до конца осознавая и не веря, что вижу его.

– Нормально.

Встав, включил торшер и прошёл к камину. За стеной дома, в пристройке, тихо загудел генератор.

Максим, присев на корточки, закатал рукава водолазки, выгреб из камина в ведро золу и, закинув дрова, стал разжигать огонь. А я сидела и не могла отвести от него глаз: серая водолазка плотно облегала торс. Массивная грудь, широкая спина. Вот он, выпрямился и положил ладони на колени.

Сильно, до жути, захотелось подойти к нему, присесть и прижаться к этой спине грудью, заведя руки ему на грудь. Казалось ещё миг и я не сдержусь – подойду, но наваждение развеялось, стоило ему заговорить:

– Я заходил с час назад. В доме темно, пусто. Подумал вы у кого-то из соседей в гостях. Нет, все по домам кто сидит, кто спит. Как дурак ходил, говорил, что лично каждого хочу поздравить. – Максим раздул огонёк, поднялся и вытащил из кармана платок. Вытер руки, посмотрел на меня. – Честно говоря, на меня смотрели как на идиота. Но радостно поздравляли в ответ, – усмехнулся и вновь подошёл, присел рядом на корточки. Упёрся локтями в мои колени и, подняв голову, посмотрел на меня:

– Ты была удивлена увидев меня, неужели не почувствовала, что я заходил?

Мотнула головой, не отводя глаз и почему-то шёпотом ответила:

– Я вчера днём с «Матерейкой» возилась. Листочки и цветы измельчала, просеивала. Вот и надышалась так, что до сих пор её запах мерещится.

– Странно. Я чувствую от тебя какой-то пряный запах, но не сильно.

Я усмехнулась:

– Так я в перчатках работала, и фартук специальный, и потом отмывалась ещё.