«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков

П. Н. обещал своим питомцам послать [c] себя карточки, и выслал их из Москвы.[35 - В очерке «Пётр Николаевич Лавров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «П. Н. перешёл на работу инспектором народных училищ, кажется, в г. Пинск [Минской губернии]. Из Москвы он выслал ученикам фотокарточки. На них он предстал перед учениками в форме инспектора народных училищ» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 8. Эту фотографию см. в фотовкладке.] Мы делили их по указанному в Евангелии методу: «Разделиша ризы его себе и об одежде его кидаша жребий».[36 - Автор употребляет строку 19 псалма 21: «Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий». (Библия, Псалтырь)]

Прошло более двадцати лет. Уже забыта была история с проводами П. Н. Изгладилась в памяти и личность Петра Николаевича, но вот в «Уральском рабочем» в [19]24-ом или [19]25-ом годах помещена была статья о двух преподавателях Кыштымского педучилища, поименованных ударниками-педагогами. Один их них, как видно из приложенного к статье снимка, преподаватель педагогики, был несомненно П. Н. На снимке мы увидели знакомое нам лицо. Это был он, и было законом, что он оказался педагогом-ударником. Это естественно вытекало из той оценки его педагогического таланта, когда ещё на «бурсе» ученики говорили о нём: «Он хорошо говорит!»[37 - В очерке «Пётр Николаевич Лавров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Поэтому естественным представляется предположить, что П. Н. во время ещё первой империалистической войны эвакуировался из Белоруссии на Урал и здесь закончил свою педагогическую деятельность» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 8 об.]

    4/III – [19]63 г. 11 ч[асов] 15 м[минут].
    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 77–82.

Василий Захарович Присёлков [(помощник смотрителя)][38 - Присёлков Василий Захарович (1860–1931) – помощник смотрителя Камышловского духовного училища. Кандидат богословия Московской духовной академии 1886 г. С 1889 г. учитель географии и арифметики Далматовского, затем Камышловского духовного училища. С 1900 г. помощник смотрителя Камышловского духовного училища. Статский советник, имел орден св. Анны 3-й степени. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 1.]

Василия Захаровича Присёлкова я тоже нашёл на фотокарточке в студенческой приёмной комнате Казанской дух[овной] академии.[39 - Об этой комнате см. очерк «Пётр Васильевич Хавский».] Когда я учился в первом классе духовного училища, то В. З. преподавал нам арифметику. Не высокого роста, торопливый, ворчливый, он как-то не внушал такого почтительного отношения к себе, какое должно бы быть, особенно в суровых условиях бурсы. Бывало так: вывозит он весь свой сюртук в мелу, разгорячится против кого-либо и начнёт отчитывать его: «что ж такое – разделить-помножить, вычесть-сложить». Он старается нагнать страх на кого-либо, а получается смешно.[40 - В очерке «Василий Захарович Присёлков» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «На уроках арифметики иногда бывало так: вот он с раздражением начнёт своё любимое – «Что ж такое: разделить-помножить, вычесть-сложить» и старается показать себя строгим, требовательным, а у нас, учеников, при виде его вывозившимся в мелу – руки в мелу, сюртук тоже в разных местах в мелу – оставалось такое впечатление, что хотелось сказать: «Вы сердитесь и грозите двойкой, а нам не страшно». Это получалось у нас не потому, что он казался нам каким-то добряком, заведомо не способным на проявление злости, а просто казалось каким-то несоответствием его внешнему виду и тому внутреннему миру, который скрывался за ним, внешним видом» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 9–9 об.]

И вот мы узнали, что В. З. назначен инспектором после Петра Николаевича Лаврова. Мальчишки мальчишками, а по-своему мы решили: «Нет, не то дерево нам дают переносить». У Петра Николаевича было так: взглянет он – и полный порядок. «Развалит он дисциплину» – думали мы о В. З.

[41 - Там же автор дополняет: «Вот почему, когда В. З. был назначен инспектором училища, то нам, мальчишкам, неопытным и наивным, и то казалось, что В. З. по своему характеру не подходит для этой деятельности. Слишком большая разница в этом отношении была между ним и Петром Николаевичем. П. Н. обладал какой-то прямо магической силой влияния на учеников, силой внушения, а у В. З. этого не было. Помнится, как однажды во время экскурсии в лес, В. З. играл с нами лаптой, споткнулся, упал и ушибся. Реакция с нашей стороны была противоположной той, какой следовало бы быть: нам было смешно, и это было не от злости, не от желания поглумиться, позлорадствовать, а просто из-за отсутствия чего-то сдерживающего, что должно бы быть между нами, учениками, и В. З. как нашим инспектором. Будь бы в этом случае на месте В. З. Пётр Николаевич, такой реакции не последовало бы: появлению её воспрепятствовал бы некий категорический императив» // Там же. Л. 9 об.-10.] ]

Не так давно, через 56 лет, я встретился с нашим б[ывшим] надзирателем[42 - Иваном Николаевичем Ставровским. (Примеч. автора).], который работал при В. З., и он тоже отозвался о нём в том смысле, что он был не на высоте своей должности. Пётр Николаевич мало прибегал к наказаниям, а больше внушал; Василий же Захарович, наоборот, злоупотреблял применением наказать, от чего острота их влияния снижалась, а иногда сводилась на нет. В числе наказаний было, например, ставить к стенке во время обеда. Иван Николаевич по этому поводу и сказал так: «Нагонит он (В. З.) к стенке несколько человек, а они стоят и смеются». Но впоследствии, как видно, В. З. всё-таки выровнял свою линию поведения при исполнении должности инспектора и работал до «гибели» училища.

Я встретился с Василием Захаровичем через 26 лет – в 1928 г. во время работы по подготовке кадров в тресте «Уралмет». Случайно узнавши, что он работает на складе «Уралмета» зав[едующим] складом, я зашёл туда в тот момент, когда он отпускал гвозди. Встреча была не обычной и, можно сказать, тяжёлой: неужели, подумал я, В. З. не мог бы устроиться на работу педагогом? Я вспомнил про встречу с П. В. Хавским в с[еле] Полевском и подумал: «а он ведь тоже «в футляре» и не мог из него вылезти». У него были дети: сын где-то работал на видном месте, дочь – тоже. Неужели не могли они повлиять на него? Нет, он не смог перестроиться. Каким он был серым, не инициативным в дух[овном] училище, таким остался и после него.[43 - В очерке «Василий Захарович Присёлков» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «Ходили слухи о том, что В. З. скончался в Старой Утке, где он доживал свой век у сына. Sic transit gloria mundi!» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 10–10 об.Sic transit gloria mundi! – по-латински «Так проходит мирская слава!»]

    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 68 об.-69 об.

Надзиратели

Этим неблагозвучным словом, кстати сказать ещё употребительным в полицейской организации, назывались ближе всех стоявшие к нам воспитатели, те, которым было вверено ежедневное попечение о нас с раннего утра и до сна. Несмотря на то, что функции их деятельности были элементарными, они в своей деятельности проявляли различный подход к нам, в соответствии со своими индивидуальными чертами характера и были, так сказать, представителями различных стилей воспитания.

    ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 23–23 об.

Иван Николаевич Ставровский [(надзиратель)][44 - Ставровский Иван Николаевич (1876-?) – сын священника. Окончил Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1895 г. С 1896 г. псаломщик церкви Каслинского завода Екатеринбургского уезда. С 8 февраля 1897 г. по 1903 г. – надзиратель за учениками в Камышловском духовном училище. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1902. № 19 (1 октября). С. 9.]

Иван Николаевич стоял ближе к нам, чем кто-либо другой из наших б[ывших] надзирателей. Кажется мелочью было то, что он организовывал нас на игры и сам принимал в них участие, а для нас это было очень ценным. В ограде одно время построены были по обе стороны центральной дороги снежные укрепления – валы, за которыми располагались две армии. Снарядами были снежки. И вот начиналась перепалка. Тот, в кого попадал снежок, считался убитым и выбывал из числа бойцов. Сначала велась позитивная[45 - Так в тексте, правильно – позиционная.] война, а потом она переходила в атаку. Снежки иногда кидал и И. Н. Через два часа войны все красные лицом, возбуждённые бойцы направлялись на чай. Как сосчитать, сколько здоровья, энергии, зарядки к учению уносили с собой и в себе ученики после этой игры.

У И. Н. была мягкая и деликатная манера обращения с нами. Исключительно ценным для нас было то, что И. Н. был певец и принимал участие в наших художественных «затеях». Не забыть, как ставили отрывки из оперы «Иван Сусанин»[46 - В описываемые автором годы опера называлась «Жизнь за царя».] и И. Н. играл Сусанина. Что говорить, пение всегда было нашей слабой стрункой, а человек – певец всегда был у нас в почёте.[47 - В очерке «Иван Николаевич Ставровский» в составе воспоминаний и биографических очерков о бывших семинаристах в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Однажды затеяли поставить оперу «Иван Сусанин». (Чего только не выдумывали горячие головы!) И. Н. пел «Чуют правду», два мальчика пели: один – «Не о том скорблю, подруженьки», а другой – «Ты не плачь, сиротинушка». И. Н. иногда принимал участие и в хоре, даже дирижировал им. Доказательством того, что «духовники» с уважением относились к И. Н., является то, что ему даже не было дано прозвища» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 726. Л. 21–22 об.] Нет, И. Н. не был для них надзирателем, а был воспитателем. Таким он остался в нашей памяти, поэтому приятно сознавать, что он здравствует и по сие время и встречаться с ним, как с ветераном б[ывшего] дух[овного] уч[илища].[48 - Из воспоминаний и биографических очерков В. А. Игнатьева о бывших семинаристах в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «И. Н. Ставровский – сын священника с[ела] Троицкое, Камышловского у[езда], Пермской губернии. Он сообщил о себе следующие данные.1. Родился в 1876 г. и окончил Пермскую духовную семинарию в 1896 г.2. С 1897 г. по 1903 г. работал надзирателем Камышловского духовного училища.3. С 1903 г. по 1908 г. учился в Харьковском ветеринарном институте.4. В 1909–1910 [г]г. работал в Кулундинской степи (в Сибири).5. С 1911 г. по 1914 г. учился в Московском сельско-хозяйственном ин[ститу]-те.6. С 1914 г. по 1917 г. был на фронте вет[еринарным] врачом.7. С 1919 г. по 1921 г. работал вет[еринарным] врачом в армии. В августе 1921 г. демобилизовался и работал участковым вет[еринарным] врачом в Свердловской области.8. В 1923–1924 гг. был по совместительству участковым агрономом в г. Далматове.9. С 1946 по 1951 г. был преподавателем школы вет[еринарных]фельдшеров.10. С 1942 г. пенсионер.11. С 1951 г. по 1956 г. работал преподавателем латинского языка в Камышловском медицинском училище.12. В настоящее время И. Н. – мичуринец.Из биографии И. Н. видно, как всё-таки живуче семинарское племя.Я виделся с И. Н. летом 1959 г. И. Н. рассказывал, между прочим, о своём учении в духовном училище. Он начал учиться в Далматове, где дух[овное] училище было при монастыре, а закончил в Камышлове. Он вспоминал, что когда перешло дух[овное] училище в Камышлов, то «духовникам» показалось, что они «попали в рай. …У И. Н. был один сын, которого он потерял во время последней войны» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 726. Л. 21–22 об.]

    ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 23 об.-24 об.

Николай Павлович Дубровин [(надзиратель)][49 - Дубровин Николай Павлович – надзиратель за учениками в Камышловском духовном училище в 1903–1906 гг. Окончил Рязанскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1894 г. Поступил законоучителем земской школы в д. Петровской Егорьевского уезда. В 1898 г. определён псаломщиком к церкви Берёзовского завода Екатеринбургского уезда. В 1900 г. поступил надзирателем за учениками в Камышловское духовное училище. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1905. № 19 (1 октября). С. 8.]

Н. П. Дубровин, в отличие от И. Н. Ставровского, был замкнутым человеком, держался в отдалении от учеников. И. Н. Ставровский был больше воспитателем, чем надзирателем, а Н. П. Дубровин, в нашем представлении, больше был именно надзирателем.[50 - В очерке «Николай Павловин Дубровин» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Николай Павлович стоял как-то дальше от нас: мы его боялись. Он, как для нас было ясно, боролся с некоторыми нашими вредными привычками; он иногда беседовал с нами, как говорится, «по душам», и мы видели в нём своего воспитателя, но всё-таки между ним и нами было какое-то психологическое «средостение», которое никак не позволяло нам оторваться от мысли, что он наш надзиратель» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 24 об.-25.] Дальнейшая судьба его была очень своеобразной. Он женился на старшей дочери смотрителя дух[овного] уч[илища] Михаила Николаевича Флорова – Ксении Михайловне – и чтобы дать ей возможность получить высшее медицинское образование, ушёл в священники и рано умер. Ксения Мих[айловна] работала врачом, вышла потом замуж тоже за врача и умерла в Омске.

    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 72–72 об.

Пётр Васильевич Хавский[51 - Хавский Пётр Васильевич (1865-?) – окончил Пермскую духовную семинарию в 1885 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1889 г. В 1889–1891 гг. учитель приготовительного класса Пермского духовного училища. В 1891 г. определён учителем греческого языка Камышловского духовного училища. С октября 1910 г. состоял преподавателем русской церковной и гражданской истории. С 7 сентября 1910 г. преподавал историю только в 4 классе. Статский советник. Имел орден св. Анны 3-й степени. «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911 (№ 1) (1 января) (ос. прил.). С. 1.]

В Казанской дух[овной] академии была комната, специально предназначенная для приема студентами гостей. В этой комнате стоял рояль, мягкая мебель и цветы. На стенах комнаты были развешаны групповые фотокарточки с выпускников академии за много лет. Существовала традиция, чтобы каждый выпуск оставлял [с] себя карточку и, таким образом, их скопилось очень много. Комнату эту в шутку называли пантеоном. Просматривая карточки за прошлые годы, я нашёл фото со своего учителя греческого языка в Камышловском дух[овном] училище Петра Васильевича Хавского. Да, это, несомненно, был он в годы юности, только нельзя было разобрать, был ли он тогда уже в парике, каким я знал его по дух[овному] училищу, или имел еще натуральные волосы. Так произошла встреча ученика с учителем через семь лет.

Я учился у Петра Васильевича во II, III и IV классах духовного училища. Что значило тогда обучать нас, мальчишек тринадцати, четырнадцати, пятнадцати лет греческому языку, когда мы не закончили ещё изучение своего родного яз[ыка], одновременно с греческим яз[ыком] изучали латинский язык да вдобавок еще и [церквно-]славянский язык? А изучать нужно было язык основательно, потому что в первом классе семинарии мы должны были переводить «Воспитание Кира» Ксенофонта из прозы, а из поэзии отрывки из «Илиады» Гомера со скандированием их. Следовательно, на преподавателя греческого яз[ыка], как и латинского яз[ыка], возложена была обязанность проделать всю черновую работу по изучению языка со всем многообразием его морфологических и синтаксических форм да заучить ещё на греческом яз[ыке] наизусть ряд молитв: «Царю небесный», «Достойно [есть]», «Христос воскресе» и др. Тогда мы не понимали или плохо понимали, что это значило для учителя, но теперь, когда сами вкусили, что значит обучить иностранному яз[ыку] кого-либо, мы поняли, что это была «сизифова работа». По существу это была борьба, в которой от преподавателя требовалась выдержка, настойчивость, упорство и такт. Главным средством борьбы у преподавателя были, конечно, все сильные двойки и единицы со всеми вытекающими от них последствиями, но и этого было мало: нужно было ещё применять какие-то субъективные, принадлежащие лично ему средства воздействия – убеждение, внушение и т. д. У Петра Васильевича на этот счёт была взята на вооружение грубость, выходящая за пределы дозволенного даже в условиях бурсы. Вот один из примеров её проявления. Когда мы учились в четвёртом классе между вторым и третьим уроками (они продолжались по часу) введены были завтраки: по скоромным дням – стакан молока или два яйца с хлебом; по постным дням (среда и пятница) – гороховый пирожок, поджаренный на конопляном масле. Эти пирожки мы называли «ваксовики». И вот однажды на уроке после завтрака Пётр Васильевич, в состоянии аффекта выпалил по адресу одного из учеников: «у, идиот, нажрался «ваксовика», так у него башка совсем не варит!» Трудно в данном случае определить: кого же больше оскорбил и унизил Пётр Васильевич, ученика или себя. Было ясно, что этой своей выходкой перенёс нас на «бурсу», как она изображена Н. Г. Помяловским в его произведении «Очерки бурсы». Нет, как видно, Пётр Васильевич не смог преодолеть в себе «её», и отрыжка от неё у него осталась. Мы тогда не были ещё знакомы с этим произведением Н. Г. Помяловского, но на опыте из сравнения его отношения к нам с отношением других преподавателей умозаключали, что у Петра Васильевича это от «прошлого».

У Петра Васильевича были точки соприкосновения с нами, вернее – они могли бы быть вне классов, но они по-настоящему не состоялись. Так, когда мы учились во II-м классе, принято было решение, чтобы учителя приходили к нам в вечерние часы на «занятные» и помогали нам готовить уроки. Приходил к нам в класс и Пётр Васильевич, но получалось как-то так, что он не сумел «подойти», а мы не то боялись, не то стеснялись, так и не «соприкоснулись» как это следовало бы. В библиотеке училища Петру Васильевичу поручено было выдавать книги для чтения о путешествиях. Ученики интересовались этим отделом книг библиотеки и охотно брали у него эти книги для чтения. Казалось бы, как тут поговорить о том, понравилась ли эта книга, так нет: спросит иногда П. В. немного рассказать о содержании книги, чтобы проверить, читал ли её сдающий и… больше ничего. У нас устраивались прогулки в лес с учителями in corpore.[52 - in corpore – по-латински в полном составе, вместе.] Учителя то в той, то в другой форме старались сблизиться с учениками, а он нет! У нас устраивались вечера-спектакли, где учителя или помогали, или просто старались ближе стать к ученикам, а он нет! Бирюк!

Но вот был такой случай: он провожал своего племянника, который со мной учился в одном классе – Анненкова, а вместе с ним и меня. Тогда я ещё не учился у него. Нам нужно было сесть на поезд в полночь, а мы на вокзал пришли с вечера. Он несколько раз при[хо]дил на вокзал и всё уговаривал нас, чтобы мы спали: «вы спите, не беспокойтесь: я вас разбужу» – уговаривал он. Пройдёт час, он опять приходит и начинает уговаривать. Другой человек!

Позднее, уже в семинарские годы, когда мы читали рассказы Чехова «Человек в футляре», мы естественно вспоминали П. В. Хавского по той простой причине, что в рассказе говорится о преподавателе греческого яз[ыка] Беликове, т. е. того предмета, который мы изучали у П. В.

Естественно также, что мы старались установить параллель между этими двумя преподавателями греческого языка и ответить на вопрос: был ли «человеком в футляре» и Пётр Васильевич? Мы отвечали: да, но с оговоркой, что он был таковым иной формации и получился на почве других условий общественной жизни. Конец его жизни подтвердил этот прогноз.

Летом 1923 г. мы с женой в течение двух недель жили в селе Полевском, около Шадринска. Там же жил на иждивении своей сестры просфорни Пётр Васильевич. Я встретил его, когда он шёл с рыбной ловли: босой, в потрёпанной одежде, старый, в зашёрканном уже парике. Признаться: я растерялся, поздоровался, сказал, что я его ученик… но больше разговор так и не наладился.

Нет! Он со своим прямолинейным взглядом на жизнь, так и не смог вылезти из своего «футляра».

В Шадринске я встретил Степана Неверова[53 - Неверов Степан (1890-?) – окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1904 г. и Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1910 г. «Сын торговца из с[ела] Соровского, бывш[его] Шадринского уезда Пермской губернии, ныне Курганской области. Учитель министерского училища в Полевском заводе, бывш[его] Екатеринбургского уезда Пермской губ[ернии], ныне Свердловской области, потом священник с[ела] Ольховского Шадринского уезда, потом один из руководителей потребительской кооперации Шадринского округа». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 3. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1278. Л. 186).], тоже бывшего ученика Петра Васильевича. Он мне сказал, что и ещё кое-кто из б[ывших] учеников Камышловского дух[овного] училища время от времени навещают Петра Васильевича и вспоминают «минувшие дни».

Камышловское училище просуществовало 31 год и столько же в нём проработал и Пётр Васильевич Хавский.

В 1902 г. выпускники дух[овного] училища при поступлении в семинарию держали экзамен по греческому яз[ыку]. Знания признаны хорошими. Труды П. В. Хавского не пропали даром.

    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 58–61 об.

Иван Кузьмич Сахаров[54 - Сахаров Иван Кузьмич – окончил Тамбовскую духовную семинарию в 1886 г. В 1886–1889 гг. канцелярский служитель в Тамбовском отделении Государственного Банка. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1893 г. В 1893–1895 гг. надзиратель за учениками в Тамбовской духовной семинарии. В 1895–1901 гг. помощник инспектора Пермской духовной семинарии. С 1901 г. определён учителем латинского языка в Камышловское духовное училище. С 7 сентября 1910 г. преподавал также русскую церковную и гражданскую историю в 3 классе. Статский советник. Имел орден св. Анны 3-й степени. «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 2.]

Иван Кузьмич пришёл к нам в духовное училище в 1901 г., когда мы учились в четвёртом классе.[55 - В очерке «Иван Кузьмич Сахаров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «За время нашего пребывания в училище преподаватели лат[инского] яз[ыка] сменялись трижды. До И. К. были – Бахаревский [А. П.], Иовлев [Д. В.], а он уже был, так сказать, замыкающим» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 12 об.Иовлев Димитрий Васильевич – учитель латинского языка в Камышловском духовном училище. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1893 г. В 1895–1899 гг. помощник инспектора Владимирской духовной семинарии. 4 февраля 1899 г. определён учителем латинского языка в Камышловское духовное училище. Коллежский асессор. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1901. № 20 (16 октября). С. 7.] На его долю выпало научить нас пользоваться вершинами синтаксиса латинского языка, такими, как cun historicum, cum temporale, cum cansale, не finale, ut obiectivum, ut consecutivum et cetera, et cetera. Его задача была аналогичной задаче П. В. Хавского: подготовить нас к чтению в первом классе семинарии «Энеиды» Вергилия Марона. Преподавание для Ивана Кузьмича было значительно осложнено тем, что он был заика, причём в тяжёлой форме. Было мучительно наблюдать, как он, чтобы выговорить «passivus», начинал p…p…p… весь красный, натуженный, пока, наконец, ему удавалось произнести это слово. К чести наших «бурсаков» нужно отметить, что они отнеслись к этому недостатку И. К. серьёзно, а то бывало и так, что иногда высмеивали это у кого-либо.

В отличие от Петра Васильевича Хавского Иван Кузьмич в отношениях к ученикам был, можно сказать, изысканно деликатен и вежлив, и ученики ценили в нём это качество и на его уроках вели себя очень сдержанно.

И. К. был певец и с этой стороны в глазах учеников выигрывал. Так, на страстной неделе он, гостящий у него товарищ по Перми А. С. Обтемперанский[56 - Обтемперанский Александр Сергеевич – сын священника Владимирской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1895 г. В 1895–1896 гг. учитель приготовительного класса при Переяславском духовном училище. В 1896 г. надзиратель за учениками во Владимирской духовной семинарии. С 13 ноября 1896 г. преподаватель обличительного богословия, истории и обличения русского раскола в Пермской духовной семинарии. С 29 января 1900 г. преподаватель церковной и библейской истории и истории русской церкви в Пермской духовной семинарии. Коллежский асессор. Имел орден св. Станислава 3 степени. // «Пермские епархиальные ведомости». 1902. № 37 (1 октября) (отдел официальный). С. 444.] и надзиратель дух[овного] училища И. Н. Ставровский исполнили trio «Непорочны» и «похвалы» – «Блажени испытающие свидения Твоя».[57 - Непорочны – термин, обозначающий важный для богослужения 118-й псалом «Блаженны непорочные в путь, ходящие в законе Господни. Блажени испытающии свидения Его, всем сердцем взыщут Его». Похвалы – особые тропари, читаемые после каждого стиха 118 псалма.] Для «духовников» это было целым событием.[58 - В очерке «Иван Кузьмич Сахаров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «И. К. до перехода в учителя дух[овного] уч[илища] работал в Пермской дух[овной] семинарии пом[ощником] инспектора и дружил с пермским областным миссионером, очевидно, товарищем по Казанской дух[овной] академии, в светском чине – А. С. Обтемперанским, тоже певцом. В страстную пятницу на клиросе духовного училища исполнялись в форме trio «блаженны» и «похвалы» в составе: А. С. Обтемперанский – 1-й тенор, И. К. Сахаров – 2-й тенор и И. Н. Ставровский – бас. Нужно сказать, что композиция этого песнопения исключительно яркая, эмоциональная и впечатление было исключительно сильным. Позднее автору сего случалось самому петь эти «блаженны» и «похвалы», но первоначальное впечатление осталось незабываемым» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 13–13 об.]

И. К. во время наших прогулок в лес старался держаться ближе к ученикам. Так, он организовал их на соревнование в беге и победителям вручал приз – апельсин. Всё это теперь кажется наивным, но тогда, в условиях «бурсы» это было свидетельством зарождающихся новых отношений между учениками и учителями на «бурсе».

Мы встретились с Иваном Кузьмичём через двадцать два или двадцать три года в Свердловске.[59 - Там же: в 1925 г.] Он работал тогда в текстильном тресте в качестве начальника какого-то отдела, а я работал преподавателем латинского яз[ыка] в Свердловском мед[ицинском] институте. Первая встреча была необычной: в бане у крана воды. В очереди за мной стоял Иван Кузьмич, но у крана я отступил и сказал: «Наливайте, И. К». Он удивился, и я ему сказал, кто я. После этого мы ещё встречались и вспоминали «минувшие дни».[60 - Там же: «Мы ещё несколько раз встречались с И. К. и ему было, очевидно, приятно сознавать, что его б[ывший] ученик по латинскому языку был в этот момент преподавателем тоже латинского языка в медицинском ин[ститу]-те» // Там же. Л. 14.] Но особенно мне запомнилась встреча в скверике у оперного театра. Мы долго сидели и беседовали. И Иван Кузьмич рассказал мне об одном своём научном открытии. Он сказал, что он нашёл средство для вылечивания от заикания, причём подчеркнул, что это средство строго научно обосновано им. И тут только я вспомнил о том, как И. К. заикался у нас на уроках, и обратил внимание на то, что теперь он не заикался. Зная, что я работаю в медицинском институте, И. К. просил меня позондировать в ин[ститу]-те, не заинтересовался ли бы кто его открытием из профессоров, причём он усиленно подчёркивал, что открытие его строго научное. Я понял, что его тяготил тот порок, которым он страдал раньше. В институте мне не удалось никого заинтересовать этим вопросом, а я вскоре узнал, что Иван Кузьмич скончался, так и не открыв никому своей научной тайны.[61 - В «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет, что И. К. Сахаров скончался в начале войны.]

    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 62–63 об.

Александр Андреевич Наумов

Как вспоминаешь об А. А. Наумове, то, прежде всего, возникает представление о нём как о магнате: хозяине двух домов и большого, как нам казалось, пространства земли. Это пространство было на виду у нас. Там находилось несколько старых берёз и лужок, поросший невысокой травой. Кажется, там стояло несколько ульев. Иногда на этом лужке появлялся один А. А., а иногда со своей семьёй. И в том, и в другом случае наше внимание было направлено на то, чем же занят А. А. у себя дома?

А. А. преподавал географию в III классе. Из всех предметов, которые мы изучали, это был самый интересный предмет. Мы изучали карту всего мира: океаны, моря, заливы, проливы, горы, города и т. д. У нас было две карты: с надписями и так называемая «немая». Проверяли нас по «немой» карте. Творческим моментом в изучении карты было определение географического положения различных точек на земном шаре. Нам давались задания для этого. Самым же интересным было выполнение контрольных карт, которые сдавались преподавателю по разным темам, например: карта Азии, Африки и т. д. Контуры мы снимали через просвечивание на стекле, а сетку – параллели и меридианы – при помощи ручек с ниточками, т. к. циркулей у нас не было. Главным при выполнении этих работ был художественный момент, т. е. стремление выполнить красиво. Краски на палитре и кисточки имелись у всех. Было соревнование на красоту. Так как работы выполнялись «за глазами» преподавателя, то находились «папенькины сынки», которые нанимали «мастеров» этого дела за 10–15 коп[еек]. За год у нас скоплялось до 4–5 таких работ, которые как некое «вещественное доказательство» своих «трудов» мы отвозили на показ своим родителям.[62 - В очерке «Александр Андреевич Наумов» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Среди других предметов география сама по себе имела больший интерес, и в этом отношении преподавателю её легче было с нами иметь дело» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 15 об.]

А. А. был строгий преподаватель, не позволял никаких грубых выходок, но вёл себя на уроках сухо, недоступно.[63 - Там же: «Передавали, что А. А. преподавал нам русский язык, но это как-то изгладилось в памяти, и Ал[ександр] Андр[еевич] сохранился в ней (памяти) как преподаватель географии. Был он очень требовательный и строгий, вспыльчивый, так что на уроках у него мы были всегда, как говорится, «начеку». Он стоял от нас больше, чем кто-либо другой, в отдалении» // Там же.] Таким же он был и в тех случаях, когда мы встречались с ним же [не] на уроках: на пикниках, вечерах и т. д.

После Октябрьской революции А. А. переключился на архивную и музейную деятельность, краеведческую работу, которой он интересовался со студенческих лет. ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 70–71.

Вячеслав Алексеевич Садовский[64 - Садовский Вячеслав Алексеевич – учитель русского и церковно-славянского языков в Камышловском духовном училище. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1897 г. Поступил законоучителем в Сормовскую двухклассную церковно-приходскую школу Нижегородской губернии. В 1898 г. определён помощником инспектора Тобольской духовной семинарии. В 1900 г. определён учителем русского и церковно-славянского языков в старшие классы Камышловского духовного училища. С 7 октября 1907 г. состоял учителем того же предмета во всех классах. Коллежский советник. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 2.]

В. А. Садовский был самым молодым преподавателем в нашем училище. Наш выпуск учился у него только в четвёртом классе. Помнится, мы изучали у него систему сложных предложений и периодическую речь.[65 - В очерке «Вячеслав Алексеевич Садовский» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Вячеслав Алексеевич преподавал нам русский язык. В коллективе наших учителей он был самым молодым, и появление его у нас производило впечатление «обновления» его состава» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 16.]

    ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 71.

Иван Иванович Устинов[66 - Устинов Иван Иванович – учитель русского и церковно-славянского языков в 1-м классе Камышловского духовного училища. Окончил Пермскую духовную семинарию в 1878 г. 10 сентября 1878 г. поступил на должность учителя русского и церковно-славянского языков в Далматовское, затем Камышловское духовное училище. Надворный советник, имел орден св. Станислава 3-й степени. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1904. № 21 (1 ноября). С. 381.]