Конец «Сатурна»

Узнав о бегстве и этих ребят, Клейнер рассвирепел. И неизвестно, как бы все сложилось для Кравцова, если бы он предусмотрительно не захватил с собой Грюнвейса.

– Вы выставили меня на посмешище! – кричал багровый Клейнер. – Я об этом деле телеграфировал в Берлин. Получил одобрение от начальника управления. А теперь что мне прикажете делать?

– Мне кажется, что я никакой ошибки не совершил, – твердо сказал Кравцов, смотря на Грюнвейса.

– Он говорил с ними как надо, – подтвердил Грюнвейс. – Но, очевидно, перед этим русским дерьмом распинаться было вообще бессмысленно.

– Не желаю ничего этого знать! – кричал Клейнер. – Провалено мое важное задание, и я потребую за него ответственности.

Грюнвейс поднял на Клейнера свои свинцовые немигающие глаза.

– Господин оберштурмбаннфюрер! Я вам давно говорил, что эта ваша затея провалится; помнится, я сказал вам тогда, что из дерьма пули отлить невозможно.

– Но господин Коноплев заверил меня, что все будет в порядке, – несколько сбавив тон, сказал Клейнер и с возмущением посмотрел на Кравцова. – Надеюсь, вы помните?

– Я честно выполнял ваш приказ, господин полковник, – тихо произнес Кравцов. – Позволю себе сказать только одно: нельзя было так торопиться. Вы сами не дали нам времени на основательную обработку контингента.

– Я разберусь, кто и в чем здесь виноват… – проворчал Клейнер и, помолчав, обратился к Грюнвейсу: – Всю эту дрянь переловить, подвергнуть такому режиму, чтобы у них сопли потекли, и затем отправить в Германию. – Клейнер повернулся к Кравцову. – Сегодня же представьте мне в письменном виде подробнейшую записку обо всей этой истории. Вы свободны…

Глава 9

Рудин с большой тревогой наблюдал за Андросовым. То он думал о самоубийстве, а теперь весь как натянутая струна: работает днем и ночью, похудел, глаза лихорадочно блестят. Сообщил, что задумал какое-то большое дело, но что это за дело, пока не говорит. Сказал: «В случае неудачи отвечать за это буду один я». Рудин никогда не любил людей настроения, особенно в своей работе, которая требует, чтобы ум всегда был свободен от всякого постороннего влияния.

Что затеял Андросов? Рудин решил еще раз серьезно поговорить с ним.

В конце длинного рабочего дня, когда резкие звонки на всех этажах требовали, чтобы все сотрудники «Сатурна» покинули главное здание, Рудин зашел к Андросову и пригласил его прогуляться.

– Гулять так гулять, – усмехнулся Андросов. Они вышли на берег реки и сели на скамейку у песчаного откоса. Рудин давно облюбовал это местечко, удобное для разговора, не предназначающегося для третьей пары ушей. Вокруг – голый берег, впереди – река.

– От усталости, наверное, снится черт знает что, – сказал Рудин. – Вчера видел…

Андросов положил руку на колено Рудина.

– Не надо. Я расскажу вам о своем плане. Недавно я узнал, что Мюллер втайне от Зомбаха готовит список с адресами всей нашей агентуры для передачи ее, по-видимому, главному командованию СД.

– Как вы это узнали? – недоверчиво спросил Рудин.

– Помните, две недели назад к нам приезжали из Берлина оберштурмбаннфюрер СД и заместитель Канариса Лахузен? Официально их миссия означала улучшение контакта между «Сатурном» и СД. Но я случайно услышал разговор Лахузена с Зомбахом. Собственно, я услышал только несколько фраз Лахузена. Он сказал: «Они хотят прибрать к рукам нашу агентуру. Судя по всему, Мюллер тайком готовит им списки. Пусть он это делает, не мешайте ему. А в Берлине адмирал Канарис примет необходимые меры…» Так вот, Мюллер действительно готовит списки, я это установил совершенно точно. Уже вторую ночь личная стенографистка Мюллера перепечатывает списки… Дальше. Из разговора с адъютантом Мюллера капитаном Ноэлем я узнал, что он совершенно неожиданно получил подарок от Мюллера – десятидневный отпуск – и готовится к поездке в Берлин, а потом к семье, в Дрезден. Он попросил меня подыскать ему какой-нибудь хороший и типично русский подарок для его жены. Я пообещал ему это сделать и спросил, когда он едет. Он ответил так: точно не знаю, шеф должен закончить какую-то срочную работу, я повезу ее в Берлин.