«Сатурн» почти не виден

Андросов вышел из кабинета Зомбаха спустя полчаса и на ходу сухо бросил Рудину:

– Пройдите ко мне.

В своем кабинете Андросов, как совсем обессилевший человек, тихо опустился в кресло:

– Ну, знаете ли… – шепотом произнес он.

– А что такое? – улыбнулся Рудин. – Все как будто идет нормально. Или я ошибаюсь?

– Больше, чем нормально. Зомбах хотел, чтобы вы сейчас же начали работать здесь, в аппарате, но Мюллер настоял, чтобы сначала вы отправились в партизанский отряд.

– Это не страшно. Мюллер, я вижу, очень насторожен, а он не дурак. Надо дать им возможность меня проверить. Нет, нет, все идет хорошо. Спасибо. На каком режиме меня будут держать?

– Приказано определить вас в общежитие при нашей разведшколе, это на территории гарнизона.

– Выход в город разрешается?

– Как и всем курсантам, только в воскресенье и только с двенадцати до трех.

– Не густо, но ничего, управлюсь. Был разговор, в какой отряд посылают?

– Мюллер предложил как раз в тот отряд в Задвинском лесу, про который вы говорили.

– Прекрасно! А какой у нас сегодня день?

– Четверг.

– Надеюсь, я могу затянуть свою подготовку, чтобы иметь хоть одно воскресенье с выходом в город?

– Конечно.

– Тогда все в полном порядке…

Пять важных радиошифровок

От Бабакина – Маркову

«Торговля идет нормально. Связи с Кравцовым по-прежнему нет. Сегодня было свидание с Рудиным. Далее следует переданный им для вас текст: „Все в полном порядке. Андросов согласился и уже сделал для меня многое. Его письменное обязательство оставляю у Бабакина. В самое ближайшее время меня забросят в Задвинский лес в отряд, где в конце лета был повешен изменник. Я должен завербовать там агента. Это задание для меня экзамен, и, если я его выдержу, по всем данным, буду взят в аппарат. Прошу обеспечить все необходимое для этой операции. Привет. Рудин“. Рудин очень торопился, ничего к его тексту прибавить не могу. Обязательство Андросова перешлю при ближайшей возможности. Привет. Бабакин».

От Маркова – в Москву, Старкову

«Только что через Бабакина получил первую радиограмму от Рудина. У него все в полном порядке. Андросов согласился и уже работает. Рудина хотят проверить – посылают с заданием к партизанам. Обеспечиваю эту операцию и подключаю в нее находящегося в резерве Добрынина. Дальнейшее продвижение Кравцова происходит пока медленно. Хотя данных об организации противником широкой и тщательной службы радиопеленгации нет, до возможного минимума сокращаю работу своей рации и буду выходить в эфир из разных мест. Перехожу на использование каналов связи с участием посыльных и почтовых ящиков. Привет. Марков».

От Маркова – товарищу Алексею

«В самое ближайшее время вражеские разведорганы забросят своего агента в партизанский отряд, действующий в Задвинском лесу. Это будет наш человек, о чем надо срочно предупредить только руководство отряда. Подробности им объяснит сам заброшенный. Операция имеет крайне важное значение. В целях наилучшего ее обеспечения нахожу необходимым немедленно перебросить в тот отряд своего представителя, который в настоящее время находится в деревне Стогово. Сообщите, возможно ли установить с отрядом предварительный контакт. Начиная с 20-го числа переходим на условленные каналы связи. Радиосвязь только в самых необходимых случаях, но слушаем друг друга, как и до сих пор, в четырех поясах времени. Привет. Марков».

От товарища Алексея – Маркову

«Командиру отряда Лещевскому даны необходимые указания и лично на него возложена ответственность за успех вашего дела. Представитель отряда будет ждать вашего человека завтра с 19 до 20 часов возле развалин казачинской церкви, что примерно в пяти километрах на запад от Стогова. Пароль вашего человека: „Привет верующему“. Отзыв: „Бога бояться – не грешить“. Подтвердите выход вашего человека завтра. Привет. Алексей».

Из Москвы – Маркову

«При первой же возможности передайте Рудину сердечный привет и пожелания успехов. Держите меня в курсе всех его дел, в том числе незначительных. Находка Савушкина может оказаться перспективной. Его связь с Хорманом развивайте и закрепляйте. Что у Кравцова? Хозяйка и тюремный архив в Смоленске давно приготовлены, но до сих пор там никто не был. Решение в отношении радиосвязи правильное, но мы слушаем вас по-прежнему круглосуточно. Учитывая громадную важность для нас точки Бабакина и то, что он находится в городе, насыщеном радиослужбой противника, необходимо, чтобы и он использовал свою рацию только в особо важных случаях, требующих срочности действий, и переходил на использование связных. Привет. Старков».

Глава 16

Ровно в девять ноль-ноль Кравцов, как было ему приказано, явился в гестапо. Старательно сколотив снег с сапог, он подошел к дежурному:

– Мне приказано оберштурмбаннфюрером Клейнером быть здесь в девять утра.

Фамилия Клейнера подействовала, но все остальное дежурный явно не понял.

– Айн момент, – пробормотал он и вызвал по телефону переводчика.

Явился пожилой флегматичный дядя.

– Узнайте, что надо этому человеку, – обратился к нему дежурный.

Кравцов сказал переводчику, по чьему приказанию он явился. Тот перевел все это дежурному.

– Айн момент, – улыбнулся Кравцову дежурный и позвонил адъютанту Клейнера. Доложив о посетителе, он выслушал, что ему сказали, положил трубку и повернулся к Кравцову. На лице у него уже не было никакого уважения к посетителю. Он кивнул переводчику: – Скажите ему, чтобы он вот там подождал.

Кравцов сел на обшарпанный деревянный диван, видимо привезенный сюда с вокзала, на спинке дивана было клеймо «МББЖД». В вестибюле становилось все оживленнее. Шли на работу сотрудники, многие из них были в штатском, и их ранги можно было угадать только по степени небрежности, с какой они козыряли дежурному и как тот им отвечал.

Кравцов пристально наблюдал за всем вокруг и старался понять, почему сегодня с ним обошлись так небрежно. Он находил всякие объяснения этому, но только одно, самое тревожное, в которое ему больше всего не хотелось верить, казалось ему самым реальным: очевидно, они немедленно дали указание в Смоленск, а наши не успели привести в боевую готовность ни «хозяйку дома», ни тюремный архив. Из Смоленска пришло соответствующее донесение, у гестаповцев, естественно, возникло недоверие ко всему, что он сообщил им о себе.

В характере Кравцова была черта, которую Марков иронически называл «недержание решительности». Когда в группе обсуждались очень рискованные действия Кравцова в операции по обеспечению встречи Маркова с товарищем Алексеем, Марков несколько раз спрашивал у него: «Ну а что было бы, если бы у людей товарища Алексея не оказалось больше выдержки, чем у вас?» Кравцов молчал. Что он мог ответить? Он еще долго после той истории вспоминал сцену в хате, и от одного этого воспоминания у него ладонь делалась влажной, как в ту минуту, когда он сжимал в ней приготовленную к броску гранату. А Марков своим ровным въедливым голосом уже спрашивал: «Как вы могли отправить в деревню солдата, не снабдив его паролем?» И снова Кравцов молчал. То, что он допустил крупный просчет, ему было ясно. Самое обидное, что он не только Маркову, но и самому себе не мог объяснить, как он не подумал тогда о таких простых вещах. «Снова и снова недержание решительности…» – со злостью сказал Марков.

Сейчас, сидя в вестибюле в гестапо, Кравцов старался как можно спокойнее обдумать свое положение.

Вдруг дежурного точно пружина подбросила. Вытянувшись в струну, он поедал глазами вошедшего с улицы высокого мужчину в длинном кожаном пальто с запорошенным снегом воротником. Это был Клейнер.

Кравцов тоже вскочил, умышленно неловко и шумно. Клейнер, на ходу стряхивая снег с воротника, безразлично взглянул на Кравцова, прошел мимо, тяжело поднялся по первому пролету лестницы и исчез за ее поворотом. Дежурный насмешливо смотрел на стоящего руки по швам Кравцова.

«Вот в чем дело, – обрадованно думал Кравцов, снова садясь на диван, – я приперся, когда Клейнера еще не было, а без него просто никто не знал, что со мной делать».

И действительно, минут через десять пришел уже знакомый ему гестаповец Циммер. Он издали рукой позвал Кравцова, сказав дежурному: «Это ко мне».

Они зашли в маленький кабинет, в котором стоял простецкий стол без тумб и два венских стула. Один из стульев был связан проволокой. Словом, ясно было, что Циммер – птица некрупная. Он, наверное, догадался, что думает Кравцов, видя его кабинет, вдруг надулся, как индюк, и начал корчить из себя большого начальника.

– Что же мне, Коноплев, делать с вами? – процедил он сквозь зубы.

Между прочим, он действительно не знал, что ему делать с Кравцовым. Клейнер вызвал его и сказал: «Займитесь этим человеком», – а что это значит, не пояснил. Телеграмму в Смоленск Циммер послал только сейчас, потому что вчера целый день Клейнеру было некогда и нельзя было получить у него визу, а без визы отдел связи телеграмму не принимал. В общем, все показывают свою власть, всем некогда, а он, Циммер, должен придумывать, чем заниматься с этим русским.