Сотник Лонгин

– Жители Ципори, галилеяне! Вы истинные сыны Израиля. Я горжусь вами. Сегодня вы проявили чудеса храбрости. Пусть и дальше ваша рука столь же беспощадно разит врага! Теперь у нас есть оружие, достаточное для того, чтобы продолжать борьбу. К сожалению, нам пришлось пролить иудейскую кровь. Воины, которые ныне пали от вашей руки, не вняли нашим призывам и поплатились за это. Но сегодня я получил добрые известия из Ерушалаима. Царское войско готово перейти на нашу сторону! А это десять тысяч отважных закаленных в боях мужчин, которые знают толк в оружии…

Люди встретили это известие дружным ликованием, а Иегуда продолжал:

– Отныне Ципори – оплот нашей борьбы. Но пока не время для торжеств. Совершен лишь первый шаг навстречу свободе. Впереди нас ждет еще немало испытаний, но, я верю, мы справимся и победим. А пока, братья мои, воздадим последние почести воинам, павшим в этом бою.

Иегуда покинул приемный зал и вышел во двор, где осталось лежать около сотни мертвых тел. Толпа горожан следовала за ним по пятам, повсюду прославляя его:

– Да здравствует Иегуда бен Хизкия! Да хранят небеса помазанника Божия!

***

Со всех уголков Галилеи под знамя Мессии стекался народ. В основном это были молодые люди, не обремененные семьями, жаждущие подвигов и славы. Впрочем, нередко и ветераны Ирода переходили на сторону Иегуды. Они обучали юношей воинскому ремеслу, пытаясь создать из стихийной толпы настоящую армию. Занятия проходили в окрестностях Ципори. Юноши стреляли из луков, метали дротики и учились держать строй.

Тем временем, войско Квинтилия Вара совершило марш-бросок по Приморской дороге и вышло на подступы к Ерушалаиму. Вперед были посланы переодетые соглядатаи. Вскоре Квинтилий Вар получил донесение разведки: в городе все спокойно. Мятежников не обнаружено.

Ранним майским утром Железный легион вступил в Ерушалаим через отверстые ворота. Солдаты в полном снаряжении, защищенные доспехами и громоздкими щитами, шли по пустым улицам, медленно поднимаясь в гору. Кругом – ни души. Жители города, прослышав о римской армии, прятались по домам. Квинтилий Вар, сопровождаемый своими преторианцами, въехал в ворота дворца Ирода, где его встречал прокуратор Сабин, который прибыл в Ерушалаим накануне, лелея мечту поживиться чужим добром. Внезапное появление Вара застало Сабина врасплох, и он вышел ему навстречу в помятой неуклюже напяленной тоге. «О боги, как мог этот неповоротливый разжиревший кот поспеть так скоро?» – разочарованно думал Сабин, выдавливая при этом улыбку на своем лице. Квинтилий Вар весьма ловко соскочил с коня и, поправив свой пурпурный плащ, твердой поступью направился к встречавшей его делегации.

– Приветствую тебя, проконсул! – склонил почтительно голову Сабин. – Мы ждали твоего приезда.

– Да, я вижу, – улыбнулся Вар, приметив потрепанный вид прокуратора. – Как дела, Сабин?

– В городе все тихо, – смущенно проговорил Сабин.

– Тихо. Это ты верно говоришь. Тихо, как на кладбище. Куда всех жителей подевали? – пряча улыбку в уголках толстых губ, осведомился Квинтилий Вар.

– Горожане, верно, напуганы столь молниеносным появлением твоих победоносных легионов, – складно проговорил Сабин. – Но если проконсул желает, я соберу всех старейшин Ерушалаима…

– Это лишнее, – усмехнулся Квинтилий Вар. – Если горожане забились в норы, так пусть себе остаются там. Мне довольно того, что они не бунтуют. Верно, мои опасения были напрасны… Но ты все-таки держи ухо востро. И повремени пока с изъятием ценностей.

– А как на это посмотрит Кесарь? – осведомился хитроумный Сабин. Квинтилий Вар благоразумно оставил его вопрос без ответа, и они вместе вошли в крытую колоннаду дворца Ирода Великого.

В дальнейшем, переговорив с царскими военачальниками, Вар убедился, что его опасения были напрасны, и, отдав все необходимые распоряжения относительно размещения Железного легиона, решил немного отдохнуть после утомительного перехода.

Зная привычки Вара, Сабин велел дворцовым слугам жарко истопить баню. И вскоре располневшее за время сирийского наместничества тело Вара плюхнулось в бассейн с холодной водой, затем насладилось теплой, а напоследок и водой в жарко натопленном помещении. Распаренный красный как рак римлянин, закутанный в белое покрывало, занял широкое блиставшее золотом ложе в огромном зале, где все было готово к веселому застолью. Были наполнены кубки. Звучали кифары. Сабин развлекал своего гостя рассказами на сладостной для римского уха латыни. Когда кончилось иудейское вино, римляне спустились в погреба Ирода и приятно удивились, найдя там амфоры с италийским вином столетней выдержки. Обед начался еще утром, а завершился глубоко за полночь, вобрав в себя более двадцати перемен блюд…

***

На другой день Квинтилий Вар отправился в обратный путь. Прокуратор Сабин, обрадованный тем, что так легко отделался от Вара, и, полагаясь на силу оставленного им легиона, созвал всех начальников Ерушалаима и «именем принцепса Кесаря Августа, сената и римского народа» потребовал от них ключи от всех крепостей и казнохранилищ города «для составления описи имущества покойного царя Ирода».

Мудрецы Синедриона были возмущены наглостью римского прокуратора, который отдавал распоряжения, словно хозяин Иудеи. Однако, находясь во дворце, где кругом были вражеские солдаты, они вида не показали, а выступивший вперед первосвященник спокойно объяснил римлянину, почему его требования неосуществимы:

– Прокуратор, за Иродом царство Иудейское и все его богатства унаследовал Архелай, его старший сын. По завещанию он утверждается на престоле волею великого Кесаря, к которому теперь он направляется. До возвращения Архелая из этого путешествия нам велено сберегать имущество покойного царя. Поэтому, прокуратор, прежде чем распоряжаться казною Ирода надлежит дождаться волеизъявления Кесаря и утверждения Архелая в царском титуле.

Сабин, разгневанный неуступчивостью иудеев, сразу же после того, как они покинули дворец Ирода, призвал своего вольноотпущенника, происходившего из ученых греков, и спросил его совета.

– Прокуратор, – отвечал хитроумный либертин, – иудеи – это строптивый и непокорный народ, всегда готовый к мятежу, а у тебя сейчас довольно сил, чтобы легко подавить любое возмущение…

Сабин понял, к чему клонит этот грек, сразу же повеселел и велел разослать своих рабов, чтобы сеять ненависть к римлянам среди горожан. В сумерках по Ерушалаиму бродили вооруженные люди, выкрикивающие оскорбительные для иудеев призывы:

– Евреи, не желаете ли отведать свининки? Великодушный прокуратор являет милость своему народу. Он зовет всех на роскошный пир. Вход во дворец свободный. Слышите, какой пряный аромат доносится оттуда? Там вам предложат жирных кабанов и молочных поросят. Все, все, все! Спешите, предложение ограничено по времени. Успейте отведать вкусного свежего свиного мяса…

Расчет Сабина оправдался: город, едва отошедший от недавних волнений, снова был взбудоражен, загудел, словно потревоженный улей. С высокой башни Фазаэля, что примыкала к царскому дворцу, Сабин, посмеиваясь, наблюдал за толпами горожан, которые собирались на противоположном холме, – в Новом городе, и громко выкрикивали ругательства, адресованные римлянам.

Однако прокуратор недооценил людей, над которыми потешался. Сабин, немногое зная об иудейских обычаях, не предвидел того, что по случаю грядущего праздника Пятидесятницы в Ерушалаим соберется огромное множество паломников со всей страны. Но самым большим потрясением для римлянина стало то, что люди все чаще приходили в город вооруженными до зубов: в доспехах, с мечами и копьями. Вскоре из них составилось огромное войско, которое многократно превосходило по численности легион, бывший в распоряжении прокуратора. Сабин расстался со своей неизменной улыбкой, теперь он уже с тревогой взирал в сторону Храмовой горы, где здание Святилища казалось белоснежным островком, утопающим в черном море людском. Так велико было стечение народа…

***

Воздев руки к небу, старец в священническом облачении молился Богу Всевышнему. Пред ним на коленях стоял, смиренно склоняя голову, седовласый человек. Стих ветер, дотоле качавший верхушки деревьев. Природа замерла. Смолк робкий шепот. Воцарилась полная тишина. Все ждали чего-то необыкновенного. И вот, свершилось! На горе Елеонской, посреди пальмовой рощи, первосвященник возлил елей на голову коленопреклоненного Иегуды, сына Хизкии, помазав его на царство. Тогда Анан, сын священника Сета, юноша восемнадцати лет отроду, первым звонко выкрикнул:

– Осанна! Благословен грядущий во имя Господне Царь Израилев!

Народ подхватил его слова, и они многократным эхом прокатились над округой. Бывший царедворец Ирода по имени Шимон возложил на Иегуду золотую диадему, усыпанную драгоценными камнями, а двое юношей подвели к нему белоснежного чистокровного скакуна, добытого на конюшне в Зимнем дворце Иерихона…

Иегуда, одетый в багряницу, спускался верхом на коне по склону Елеонской горы. Люди приветствовали и прославляли его как царя, выбегали вперед, постилая свои одежды и пальмовые ветви по дороге. Народ ликовал! Это был праздник, которого Иудея не знала со времен восстания Маккавеев. Каждому хотелось плакать от радости. И верить в то, что, наконец, настал тот день, когда Всевышний дарует свободу Израилю. А иначе и быть не могло, ибо вот он, избранник Божий, помазанный на царство, которому уже присягнули: Гамала, Галилея, отдельные селения Самарии, Заиорданская Перея, Иерихон. Теперь настала очередь Ерушалаима…

Море людское разлилось по Кедронской долине. И, словно Моисей, пред которым расступились воды Чермного моря, Иегуда верхом на белом скакуне ехал посреди широких народных масс, которые, махая ветвями деревьев, мощным хором восклицали:

– Осанна в вышних! Благословен идущий во имя Господне Царь Израилев.

Царедворец Шимон и военачальник Ирода Афронг вели за собой закованный в броню конный отряд, за которым пешком следовали копьеносцы и лучники.

Иегуда спешился у подножия Храмовой горы, – перед старейшинами города, которые вышли ему навстречу. Начальник гарнизона Антониевой крепости с поклоном передал ему ключи от города. В толпе мудрецов Синедриона, спешивших выразить верноподданнические чувства, Иегуда разглядел фарисея Цадока, который скромно стоял с края, не осмеливаясь приблизиться. Иегуда вдруг сам подошел к нему и даже заключил его в объятья.

– Как поживаешь, Цадок? – воскликнул он.

– Хвала небесам! Молюсь за тебя Всевышнему, Государь, – с чувством отвечал Цадок; при этом его глаза увлажнились, и по стариковскому лицу побежала слеза. – А где же твой Шимон?

– Я отправил сына в Парфию – искать союза с персами, – проговорил Иегуда.

– Что ж, это разумно, – согласился Цадок. – Персы, как и мы, верят в одного Бога. К тому же без парфянской конницы нам не свалить железного римского истукана.

– Я это слишком хорошо понимаю, Цадок, – кивнул Иегуда и обратился к начальнику гарнизона Антониевой крепости:

– Биньямин, как обстановка в городе?

– Все начальники городских цитаделей готовы присягнуть тебе, государь. Но в царском дворце стоит римский легион, а дворец окружен неприступной стеною с высокими башнями.

– Да, мне уже известно о римлянах, – мрачно усмехнулся Иегуда. – Это препятствие, которое нам подобает преодолеть ради построения царства Божия. Мы принесем идолопоклонников в обильную кровавую жертву на алтарь освобождения Израиля от иноземного ига!

– Государь, – сказал начальник гарнизона, – покорнейше прошу тебя – осчастливь своего раба посещением… В покоях крепости все готово к твоему приходу.

– Не сейчас, Биньямин, после, – нахмурился Иегуда. – Прежде мне, как помазаннику Всевышнего, подобает посетить Дом Божий. Но для начала избавлюсь от скверны я. На моих руках кровь, от которой должно мне очиститься…

Он вскочил на коня и медленно, давая народу расступиться, двинулся в сторону купели Шилоах, где вскоре, скинув одеяния свои, вошел в одну из микв (купален) и трижды с головой погрузился в воду. Потом, выйдя из бассейна, он облачился в чистый белоснежный хитон и пешком направился в Храм по долине Тиропион. На всем протяжении пути толпы с ликованием приветствовали его. Повсюду звучало одно и то же слово:

– Машиах!

Воротами Хульды Иегуда поднялся на Храмовую гору, которая была сплошь наводнена паломниками. Люди, едва прослышав о появлении Мессии, бросали все свои дела, спешили передать жертвенных животных в руки левитов и выходили ему навстречу с возгласами: