Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции

Несравненно важн?е по своимъ посл?дствiямъ былъ переворотъ, произведенный въ политическихъ идеяхъ Италiи и всей Европы творенiями Макiавелли. Мы указывали уже на историческое значенiе Макiавелли, какъ д?ятеля возрожденiя. Значенiе это заключается въ томъ, что онъ призвалъ къ жизни государственную идею, управлявшую классическимъ мiромъ и забытую въ среднiе в?ка, что на м?сто павшаго духовнаго авторитета онъ далъ челов?честву другой авторитетъ – политическiй, нацiональный, государственный. Въ этомъ, по нашему разум?нiю, заключается главная историческая заслуга Макiавелли, и она, а не его парадоксальная теорiя св?тской власти, изложенная въ изв?стной книг? его: "Il Principe", должна была по настоящему упрочить его имя въ исторiи. Макiавелли былъ государственный д?ятель, съ головы до ногъ. Его литературные труды, его общественное служенiе, даже его честная, домашняя жизнь, все въ немъ было посвящено государственнымъ ц?лямъ. "Р?дко, говорить Блунчли, можно встр?тить челов?ка, который бы такъ всец?ло и исключительно былъ преданъ государству, какъ Макiавелли. Какъ вода для рыбъ и воздухъ для птицъ суть единственныя стихiи, среди которыхъ они могутъ существовать, такъ Макiавелли могъ жить только среди государства. Онъ – государственный челов?къ въ полномъ смысл? слова. Онъ чувствуетъ себя призваннымъ играть политическую роль, и не можетъ жить вн? политики. Его дарованiя, его помыслы, его склонности посвящены государству. Онъ страстно любитъ государство, и готовъ пожертвовать ему вс?ми своими силами. Онъ жертвуетъ ему своимъ спокойствiемъ, своимъ состоянiемъ, своими друзьями, самимъ собою, даже своею честью и сов?стью. Выше политической д?ятельности онъ ничего не знаетъ и ни къ чему такъ не стремится; политическiя науки стоять для него на второмъ план?. Онъ съ большею охотою пишетъ реляцiю о посольств?, отъ которой онъ ожидаетъ непосредственнаго д?йствiя, нежели р?чь о какомъ нибудь политическомъ вопрос?. Четырнадцать л?тъ (1498–1512), въ теченiе которыхъ онъ, какъ секретарь флорентинской республики, принималъ непосредственное участiе въ д?лахъ, были счастлив?йшими въ его жизни, хотя многое шло тогда противно его желанiямъ, и хотя онъ занималъ м?сто, слишкомъ скромное для его необыкновенныхъ способностей. Ему было въ высшей степени больно, когда онъ, въ самомъ цв?тущемъ возраст? (онъ род. 1469), въ сл?дствiе государственнаго переворота и возвышенiя Лоренцо Медичи, былъ отставленъ отъ своей должности и принужденъ жить частнымъ челов?комъ. Онъ не могъ перенести этой вынужденной праздности. Какъ трогательны его жалобы, которыя онъ обращалъ къ своему другу Веттори. Какъ страдаетъ онъ, оттого что для него закрыта политическая д?ятельность, какъ безплодно и б?дно кажется ему все, что онъ д?лаетъ! Онъ едва находить, ч?мъ убить время. Ему опротив?ла ловля птицъ, которой онъ издавна любилъ заниматься; чтенiе поэтовъ, прелести природы развлекаютъ его только на короткое время; печально проводить онъ посл?об?денные часы за картами и трик-тракомъ, въ обществ? трактирщика, мясника, мельника и кирпичника. Зато вечеромъ онъ весь сосредоточивается. Онъ снимаетъ свою всегдашнюю нарядную одежду и над?ваетъ платье государственнаго челов?ка. Онъ уединяется къ себ? въ кабинет?, ведетъ таинственную бес?ду съ государственными людьми прежнихъ временъ, задаетъ себ? политическiя проблемы и упражняется въ ихъ р?шенiи. Если онъ не можетъ заниматься д?йствительными д?лами, то занимается по крайней м?р? вымышленными. Политическими науками онъ занимается только по нужд?; въ нихъ ищетъ онъ только исхода для внутреннихъ стремленiй. которыя лучше желалъ бы обнаружить въ политической д?ятельности"[83 - Bluntschli, Deutsches Staatsworterbuch, VI. 512–513.].

Въ связи съ т?мъ влiянiемъ, какое необходимо должна была оказать на современниковъ государственная идея, такъ р?зко высказывавшаяся и въ литературныхъ трудахъ, и въ практической д?ятельности Макiавелли, находятся его патрiотическiя стремленiя, также оказавшiяся не безъ влiянiя на западную Европу. Съ этой стороны, политическая д?ятельность Макiавелли является въ самой непосредственной связи съ предшествовавшей исторiей Италiи. Мы старались уже указать, какъ къ концу среднихъ в?ковъ, папская власть, служившая до того времени нацiональнымъ знаменемъ Италiи, потеряла кредитъ въ глазахъ итальянскихъ патрiотовъ, и какъ въ сл?дъ за т?мъ Петрарка и Коло ди Рiенцо пытались найдти выходъ изъ тяготившаго ихъ порядка вещей въ возвращенiи къ государственному и политическому быту классической старины. Теперь, въ лиц? Макiавелли, патрiотическiя стремленiя Италiи находятъ другой исходъ. Макiавелли точно также, какъ и его предшественники, скорбитъ о политическомъ ничтожеств? своей родины, о ея нацiональной разрозненности, разорванности, объ отсутствiи между отд?льными частями ея единой централизующей связи; но онъ указываетъ другой путь къ достиженiю политическаго могущества и единства Италiи. Уб?дясь, что папство не въ силахъ выполнить этой великой задачи, онъ обращается къ св?тской власти, но не къ чужеземной, не къ императорской, какъ это д?лали гибеллины, a къ такой власти, которая возросла бы на итальянской почв? и д?йствовала бы итальянскими силами, Онъ ищетъ кругомъ себя итальянскаго государя, который, т?мъ или другимъ путемъ, честно или безчестно, могъ бы настолько возвыситься надъ другими влад?тельными домами Италiи, чтобъ въ его лиц? осуществилась идея итальянскаго единства. Такого государя находить онъ въ Цезар? Борджiа. Сынъ Александра VI, порочный, хитрый, мстительный, жестокiй, одержимый безграничнымъ честолюбiемъ и одаренный зам?чательною силою воли. Цезарь Борджiа, при бол?е благопрiятныхъ условiяхъ, могъ бы съ усп?хомъ выполнить задачу, которой такъ сочувствовалъ Макiавелли. Этимъ объясняются дружественныя отношенiя, въ которыхъ находился великiй флорентинець къ Цезарю Борджiа. Онъ вид?лъ въ немъ государя, который могъ силою и коварствомъ сосредоточить въ своихъ рукахъ господство надъ Италiей и вырвать ее изъ рукъ чужеземцевъ[84 - Патрiотическими стремленiями Макiавелли объясняется, между прочимъ, и его теорiя св?тской власти, изложенная въ Il Principe. Цезарь Борджiа служить какъ бы олицетворенiемъ того идеала, который начерталъ Макiавелли въ этой книг?.]. Обстоятельства сложились такимъ образомъ, что планъ, начертанный честолюбiемъ Цезаря Борджiа и патрiотизмомъ Макiавелли, не могъ быть приведенъ въ исполненiе; но этотъ планъ все таки им?етъ великое значенiе, потому что зд?сь см?ло заявленъ принципъ нацiональности, которому, по видимому, предстоитъ высокая роль въ исторiи. Съ другой стороны, патрiотическiя стремленiя Макiавелли им?ютъ для насъ тотъ же смыслъ, какъ и классическiя мечты Петрарки, и республиканскiе планы Коло ди Рiенцо: это не бол?е, какъ разнообразныя проявленiя все той же живучей патрiотической идеи, которая не умирала въ продолженiе стол?тiй, и которая служить мотивомъ современнаго итальянскаго движенiя.

Въ этихъ краткихъ очеркахъ, мы разсмотр?ли общую картину итальянскаго гуманизма, какъ важн?йшаго явленiя эпохи возрожденiя. Въ дальн?йшемъ мы постараемся съ другихъ сторонъ обозр?ть внутреннее состоянiе Италiи конца XV и начала XVI в?ка и указать, въ чемъ и насколько отразилось влiянiе его на Францiю. Но для этого намъ надо обратиться къ Карлу VIII, котораго мы оставили на границахъ Италiи.

* * *

Грозныя знаменiя возв?стили Италiи нашествiе варваровъ. Говорили, что въ темную ночь, среди страшныхъ ударовъ грома и осл?пительнаго блеска молнiи, взошли надъ Апулiей три солнца, окруженныя черными тучами; что масса вооруженныхъ всадниковъ, появилась въ воздух? надъ Ареццо; эти всадники сид?ли на коняхъ колоссальнаго роста, и отъ нихъ долеталъ страшный громъ барабановъ и трубъ; что многiе благочестивые люди вид?ли, какъ потъ выступалъ на образахъ и статуяхъ святыхъ[85 - Guicciardini, I. 67.]. Этимъ сверхъестественнымъ явленiямъ природы какъ нельзя бол?е вторила вдохновенная р?чь Савонаролы:

"О Италiя! о Римъ! восклицалъ пропов?дникъ. Я призову людей, которые сотрутъ васъ съ лица земли. Они придутъ, голодные и ярые, какъ львы. За ними всл?дъ я призову чуму, отъ которой никто не уб?житъ. Смерть будетъ повсюду. Дома будутъ полны мертвыми, и могильщики начнутъ ходить по улицамъ съ крикомъ: выносите мертвыхъ! Горы т?лъ будутъ повсюду, т?лами завалятъ рвы и р?ки. По улицамъ ничего не будетъ слышно, кром? крика; мертвыхъ! У кого есть мертвые, выносите за ворота! Выйдутъ за ворота семьи, и отдавая трупы, скажутъ; вотъ мой сынъ, мой братъ, мой мужъ. Мало останется живыхъ, травою заростутъ улицы, л?сами покроются дороги, и варвары наводнять Италiю… О Римъ, покайся! Покайтесь Венецiя, Миланъ!"[86 - Статья г. Эссена о Савонарол? (по Villari), пом?щенная въ Библiотек? для чтенiя за 1860 г. стр. 15 sqq. N 9.]

Эти страшныя знаменiя, эти р?чи, эти стоны, наполняли ужасомъ сердца Итальянцевъ, и они съ сомн?нiемъ и страхомъ изм?ряли силы приближавшагося врага. Численность французскаго войска, осенью 1494 г. вступившаго въ пред?лы Италiи подъ личнымъ предводительствомъ Карла VIII, простиралось, приблизительно, до 60.000 ч[87 - Michelet, Renaissance, 174. Въ сказанiяхъ современниковъ эта цифра различно изм?няется, смотря по тому, берутъ ли они численность французскаго войска до перехода черезъ Альпы, или посл? перехода.]. За исключенiемъ Швейцарцевъ, шедшихъ въ авангард?, оно состояло исключительно изъ Французовъ, издавна славившихся своею личною храбростью, преданностью королю, патрiотизмомъ и честолюбiемъ. Оно не было, подобно итальянскимъ войскамъ, навербовано изъ подданныхъ различныхъ государствъ, разд?ленныхъ между собою взаимными антипатiями; оно повиновалось одному государю, шло подъ однимъ знаменемъ, сражалось за одни интересы[88 - Guicciardini I. 76 sqq.]. Главную силу его составляла артиллерiя, въ которой Францiя не им?ла тогда соперниковъ. Карла VIII сопровождали 1000 мортиръ (grosses bombardes), 1200, тяжелыхъ ружей на лафетахъ (тогда еще не были изв?стны ручныя ружья), 200 опытныхъ артиллеристовъ, 600 плотниковъ и саперовъ, 300 литейщиковъ, бол?е 8000 упряжныхъ лошадей[89 - Mem. d'un part. 188.]. Огромный багажъ, навьюченный на муловъ, сл?довалъ за армiей[90 - Desrey, Relation de l'entreprise du voyage du roy Charles VIII etc (пом?щено въ Archives curieuses de l'histoire de France, 1-re Serie I. 1, p. 205.]. Французскiе артиллеристы славились своимъ искусствомъ и опытностью; громъ французскихъ выстр?ловъ былъ такъ силенъ, что оглушалъ большихъ рыбъ, плававшихъ въ окрестныхъ р?кахъ[91 - Mem. d'un part. 189. Guicciardini I. 75.]. Къ большимъ французскимъ мортирамъ были припряжены лошади, между т?мъ какъ Итальянцы перевозили свои орудiя на волахъ всл?дствiе чего ихъ артиллерiя не всегда могла посп?вать за армiей. Французы такъ быстро строили батареи, залпы сл?довали у нихъ за залпами такъ часто, что они, по словамъ Гвиччардини, въ н?сколько часовъ совершали то, на что Итальянцамъ требовалось н?сколько дней[92 - Guicciardini I. 75.].

Это превосходство французскихъ войскъ надъ итальянскими уравнов?шивалось до н?которой степени недостаткомъ въ денежныхъ средствахъ, который терп?лъ Карлъ VIII. Нужда въ деньгахъ была такъ настоятельна для молодаго завоевателя, что онъ, прибывъ въ Туринъ, долженъ былъ заложить за 12.000 дукатовъ брильянты герцогини Савойской, и потомъ за такую же сумму денегъ заложилъ драгоц?нности маркизы Монферратской[93 - Commines 440. Guicciardini I. 68.]. «Прiятно вид?ть, зам?чаетъ по этому поводу наивный комментаторъ Коммина, какъ государыни закладывали для короля свои драгоц?нности; но приб?гая къ займамъ, Карлъ VIII начиналъ т?мъ, ч?мъ другiе оканчиваютъ, и онъ продолжалъ просить денегъ изъ дому въ домъ – обстоятельство, роковое для его предпрiятiя»[94 - Commines, 440, note.]. Въ Асти Людовикъ Сфорца, прибывшiй туда на встр?чу Карлу VIII, еще разъ снабдилъ его деньгами[95 - Guicciardini I. 74.]. Эта предупредительная готовность, съ какою влад?тельныя лица полуострова жертвовали своимъ достоянiемъ для чужеземнаго завоевателя, указываетъ уже, какою смертельною язвою пораженъ былъ политическiй организмъ Италiи. Великая страна заключала въ своихъ н?драхъ богатый запасъ политическихъ силъ; но эти силы были убиты, парализованы отсутствiемъ нацiональнаго единства. Разнородныя, большiя и малыя, государства Италiи, были разъединены взаимными антипатiями, и для своихъ частныхъ интересовъ жертвовали благомъ ц?лаго полуострова. Если мы взглянемъ на взаимныя отношенiя итальянскихъ государей передъ походомъ Карла VIII, то увидимъ путаницу мелкихъ интригъ, личныхъ симпатiй и антипатiй, частныхъ, разрозненныхъ стремленiй, среди которыхъ исчезаетъ идея нацiональнаго единства. Въ семь? итальянскихъ государей, вс? во вражд? другъ съ другомъ. Людовикъ Сфорца ненавидитъ Фердинанда Неаполитанскаго; Людовика поддерживаетъ въ немъ эту ненависть; оба они, кром? того, ненавидятъ Джiованни Галеаццо, и жену его Изабеллу, внуку короля Неаполитанскаго; Неаполитанскiй домъ, въ свою очередь, отплачиваетъ Сфорцамъ тою же монетою. Внутри миланскаго герцогства та же вражда, то же разъединенiе: народъ ненавидитъ Сфорцу за его тиранiю и любитъ Галеаццо; Галеаццо ненавидитъ Сфорцу и равнодушенъ къ народу; Сфорца ненавидитъ и Галеаццо, и народъ. Во Флоренцiи, Петръ Медичи держитъ сторону Неаполя, а народъ, волнуемый пропов?дями Савонаролы, сочувствуетъ Карлу VIII. Флоренцiя угнетаетъ Пизу; Пиза ненавидитъ Флоренцiю и съ упованiемъ смотритъ на французское знамя. Папа находится во вражд? со всей Италiей, и въ собственномъ семейств? его братъ ненавидитъ брата, сынъ замышляетъ погибель отца. Подъ ст?нами Рима кипитъ кровавая борьба между Колонна, Орсини и Вителли. Венецiя, по видимому, еще въ мир? со вс?ми; но, не обнажая оружiя, она выжидаетъ, пока сос?ди, истощенные взаимной борьбой, сами попадутъ въ лапы льва св. Марка. Подобныя же отношенiя существуютъ и между мелкими влад?льцами Италiи. Такимъ образомъ, на пространств? всего полуострова, кипитъ междоусобная вражда, открытая и тайная, между государями съ одной, и между государями и подданными съ другой стороны. Подъ радужной оболочкой цивилизацiи, впервые такъ роскошно расцв?тшей на почв? новой Европы, гноятся смертельныя язвы. порожденныя политической разрозненностью и деспотизмомъ. Отсутствiе нацiональнаго единства, недостатокъ гражданскаго чувства и политической честности, какъ неизб?жное сл?дствiе деспотизма, мертвятъ Италiю. Это оборотная сторона медали, которую мы показали въ предшествовавшихъ очеркахъ. Это то больное, истерзанное сердце Италiи, къ которому, по выраженiю Муратори, варвары припали сосать кровь[96 - Библ. для чт. 1860. N 9. Савонарола, стр. 1.]. Ему ли было противостоять первымъ, грознымъ ударамъ, обрушившимся на него изъ за Альпъ?

Между т?мъ Карлъ VIII, оправившись отъ бол?зни, поразившей его въ Асти, продолжалъ свой по-ходъ. Въ какомъ то непонятномъ самозабвенiи, словно торжествуя и радуясь, встр?чали его Итальянцы. "Весь походъ его, говоритъ анонимный авторъ одной анекдотической хроники Карла VIII, былъ непрерывнымъ трiумфомъ, торжествомъ, отпразднованнымъ со вс?ми удовольствiями, какiя только вообразить можно. Не нашлось ни одного замка, ни одного города, въ которомъ не былъ бы сд?ланъ ему блистательный прiемъ, точно среди полнаго мира. Всюду были празднества, столы, разставленные по дорогамъ и на улицахъ, концерты, стихи, спектакли и тысячи любезностей, такъ что можно было сказать, что онъ шелъ на завоеванiе королевства при звукахъ флейтъ, ступая по мурав? и по цв?тамъ. Дамы особенно выставляли на показъ все, что у нихъ было дорогаго и красиваго, и заявляли ему на тысячу способовъ удовольствiе его вид?ть. Въ Quiers самыя красивыя дамы, окруживъ Карла VIII и поя вокругъ Него разныя рондо и баллады, над?ли на него в?нокъ изъ фiалокъ и ц?ловали его"[97 - Mem. d'un part. 185–186. Тотъ же авторъ говорить, что итальянскiя дамы вообще были необыкновенно благосклонны къ Французамъ; за что сильно злобились ихъ мужья и братья. Ib. 185.]. Войска Карла VIII пользовались везд? удобнымъ пом?щенiемъ и довольствомъ, частiю благодаря трусливой услужливости Итальянцевъ, частiю всл?дствiе благоразумной распорядительности Луи Вальто, главнаго французскаго квартирмейстера (grand marechal-des-logis)[98 - Ib. 185. Desrey, 205.]. Въ Пiаченц? прискакалъ къ Карлу VIII курьеръ съ изв?стiемъ о внезапной кончин? герцога Миланскаго[99 - Desrey, 217. Roscoe, Vie de Leon X, I, 189.]. Такимъ образомъ совершилась развязка кровавой драмы, издавна подготовлявшаяся въ семейств? Сфорцы. Много было причинъ, такъ трагически р?шившихъ судьбу злополучнаго герцога. Главная вина его заключалась въ томъ, что онъ, какъ насл?дный влад?тель Милана, служилъ препятствiемъ къ достиженiю честолюбивыхъ плановъ Сфорцы. Людовикъ Сфорца, по необыкновенной смуглости лица прозванный Моромъ (черный), съ 1419 года незаконно захватившiй власть въ свои руки, не могъ быть спокоенъ, пока живъ былъ его племянникъ, Джiованни Галеаццо, законный герцогъ Миланскiй. Къ этому присоединились также и другiя личныя отношенiя его къ племяннику. Джiованни былъ женатъ на Изабелл?, внук? Фердинанда Неаполитанскаго. Когда Людовикъ въ первый разъ увид?лъ нев?сту своего племянника, въ немъ вспыхнула б?шенная страсть къ ней. Разсказываютъ, что онъ приб?гнулъ къ чарамъ, которыя должны были сд?лать для новобрачныхъ недоступнымъ супружеское счастье. Въ это время, онъ старался соблазнить Изабеллу, но гордая внука Фердинанда отв?чала презр?нiемъ на его мольбы. Тогда неистовая ярость выт?снила изъ сердца Людовика прежнюю любовь, и онъ поклялся извести весь родъ Фердинанда Неаполитанскаго[100 - Mem. d'un part. 184–185.]. Въ этомъ р?шенiи поддерживала Сфорцу же-на его, женщина честолюбивая и тщеславная, которая желала вид?ть на голов? мужа королевскую корону, и не могла простить Изабелл? страстной любви, возбужденной ею когда то въ сердц? Людовика[101 - Ibid.]. Самъ Людовикъ Моръ, по свид?тельству современниковъ, былъ челов?къ хитрый и в?роломный, не любившiй рисковать опасностями, но не разбиравшiй средствъ, если предстояла какая нибудь в?рная пожива[102 - Commines, 431. Guicciardini во многихъ м?стахъ.]. Долго не р?шался онъ употребить насилiе противъ Джiованни Галеаццо, выжидая минуты, когда можно будетъ отд?латься отъ него безъ всякаго риска. Готовясь къ р?шительному удару, онъ искалъ поддержки у иностранныхъ дворовъ, и заключилъ сд?лку съ Максимилiаномъ, въ сл?дствiе которой посл?днiй призналъ его герцогомъ миланскимъ[103 - Guicciardini I. 40.]; Гвиччардини прибавляетъ, что Максимилiанъ, до смерти Галеаццо, считалъ нужнымъ таить отъ вс?хъ этотъ безчестный трактатъ. Изабелла, супруга герцога, женщина необыкновеннаго ума и характера, н?сколько разъ обращалась къ своему отцу и д?ду, умоляя ихъ поставить ее въ безопасность отъ преступныхъ замысловъ Сфорцы[104 - Ibid I. 14.]; но это только еще бол?е раздражало миланскаго узурпатора. Всего тягостн?е было для Людовика вид?ть открытое нерасположенiе къ себ? народа, ненавид?вшаго его за корыстолюбiе и тираннiю:[105 - Commines, 430. Guicciardini I. 14.] онъ естественно долженъ былъ бояться, чтобъ народная симпатiя, обращенная на Джiованни, не повела къ опасному для него государственному перевороту. Среди такихъ условiй, всеобщее зам?шательство, произведенное въ Италiи походомъ Карла VIII, должно было только ускорить развязку семейной драмы, давно уже задуманную Людовикомъ Моромъ. Онъ не долго медлилъ: въ октябр? 1494 Джiованни Галеаццо погибъ жертвою отравы. В?сть объ этой печальной катастроф? поразила ужасомъ Карла VIII. Если в?рить Гвиччардини[106 - Guicciardini I. 82.], употребленiе яду было еще неизв?стно за Альпами. Такимъ образомъ Французы, при первомъ знакомств? съ Италiей, получили урокъ изъ хитрой науки макiавелизма, которую потомъ съ такимъ усп?хомъ старалась акклиматизировать во Францiи Катерина Медичи. Въ ум? Карла VIII родились серьезныя опасенiя за свою жизнь, за исходъ своего предвзятая; многiе, видя в?роломство и жестокость Итальянцевъ, стали отчаяваться въ успех?[107 - Commines, 449.]. Но легкомысленное честолюбiе Карла VIII, поддерживаемое, по всей в?роятности, настоянiями Людовика Мора, скоро разс?яло опасенiя, и Карлъ устремился дал?е во глубину полуострова.

Дорога въ Римъ, куда направился Карлъ VIII, шла черезъ Тоскану, главный городъ которой, Флоренцiя, въ XV в?к? былъ средоточiемъ гуманистическаго движенiя. Если в?рить Макiавелли[108 - Machiavelli, Le islorie fiorentine, 4 edizione, I. II. 66.], Флоренцiя обязана своимъ происхожденiемъ древнеримскому городу Фiезоли, отличавшемуся выгоднымъ для торговли м?стоположенiемъ, и потому быстро расширявшимъ свои пред?лы и свое населенiе. Около 1010 года Флоренцiя, отдохнувшая отъ многократныхъ вторженiй варваровъ, начинаетъ прiобр?тать самостоятельность[109 - Roscoe, Leben Lorenzo de'Medici, 2.]; съ этого же времени ведетъ начало продолжительная борьба партiй, которая н?сколько разъ готова была потопить Флоренцiю въ крови ея гражданъ. Демократической партiи удалось наконецъ одержать верхъ надъ аристократической, и во Флоренцiи утвердились республиканскiя формы правленiя. Каждый Флорентинскiй гражданинъ им?лъ право на участiе въ д?лахъ правленiя, хотя и во Флоренцiи, какъ везд?, богатыя и знатныя фамилiи им?ли перев?съ надъ простыми горожанами[110 - Ibid. 3–4.]. Въ конц? XIV стол?тiя возвысилась во Флоренцiи фамилiя Медичи, которой суждено было играть важную роль въ исторiи Тосканы и всей Италiи. Джiованни Медичи, его сынъ Козимо, и внукъ посл?дняго Лоренцо представляютъ самыя блистательныя имена итальянской исторiи временъ возрожденiя. Джiованни прiобр?лъ несм?тныя богатства счастливыми коммерческими операцiями и достигъ высшихъ служебныхъ почестей во Флоренцiи; онъ до самой смерти пользовался безграничною любо-вью и уваженiемъ гражданъ. Сынъ его Козимо, счастливо сл?дуя политик? отца, придалъ новый блескъ своему дому щедрымъ покровительствомъ наук? и искусству. Онъ взл?л?ялъ д?тство итальянскаго гуманизма, судьбы котораго остались т?сно связанными съ судьбами дома Медичи. Внукъ Козимо, Лоренцо, еще съ большимъ усп?хомъ сл?довалъ политик? своего д?да. Время, въ которое онъ стоялъ во глав? флорентинской республики, совпадаетъ съ самой блестящей эпохой итальянской исторiи. То было время расцв?та классическихъ студiй, когда знакомство съ древностью начинало уже фактически обнаруживаться во вс?хъ сферахъ итальянской жизни, когда идеи, почерпнутыя изъ изученiя древняго быта, начали утилизироваться и создали удобства жизни, роскошь и великол?пiе. Покровительствуя этому новому движенiю, Лоренцо Медичи понималъ, что для процв?танiя наукъ, искусствъ и спокойной общественной жизни, необходимо, чтобъ все кругомъ было мирно и безмятежно, чтобъ глубокая тишина царствовала на земл?. Поэтому, вс? политическiя стремленiя его клонились въ одну сторону – къ поддержанiю всеобщаго мира въ Италiи, къ умиротворенiю закорен?лыхъ династическихъ и народныхъ антипатiй на полуостров?[111 - Guicciardini I. 2. Лоренцо особенно заботился примирить Людовика Мора съ неаполитанскимъ домомъ, какъ бы предвидя, что эта вражда послужить источникомъ продолжительныхъ б?дствiй для Италiи. Ibid. I. 6.]. Великому Лоренцо Медичи была по плечу такая задача: пока онъ стоялъ во глав? флорентинской республики, пока на него были обращены взоры всего полуострова, Италiя наслаждалась глубокимъ миромъ и могла спокойно развивать свои духовныя силы, давно уже пришедшiя въ напряженiе; но съ 1492 года, года смерти Лоренцо, положенiе д?лъ изм?нилось. Генiальному, любезному, одаренному высокимъ дипломатическимъ тактомъ Лоренцо насл?довалъ сынъ его, бездарный, капризный, упрямый Петръ Медичи. М?сто искусной, основанной на дипломатiи, политики Лоренцо, заступило раздражительное своеволiе Петра. Лоренцо ум?лъ царствовать надъ Флоренцiей, не оскорбляя народной гордости, не враждуя открыто съ республиканскими наклонностями гражданъ; Петръ захот?лъ д?йствовать, какъ насл?дный государь, самовластно, деспотически и притомъ капризно. Несмотря на явную симпатiю, какую обнаруживалъ флорентинскiй народъ къ Французамъ, Петръ открыто принялъ сторону Неаполя и началъ военныя приготовленiя[112 - Guicciardini I. 53. 85.]. Съ своими ничтожными средствами, парализованными, кром? того, неудовольствiемъ народа, онъ над?ялся противостоять стремительному шествiю Карла VIII. Но обстоятельства приняли вскор? такой оборотъ, что Петръ Медичи долженъ былъ уб?диться въ неисполнимости своихъ надеждъ: во Флоренцiи разыгралась странная, нев?роятная драма, историческiй смыслъ которой легко можно разгадать, но подробности и ходъ которой навсегда останутся самыми причудливыми эпизодами исторiи. Въ ст?нахъ Флоренцiи, столицы итальянскаго гуманизма, раздался голосъ челов?ка, предававшаго ана?ем? и гуманизмъ, и науку, и искусство, и все движенiе эпохи возрожденiя; и Флоренцiя, сначала изумленная, потомъ очарованная, не побила камнями, не предала осм?янiю дерзкаго пророка: она увлеклась его восторженною р?чью, она рыдала и стонала вм?ст? съ нимъ, она отреклась отъ своего прошлаго, отъ себя самой; и когда, посл? н?сколькихъ годовъ увлеченiя, пришло время отрезвиться, она ополчилась на своего пророка во имя того самаго принципа, который управлялъ всею его д?ятельностью: во имя оскорбленнаго католицизма.

Въ обзор? гуманистическаго движенiя XV в?ка мы им?ли уже случай указать, какъ враждебно относилось это движенiе къ среднев?ковому религiозному быту. Соблазнительная жизнь, прим?ръ которой подали гуманисты, заразительно д?йствовала на вс? классы итальянскаго общества. Призывъ эпохи: "жить и наслаждаться жизнью", сд?лался девизомъ каждаго; вс?ми овлад?ло стремленiе къ достиженiю матерiальныхъ благъ, къ артистическому наслажденiю дарами природы, культъ Эпикура возрождался въ жизни, въ то время какъ Платонъ и Аристотель возрождались въ наук?. Особенно во Флоренцiи, этомъ центр? гуманизма, порча нравовъ повела къ самымъ безотраднымъ явленiямъ. Брюто въ сл?дующихъ словахъ изображаетъ состоянiе флорентинскаго общества того времени: "Флорентинцы, употребляя вс? усилiя, чтобъ жить въ н?г? и л?ни, пренебрегали зав?томъ отцовъ и съ нестерпимой наглостью пролагали себ? дорогу къ самымъ грубымъ и отвратительнымъ порокамъ. Отцы ихъ своими трудами, заботами и доброд?телями возвеличили отечество; они же, напротивъ, утративъ всякiй стыдъ, нич?мъ не дорожили. Они предались игр?, вину и самымъ грязнымъ наслажденiямъ. Не было такого порока, такого преступленiя, которое не пятнало бы ихъ. Всеобщее презр?нiе къ закону и правосудiю освобождало ихъ отъ страха наказанiя. Храбрость зам?нилась у нихъ дерзостью и наглостью, в?жливость – преступной угодливостью, любезность – болтовней и злословiемъ. Все д?лалось медленно, вяло и безпорядочно рабами низости и л?ни[113 - Библ. для чт. 1860. N 9, стр. 3.].

Таково было безотрадное состоянiе флорентинскаго общества, утопавшаго въ грубой чувственности, празднаго, корыстолюбиваго, эгоистическаго. Къ нему то обратился Савонарола съ достиженiю матерiальныхъ благъ, къ артистическому наслажденiю дарами природы; культъ своимъ грознымъ обличенiемъ.

"Флоренцiя, восклицалъ онъ, что ты сд?лала? Если хочешь, я скажу теб?. Ты переполнилась беззаконiемъ, готовься къ великой кар?. Господи! ты свид?тель, что я силюсь поддержать эту падающую развалину; но слово мое безсильно для этого, а больше что могу я? Возстань ты, Господи! Разв? ты не видишь, что мы становимся позоромъ мiра? Сколько разъ я призывалъ тебя! Сколько было слезъ! сколько молитвъ! Гд? твое Провид?нiе? гд? твоя благость? гд? твое правосудiе? Простри же на насъ всемогущую руку твою! Что до меня, то я не въ силахъ больше ничего сд?лать; я не нахожу даже словъ, чтобы говорить. Мн? остается только плакать и заливаться слезами на этой ка?едр?. Сжалься, сжалься Господи!"[114 - Ibid. 1–4.].

Такъ плакалъ и молился вдохновенный пропов?дникъ, и его отрывистая, нервическая р?чь, полная угрозъ и заклинанiй, наполняла ужасомъ сердца Флорентинцевъ. Стыдъ, раскаянiе, страхъ суда Божьяго овлад?ли ими. Совершилась странная метаморфоза. Столица Медичи, веселая в?треная, скептическая, развратная, превратилась въ монастырь. Пиры, карнавалы, затихли; богатство и пышность скрылись; предметы роскоши, перлы возрожденнаго искусства, запылали на кострахъ. Надъ блистательной Флоренцiей, этимъ Парижемъ XV в?ка, воцарился суровый монахъ, и съ ка?едры св. Марка раздалась его грозная пропов?дь:

"О прелаты, опоры церкви! взывалъ обличитель; о владыки! взгляните на этого священника, который проходить мимо насъ раздушенный, завитой, разряженный. Войдите въ домъ его: вы найдете тамъ столько же серебра, какъ у вельможи"; всюду ковры, бархатъ и подушки. А сколько у него собакъ, муловъ, лошадей и прислуги! Такимъ ли пышнымъ вельможамъ растворять двери церкви Божьей? Алчность ихъ ненасытна. Посмотрите: въ церквахъ все д?лается за деньги. Корыстолюбiе звонитъ въ колокола, колокола сзываютъ деньги, хл?бъ и св?чи. Изъ за денегъ, ради плебеиды, священники ходятъ служить вечерни и об?дни. Они не любятъ служить утреню, въ которую не раздается плебеиды. Они продаютъ бенефицiи, торгуютъ таинствами, обрядами погребенiя и в?нчанiя. Они ничего не д?лаютъ безъ денегъ. О, какъ великъ развратъ ихъ! Ц?лые дни они б?гаютъ по кумушкамъ, да болтаютъ съ любовницами. Не позволяйте д?тямъ вашимъ оставаться наедин? съ ними… Сколько разъ въ числ? п?вчихъ вид?ли переод?тыхь женщинъ, которыя подъ видомъ мальчиковъ прислуживали въ алтаряхъ".

"Вотъ идетъ эта овца, эта женщина, этотъ ребенокъ, заблудшiйся въ гр?хахъ. Христосъ потерялъ ее. Еслибъ добрый пастырь нашелъ ее, онъ возвратилъ бы ее Христу. Худой же пастырь обольщаетъ ее, оправдываетъ, говоритъ ей: я знаю, я в?рю, что нельзя уберечься отъ гр?ха и ц?лый в?къ прожить благочестиво. Такъ мало по малу онъ привяжетъ къ себ? овцу и заставить ее забыть Христа. Братъ, не берись за эти струны! Я никого не называю, и хочу сказать только правду. Худой пастырь прельщаетъ б?дную овечку и до того кружитъ ей голову, что она становится безъ ума отъ него, а онъ доитъ ее и торгуетъ ея молокомъ. Вс? города Италiи полны такихъ ужасовъ. Еслибъ вы знали все то, что я знаю! Отвратительныя вещи! Страшныя вещи! Вы содрогнулись бы! Когда я думаю обо всемъ этомъ, о той жизни, которую ведутъ священники, я не могу удержаться отъ слезъ"[115 - Ibid. 12–13.].

И вся Флоренцiя плакала вм?ст? съ Савонаролою… Она ув?ровала въ вдохновеннаго пророка, грозныя предсказанiя котораго сбывались передъ глазами ц?лаго св?та. Она пошла за нимъ, она отдалась въ его руки, когда онъ спасъ ее своимъ заступничествомъ отъ хищности французскихъ войскъ, Съ этимъ новымъ авторитетомъ въ силахъ ли былъ бороться Петръ Медичи, бездарный и нелюбимый народомъ? При первомъ появленiи Карла VIII на границахъ Тосканы, имъ овлад?ло малодушiе и нер?шительность. Сначала, онъ предпринялъ н?которыя военныя приготовленiя и возвысилъ подати и налоги, но видя, что эти м?ры только усиливаютъ народное негодованiе, онъ р?шился приб?гнуть къ переговорамъ[116 - Roscoe, Leon X. I. 195.]. Тайно б?жавъ изъ Флоренцiи, явился онъ съ немногочисленной свитой передъ французскимъ лагеремъ, и заключилъ съ Карломъ VIII постыдныя условiя. Сарзана, Пиза, Либрафатта, Ливорно и Пiетра-Санта были выданы Французамъ; кром? того, Петръ Медичи обязался снабдить Карла 200,000 дукатовъ.[117 - Ibid.I 1 185. Leo, Geschichte der Italienischen Staaten, V. 81 sqq. Guicciardini I. 87.]

Едва достигла Флоренцiи в?сть объ этомъ малодушномъ договор?, какъ въ город? внезапно вспыхнула революцiя, Набатъ ударилъ тревогу, и негодующая толпа съ грозными криками ринулась ко дворцу Медичи. Подъ градомъ камней, сопровождаемый угрозами озлобленной черни, Петръ едва могъ пробраться въ свой великол?пный палаццо. Между т?мъ, распространившiеся слухи о приближенiи Карла VIII и о томъ, что Петръ приготовлялся подавить возстанiе вооруженною силою, увеличивали волненiе. Братъ Петра, кардиналъ Джiованни Медичи (впосл?дствiи папа Левъ X), скакалъ по улицамъ, крича Palle, palle! (девизъ дома Медичи) и бросая въ народъ деньгами; но озлобленная толпа пресл?довала его бранью и угрозами. Петръ и его братья, Джiованни и Джулiано, были объявлены мятежниками и изм?нниками; народъ жегъ и грабилъ ихъ дворцы. Тогда Медичи. видя себя не въ силахъ бороться съ революцiей, р?шились оставить Флоренцiю, и вс? трое б?жали въ Болонью[118 - Guicciardini I. 90. Leo V. 82 sqq. Roscoe, Leon X. I. 197 sqq. Библ. для Чт. 1860. N 9. 17. Commines, 454 sqq.].

Въ одинъ день съ революцiей во Флоренцiи, случилось въ Тоскан? другое происшествiе, бывшее источникомъ продолжительныхъ смутъ въ Италiи. Пизанцы, подпавшiе подъ власть Флореитинцевъ и жестоко угнетаемые ими, давно уже мечтали возвратить себ? независимость и освободиться изъ подъ ига своихъ прит?снителей. Походъ Карла VIII представлялъ имъ къ тому удобный случай. Когда, 9 ноября, король шелъ къ об?дн?, многочисленная толпа народа окружила его съ громкими криками "свобода! свобода"! Мущины и женщины, со слезами на глазахъ, умоляли его освободить ихъ отъ ига Флорентинцевъ. Король, тронутый ихъ мольбами, и не вполн? сознавая всю важность такого поступка, об?щалъ даровать имъ свободу[119 - Lео V. 83. Roscoe, Leon X, I 200 Guicciardini I. 91 sqq. Commines, 453. По справедливому зам?чанiю Коммина, Карлъ VIII не им?лъ никакого права такъ самовластно распоряжаться отношенiями Пизанцевъ къ Флорентинцамъ, потому что Пиза была уступлена ему только до окончанiя военныхъ д?йствiй.]. Услышавъ это, Пизанцы предались шумной радости: флорентiйскiе гербы была сброшены со вс?хъ публичныхъ зданiй, народъ бросился пресл?довать ненавистныхъ флорентинскихъ чиновниковъ, которымъ удалось спастись только благодаря заступничеству Карла VIII[120 - Ibid. ibid. ibid.].

17 ноября 1494 года, Карлъ VIII торжественно вступилъ во Флоренцiю. Знатн?йшiе граждане несли надъ его головою золотой балдахинъ, передъ нимъ несли ключи отъ городскихъ воротъ. Онъ въ?халъ верхомъ, съ копьемъ въ рук?, какъ завоеватель; народъ всюду прив?тствовалъ его радостными криками[121 - Commines, 457. Библ. для чт. 1860. N 9. 18 Guicciardini I. 95 sqq. Mem. d'un part. 186.]. На дверяхъ храмовъ и другихъ публичныхъ зданiй везд? красовалась надпись: Rex, pax et restauratio libertatis[122 - Burchard, Diarium, 233 (Пом?щ. въ Archives curieuses de l'histoire de France, 1-re serie, I. 1.).]. Такой торжественный прiемъ вскружилъ голову Карлу VIII: онъ предложилъ Флорентинцамъ условiя, отнимавшiя у нихъ всякую т?нь политической самостоятельности. Но какъ ни страшно было флорентинскимъ гражданамъ расположившееся въ ст?нахъ ихъ города многочисленное и хорошо вооруженное французское войско, они не хот?ли слышать о зависимости. Когда Карлъ VIII, въ зас?данiи флорентинской синьорiи, напрасно истощивъ вс? ув?щанiя, грозилъ затрубить въ трубы, «мы ударимъ въ набатъ!» воскликнулъ депутатъ Петръ Каппони, и разорвалъ въ клочки договорный актъ, предложенный Карломъ[123 - Guicciaridini I. 97.]. Устрашенный этимъ см?лымъ поступкомъ, Карлъ VIII быстро ум?рилъ свои требованiя. Условiя, заключенныя имъ наконецъ съ синьорiей, признавали Флоренцiю другомъ и союзницей Францiи, и подтверждали занятiе французскимъ гарнизономъ Пизы и Ливорно до окончанiя неаполитанской кампанiи[124 - Ibid. I. 98.].

Съ этихъ поръ, быстрые усп?хи Карла VIII начинаютъ сильно безпокоить итальянскихъ государей. Разд?ленные взаимною враждою, осл?пленные личными, временными интересами, они сначала съ безпечностью сл?дили за движенiемъ французскихъ войскъ и допустили чужеземнаго завоевателя проникнуть во глубину полуострова; но теперь, когда усп?хъ всюду сл?довалъ за французскими орлами, когда итальянскiе города одинъ за другимъ подпадали, хотя и временно, подъ власть иностранцевъ, когда обнаружилось во всемъ объем? безграничное честолюбiе Карла VIII – теперь итальянскiе государи стали раскаиваться въ своей опрометчивости, и со страхомъ сл?дить за поб?днымъ шествiемъ Карла[125 - Ibid. I. 99. Commines, 485.]. Въ особенности Людовикъ Моръ, хитрый и проницательный дипломатъ, былъ сильно встревоженъ усп?хами Французовъ; онъ первый понялъ, въ какую громадную ошибку впалъ онъ, призвавъ въ пред?лы Италiи честолюбиваго завоевателя, и принялся вести д?ятельныя интриги противъ своего союзника. Обстоятельства благопрiятствовали ему: быстрые усп?хи и худо скрываемые честолюбивые замыслы Карла встревожили короля испанскаго, который боялся за Сицилiю и Сардинiю, и короля римскаго Максимилiана, который не безъ основанiя опасался, чтобы Карлъ VIII не принудилъ папу в?нчать его императорскою короною. Вс? трое, Людовикъ Моръ, Максимллiанъ и Фердинандъ Католическiй, король испанскiй, движимые одинаковыми побужденiями, р?шились совокупными усилiями остановить усп?хи Французовъ въ Италiи. Театромъ переговоровъ избрана была Венецiя. Туда съ?хались посланники трехъ договаривавшихся сторонъ и составили планъ лиги между Испанiей, имперiей, Миланомъ и Венецiей. Этотъ планъ начертанъ былъ передъ глазами Коммина, французскаго посланника въ Венецiи, который однакоже не сум?лъ воспользоваться своимъ открытiемъ, и успокоенный простымъ ув?ренiемъ, что союзъ заключается не противъ Карла VIII, а противъ Турокъ, ожидалъ сложа руки окончанiя переговоровъ[126 - Commines, 486 sqq. Образъ д?йствiя Коммина во время пребыванiя его въ Венецiи въ качеств? посланника всего лучше опред?ляетъ, какъ далеко опередили тогда итальянцы французовъ въ, дипломатическомъ искусств?. Комминъ является зд?сь честнымъ добрякомъ довольно ограниченнаго ума, совершенно растерявшимся среди интригъ, которыми опутали его соотечественники Макiавелли. Онъ простодушно в?ритъ вс?мъ на слово, д?йствуетъ безъ такта, горячится и важничаетъ, и заботится прежде всего о поддержанiи достоинства своего короля.]. Къ какимъ результатамъ привела эта первая международная лига, въ которой коренится источникъ идеи политическаго равнов?сiя, мы увидимъ ниже. Между т?мъ Карлъ VIII подвигался все дал?е на югъ полуострова. Пришло время встревожиться и задуматься пап?, во влад?нiя котораго вступалъ уже французскiй авангардъ. На папскомъ престол? возс?далъ въ то время Александръ VI изъ дома Борджiа, со временъ Валтассара Коссы самый порочный изъ римскихъ первосвященниковъ. «Онъ былъ, говорить Гвиччардини, зараженъ пороками, которыхъ не могли искупить вс? его достоинства. Онъ былъ одаренъ р?дкими способностями и проницательностью: блисталъ въ сов?тахъ и, обладая искусствомъ влiять на умы посредствомъ уб?жденiя, ум?лъ вести д?ла съ изумительною ловкостью и быстротою. Но эти качества были помрачены порочными нравами: лживый, безстыдный, хитрый, в?роломный, безбожный, одержимый ненасытною алчностью, пожираемый честолюбiемъ, онъ былъ жестокъ выше варварства (crudelia; piu che barbara) и думалъ только о возвышенiи своихъ незаконныхъ д?тей, ради которыхъ готовъ былъ вс?мъ пожертвовать»[127 - Guicciardini I. 7.].

Вступленiе на папскiй престолъ Александра VI, приключившееся въ одинъ годъ со смертью Лоренцо Медичи, распространило паническiй страхъ между Итальянцами, хорошо знавшими характеръ новаго первосвященника. Принимая эту в?сть, Фердинандъ неаполитанскiй прослезился и пророчески предсказалъ, что избранiе Александра VI нарушить покой не только Италiи, но всего христiанскаго мiра[128 - Roscoe. Leon X. I. 141.]. Д?йствительно, съ 1492 года начинается для Италiи рядъ б?дствiй, разрушившихъ ея такъ недавно и такъ пышно расцв?тшее благосостоянiе, и въ которыхъ Александръ VI принималъ злов?щее участiе. Миръ, поддерживаемый до того времени старанiями Лоренцо Медичи, встр?тилъ зл?йшаго врага себ? въ Александр? VI. Новый папа, корыстолюбивый интриганъ, заботившiйся только о земныхъ стяжанiяхъ и о возвышенiи своихъ непотовъ, которыхъ онъ не стыдясь, открыто, называлъ своими д?тьми, завязалъ ц?лую с?ть интригъ, тяжело отозвавшихся на судьбахъ полуострова. Еще въ первый годъ своего первосвященства, Александръ VI разсорился съ неаполитанскимъ домомъ за то, что герцогъ калабрiйскiй Альфонсъ, по смерти Фердинанда (21 января 1491) вступившiй на престолъ неаполитанскiй, не согласился выдать свою дочь за одного изъ сыновей папы. Сверхъ того, Александръ VI боялся Альфонса, потому что тотъ им?лъ на жалованьи Виргилiя Орсино, сильнаго своей дружбой съ Петромъ Медичи и поддерживаемаго гвельфской партiей, и двухъ Колонна, Проспера и Фабрицiя, къ которымъ папа, какъ влад?тель Романьи, находился въ сузеренныхъ отношенiяхъ[129 - Cuicciardini I. 15. Roscoe, Leon X. I. 149,]. Среди такихъ условiй Александръ VI легко сдался на ув?щанiя Людовика Мора, уб?ждавшаго его заключить съ нимъ лигу для взаимной обороны своихъ влад?нiй, косвеннымъ образомъ направленную противъ неаполитанскаго дома. Къ этой лиг?, заключенной 21 апр?ля 1493 года[130 - Guicciardini I. 16.], приступила также Венецiя, находившаяся въ то время въ зенит? своего могущества. Но Александръ VI, будучи дальновидн?е своихъ союзниковъ, старался, на сколько это было возможно, воздерживаться отъ участiя въ предпрiятiяхъ лиги; такъ напр. предвидя, къ какимъ опаснымъ результатамъ можетъ повести походъ Карла VIII, онъ отказался присоединить свой голосъ къ посольству Людовика Мора, звавшаго французскаго короля въ Италiю[131 - Гвиччардини и многiе др. современные л?тописцы, напротивъ, говорятъ положительно, что Александръ VI одобрялъ и возбуждалъ Карла VIII къ неаполитанскому походу; но Роско (Leon X, I. 167. note) подвергаетъ сомн?нiю достов?рность этихъ свид?тельствъ, и подкр?пляетъ свое мн?нiе основанiями, заслуживающими полнаго вниманiя.]. Такимъ образомъ, отношенiя папы къ Карлу VIII были довольно неопред?ленны, и оба они не дов?ряли другъ другу и боялись одинъ другаго. Карлу VIII, им?вшему въ виду завоеванiе Неаполя, было очень важно обезпечить себя со стороны римскаго первосвященника и обезопасить свой тылъ; Александръ VI, въ свою очередь, недов?рчиво и подозрительно смотря на завоевательные планы Карла, и опасаясь, чтобы воинственный король не утвердилъ навсегда своего влiянiя въ Италiи, не безъ боязни ожидалъ появленiя его въ Рим?. По м?р? приближенiя Французовъ къ в?чному городу, этотъ страхъ все усиливался. Напрасно Карлъ VIII отправилъ къ пап? посольство съ ув?ренiемъ, что онъ ни-чего не желаетъ, кром? свободнаго пропуска французскихъ войскъ черезъ влад?нiя первосвященника; Александръ VI, оставленный безъ друзей, безъ союзниковъ, окруженный непрiязненными вассалами и негодующимъ духовенствомъ, мучимый угрызенiями сов?сти и страхомъ за свою участь, при вступленiи Карла VIII въ Римъ б?жалъ изъ города и заперся въ кр?пости св. Ангела[132 - Guicciadini I. 101 sqq.].

Карлъ VIII вступилъ въ Римъ 31 декабря 1494 г. верхомъ на кон?, въ полномъ вооруженiи[133 - Ibid I. 04.], всюду встр?чали его съ великими почестями. Кардиналы, находившiеся въ Рим?, сп?шили пос?тить его и заявить ему о своемъ уваженiи. Самъ же Карлъ VIII, упоенный быстрыми усп?хами, держалъ себя со вс?ми гордо и пренебрегалъ правилами римскаго этикета, къ великому огорченiю Бурхарда, церемонiймейстера папскаго двора, оставившаго любопытную хронику Александра VI[134 - Burchard, 270 sqq. Diarium Бурхарда, до сихъ поръ еще не изданный вполн?, представляетъ одинъ изъ важн?йшихъ и любопытн?йшихъ историческихъ памятниковъ конца XV и начала XVI в?ка Съ достов?рностью сообщаемыхъ имъ св?д?нiй онъ соединяетъ д?тскую наивность изложенiя, которая р?зко отличаетъ его отъ дипломатическихъ и полныхъ резонерства разсказовъ Гвиччардини и Макiавелли. Мы пользовались этимъ драгоц?ннымъ памятникомъ въ отрывкахъ, находящихся въ Archives curieuses de l'histoire de France и въ приложенiяхъ къ Гордону (Vie du pape Alexandre VI) и Роско (Leon X).]. Французскiе солдаты также очень дурно заявили себя въ Рим?: дневникъ Бурхарда наполненъ разсказами о насилiяхъ и безчинствахъ, которыя совершались ими ежедневно въ в?чномъ город?. Они силою врывались въ дома, выламывали двери и окна, выгоняли оттуда людей и скотъ, выбрасывали мебель, жгли дрова, пили и ?ли до пресыщенiя, не платя денегъ[135 - Burchard, 272.]. Французскiе квартирмейстеры распоряжались въ Рим? постоемъ, какъ въ завоеванномъ город?. «Однажды, разсказываетъ Бурхардъ, возвратившись къ себ? посл? об?дни, я засталъ дома семерыхъ Французовъ которые, вопреки моему приказанiю, но съ в?дома и согласiя Марка Себальда, начальника нашего квартала, вошли въ мой домъ съ восемью лошадьми и выгнали муловъ и ословъ, находившихся въ моихъ конюшняхъ, чтобъ поставить тамъ своихъ коней, которые стали ?сть мое с?но. Одинъ виконтъ завлад?лъ моей комнатой; другой офицеръ занялъ комнату Андрея Арбруина, медика, жившаго у меня уже н?сколько л?тъ; зала внизу, гд? пом?щались мои люди, и остальныя комнаты были заняты людьми этихъ Французскихъ дворянъ»[136 - Ibid, 272 sqq.]. Подобныя сцены ежедневно во происходили всемъ город?. Солдаты бродили по улицамъ, грабя дома и убивая жителей; какъ мало обращали они вниманiя на папу и его приближенныхъ, видно изъ того, что въ числ? разграбленныхъ домовъ находился домъ Розы Ваноццы, любовницы Александра VI, матери его пятерыхъ непотовъ[137 - Ibid. 274.]. Надо зам?тить, впрочемъ, что Карлъ VIII не оставался равнодушнымъ зрителемъ подобныхъ безпорядковъ: онъ приказалъ выставить на ст?нахъ города плакатъ, грозившiй смертью всякому, кто силою ворвется въ чужой домъ, и учредилъ полицейскiе суды въ н?сколькихъ кварталахъ[138 - Ibid. 272. Foncemagne, 551 sqq.].

Между т?мъ папа, запершiйся, какъ мы сказали, въ кр?пости св. Ангела, завязалъ переговоры съ Карломъ VIII. Посл? ряда взаимныхъ уступокъ и интригъ со стороны Александра VI, договоръ былъ заключенъ на сл?дующихъ условiяхъ: Папа уступалъ Карлу, впредь до окончанiя неаполитанской кампанiи, Чивита-Веккiю, Террачину и Сполето[139 - Сполето, вопреки договору, не былъ сданъ Французамъ.], объявлялъ амнистiю кардиналамъ и баронамъ церковной области, принявшимъ сторону Французовъ, и обязывался даровать Карлу VIII инвеституру королевства неаполитанскаго[140 - Guicciardini I. 105.]. Къ этимъ тремъ условiямъ присоединялось еще четвертое, которому приписывали тогда великую важность, но которое осталось безъ всякихъ посл?дствiй. Условiе это заключалось въ выдач? Карлу VIII Зизима (иначе назыв. Жемъ и Зизимъ), брата Баязета II, царствовавшаго въ Константинопол? по смерти Магомета II. Судьба этого Зизима представляетъ печальный эпизодъ въ исторiи переходнаго времени. Бывъ, при жизни Магомета II, султаномъ Караманiи, онъ хот?лъ и по смерти его удержать за собою эти влад?нiя; но, разбитый братомъ Баязетомъ, онъ принужденъ былъ отказаться отъ своихъ плановъ и б?жать на островъ Родосъ. Пьеръ д'Обюссонъ, гроссмейстеръ iоаннитскихъ рыцарей, понимая всю выгоду, какую могъ извлечь его орденъ изъ царственнаго гостя, задержалъ его пл?нникомъ. Н?сколько л?тъ томился Зизимъ въ темницахъ ордена, перевозимый изъ замка въ замокъ, изъ города въ городъ, и возбуждая всюду любопытство и участiе. Баязетъ II предлагалъ Карлу VIII, во влад?нiяхъ котораго содержался въ посл?днее время Зизимъ, огромную сумму денегъ за выдачу злополучнаго пл?нника; но Карлъ отправилъ его въ Римъ, по настоятельной просьб? папы Иннокентiя VIII[141 - Michaud, Histoire des Croisades, IV. 34–40.]. Во время неаполитанскаго похода, когда Карлъ VIII торжественно вступалъ въ Римъ, Александръ VI, спасаясь въ замк? св. Ангела, захватилъ туда съ собою и Зизима; но Карлъ VIII, который смотр?лъ на неаполитанскую кампанiю только какъ на прологъ къ завоеванiю Константинополя и Іерусалима, хорошо разсчиталъ, какую выгоду можетъ доставить ему обладанiе Зизимомъ въ этихъ предпрiятiяхъ, и потому въ числ? условiй, предложенныхъ имъ пап?, поставилъ на первомъ план? выдачу турецкаго принца. Злополучный Зизимъ не долго, впрочемъ, находился въ обладанiи Карла VIII: въ феврал? 1495 года онъ умеръ жертвою отравы, въ которой голосъ современниковъ обвинялъ Александра VI[142 - Ibid. IV. 46. Говорили, что Баязетъ об?щалъ пап? большую сумму денегъ, если онъ избавить его отъ Зизима, опаснаго по своимъ притязанiямъ.].

Карлъ VIII находился еще въ Рим?, когда достигла до него в?сть о томъ, что Альфонсъ II, король неаполитанскiй, отрекся отъ престола въ пользу своего сына Фердинанда[143 - Burchard, 502.]. Современники не говорятъ опред?лительно, что было причиною отреченiя, но догадаться о томъ не трудно. Продолженiе д?лъ въ Неапол?, въ виду грознаго приближенiя Французовъ, было такъ затруднительно, что Альфонсу II не оставалось никакой надежды сохранить за собою государство, уже отд?ленное отъ него народною ненавистью. Аррагонскiй домъ, при своихъ посл?днихъ представителяхъ, потерялъ всякiй авторитетъ въ глазахъ неаполитанскаго населенiя. Вс? историки единогласно говорятъ о безразсудныхъ и жестокихъ д?йствiяхъ Фердинанда I и Альфонса II. Комминъ представляетъ длинный списокъ жертвъ, погибшихъ мучительной смертью въ душныхъ темницахъ Неаполя. Люди безъ религiи, безъ сов?сти, безъ благоразумiя, Фердинандъ и Альфонсъ не заботились сдерживать свои порочные инстинкты. Фердинанду недоступно было чувство состраданiя даже въ отношенiи къ своимъ ближайшимъ родственникамъ и друзьямъ; мысль о благ? народномъ не западала въ его голову. Корыстолюбiе его не знало границъ и побуждало его къ самымъ безчестнымъ поступкамъ. Богатыхъ подданныхъ онъ силою заставлялъ ссужать его деньгами, скупалъ по дешевой ц?н? жатвы и потомъ продавалъ хл?бъ въ три дорога. Народъ заставляли силою покупать вс? продукты у короля, и если кто пускалъ свой хл?бъ въ продажу по бол?е ум?ренной ц?н?, того т?ми же насильственными средствами принуждали прекратить торговлю. У зажиточныхъ вассаловъ отбирали скотъ, и отправляли его пастись на чужiя поля. Личность подданныхъ была также мало обеспечена, какъ и собственность. Альфонсъ II безъ суда, безъ законнаго предлога, заключалъ въ темницы и казнилъ смертью знатныхъ вельможъ, мстилъ д?тямъ за проступки отцовъ, насиловалъ женщинъ[144 - Commines, 463 sqq. Guicciardini I. 25.]. Народъ, томившiйся подъ гнетомъ невыносимой тиранiи, платилъ за него правительству чувствомъ злобы и ненависти. Приближенiе Французовъ оживило его надеждою на лучшую участь: въ немъ воскресли воспоминанiя о короляхъ Французской династiи, и эти воспоминанiя, при сравненiи съ настоящимъ, принимали самый радостный колоритъ. Сочувствiе къ Францiи и ненависть къ настоящей династiи обнаружились съ такою угрожающею очевидностью, что Альфонсъ II потерялъ присутствiе духа и р?шился б?жать изъ Неаполя. «Разв? не слышите вы, какъ каждое дерево, каждый камень кричитъ: Францiя! Францiя!» – говорилъ онъ своей тещ?, когда та медлила отъ?здомъ. Съ крайнею посп?шностью, едва усп?въ захватить съ собою часть казны и кое-какiя драгоц?нности, б?жалъ Альфонсъ II въ Сицилiю, въ монастырь оливетанскаго ордена, и тамъ провелъ посл?днiе дни свои въ раскаянiи и религiозныхъ упражненiяхъ[145 - Commines, 467 sqq. Guicciardini I. 107–108.].

Сынъ Альфонса, Фердинандъ, немедленно занялъ упразднившiйся престолъ. Въ званiи короля онъ объ?халъ Неаполь, торжественно принялъ присягу, освободилъ вельможъ, безъ вины заточенныхъ его отцомъ, возвратилъ имъ конфискованныя имущества, даровалъ многiя льготы народу и казнилъ смертью н?сколько лицъ, заподозр?нныхъ въ предательскихъ сношенiяхъ съ Французами[146 - Burchard, 302. Roscoe, Leon X, I. 229.]. Ободренный надеждою, что съ отреченiемъ Альфонса II затихла народная ненависть къ аррагонской династiи, онъ немедленно занялся приготовленiями къ защит? королевства. На пути, по которому должны были сл?довать Французы изъ Рима въ Неаполь, находился сильно укр?пленный городокъ Санъ-Жермано, хорошо приспособленный къ оборон?. Съ одного фланга защищали его болота, съ другой группа холмовъ, повел?вавшая окрестностью; передъ нимъ протекала небольшая р?чка, м?стами глубокая, м?стами представлявшая бродъ. Въ этой позицiи, служившей ключемъ къ королевству, расположился укр?пленнымъ лагеремъ Фердинандъ. Собранныя имъ силы состояли изъ 6000 челов?къ п?хоты и пятидесяти кавалерiйскихъ отрядовъ[147 - Roscoe I. 250. Commines, 469.]. Какъ ни ничтожны были эти силы, но принимая въ соображенiе выгоды позицiи и начинавшееся уже на с?вер? полуострова грозное движенiе противъ Карла VIII, нельзя не предположить, что Фердинандъ им?лъ возможность остановить наступательное шествiе Французовъ, и дать время членамъ лиги собраться съ силами для соединенной борьбы съ завоевателемъ. Но въ характер? молодого короля Неаполитанскаго недоставало личнаго мужества и энергiи. Узнавъ, что Карлъ VIII, 28 января 1495 года выступившiй изъ Рима, приближается къ Санъ-Жермано, Фердинандъ покинулъ избранную имъ позицiю и б?жалъ въ Капую[148 - Commines 473. Roscoe, Leon X. I. 235.]. Онъ отступалъ съ такою посп?шностью и въ такомъ безпорядк?, что Французы, сл?довавшiе за нимъ по пятамъ, захватили часть его артиллерiи[149 - Ibid. ibid.]. Въ Капу? пришла къ Фердинанду в?сть, что въ Неапол? вспыхнуло возмущенiе. Испуганный король, передавъ начальство надъ войскомъ генералу Трiульци, посп?шилъ въ столицу; а Трiульци въ тотъ же день сдалъ Капую Карлу VIII и перешелъ подъ его знамена. Такимъ образомъ, судьба королевства была р?шена. Безъ войска, безъ денегъ, безъ союзниковъ, Фердинандъ не могъ дол?е оставаться въ Неапол?, которому грозило приближенiе непрiятеля, въ которомъ кип?ло народное волненiе, и б?жалъ въ Сицилiю, къ своему отцу[150 - Guicciardini I. 110–116.].

Съ удаленiемъ Фердинанда II, быстро покори-лось Французамъ все королевство. Дв? цитадели въ Неапол?, въ которыхъ заперлась часть гарнизона, сдались посл? трехдневной каноннады[151 - Ibid. I. 134.]. Карлъ принялъ присягу отъ бароновъ и совершилъ торжественный въ?здъ въ Неаполь. Од?тый въ широкiй пурпуровый плащъ, съ императорскимъ скипетромъ и державой въ рукахъ, въ золотой корон?, осыпанной драгоц?нными камнями[152 - Mem. d'un part. p. 187. 188.], король объ?халъ улицы завоеванной столицы, сопровождаемый радостными восклицанiями толпы.

Но пока Карлъ VIII торжествовалъ быстрые усп?хи своего оружiя, положенiе д?лъ на с?вер? принимало грозный для него оборота. Непрерывный рядъ усп?ховъ, сопровождавшихъ французское знамя, образумилъ наконецъ итальянскихъ государей. Честолюбивые замыслы Карла VIII, который не хот?лъ вывести свои гарнизоны изъ уступленныхъ ему на время тосканскихъ и романскихъ городовъ; и отказался подъ разными предлогами дать Людовику Мору княжество тарентское, какъ это было об?щано по предварительному договору, встревожили вс?хъ влад?тельныхъ князей въ Италiи. Священная лига, о которой мы упоминали выше, и къ которой присоединился папа Александръ VI, приступила наконецъ къ р?шительнымъ д?йствiямъ противъ Карла VIII. Положено было, что Фердинандъ II, который началъ уже интриги въ Калабрiи, воспользуется испанскимъ флотомъ для обратнаго завоеванiя королевства; что Венецiянцы будутъ сод?йствовать ему при блокад? приморскихъ кр?постей; что герцогъ Миланскiй, для прес?ченiя сообщенiй Карла VIII съ Францiей, овлад?етъ городомъ Асти, въ которомъ стоялъ тогда съ малочисленнымъ гарнизономъ герцогъ Орлеанскiй, будущiй Людовикъ XII. Союзники предполагали, кром? того, снабдить деньгами короля Испанскаго и Максимилiана, которые обязывались за то внести войну въ пред?лы Францiи[153 - Guicciardini II. 141. Roscoe, Leon X, I. 245 sqq.]. В?сть объ этихъ приготовленiяхъ смутила Карла VIII, который и безъ того чувствовалъ себя въ затруднительномъ положенiи въ виду народнаго неудовольствiя, открыто обнаружившагося по поводу его первыхъ распоряженiй въ Неапол?. Карлъ VIII обманулъ ожиданiя неаполитанскихъ бароновъ: они над?ялись получить отъ него большiе лены въ вознагражденiе за свою изм?ну аррагонской династiи, и вм?сто того увид?ли, что влад?нiя ихъ конфискованы и розданы генераламъ и миньйонамъ Карла[154 - Roscoe, Leon X. I. 247.]. Французскiе солдаты, разс?явшись по провинцiямъ, производили всюду безчинства и насилiя, возбуждавшiя народную ненависть. Самъ Карлъ VIII, пренебрегая м?рами, необходимыми для упроченiя его власти въ завоеванномъ королевств?, предавался развратнымъ увеселенiямъ[155 - Ibid.]. Офицеры и солдаты молодого короля сл?довали его прим?ру: пользуясь слабостью Итальянокъ и заводя съ ними безпрерывныя интриги, они возбуждали чувство злобной ненависти въ неаполитанскомъ народ?, чувство, которое готово было принять грозные разм?ры. Одинъ французскiй хроникеръ разсказываетъ, что во время пребыванiя Карла VIII въ Неапол?, какой-то итальянскiй дворянинъ былъ казненъ за то, что убилъ французскаго пажа и сожралъ его сердце[156 - Mem. d'un part. 185.]: подобныя проявленiя мести должны были служить грозными симптомами для Французовъ. Когда же критическое положенiе Карла VIII въ Неапол? усилилось, кром? того, в?стью о нам?ренiяхъ священной лиги, король р?шился, не медля дол?е, вернуться обратно во Францiю. Такъ какъ онъ оставлялъ въ Неапол? значительную часть своего войска, то очевидно, что онъ сп?шилъ во Францiю только для того, чтобы усилить свои средства и вновь возвратиться въ Италiю; изв?стно по крайней м?р?, что даже и тогда, когда ни одного французскаго воина не оставалось уже въ Неапол?, Карлъ VIII не терялъ надежды вторично завоевать разъ утраченное королевство.

Оставивъ часть войска въ Неапол? и главныхъ кр?постяхъ королевства и передавъ управленiе завоеванной провинцiей Гильберту Монпансье[157 - Commines, 495. Guicciardini II. 146. Andre de Vigne, Vergier d'honneur du roy Charles VIII. (Пом?щено въ Archives curieuses de l'histoire de France, 1-re serie, I. 1.) p. 364.], Карлъ VIII, съ остальнымъ войскомъ, выступилъ изъ Неаполя. Но еще за н?сколько дней до выступленiя французовъ, Фердинандъ II, подкр?пленный испанскими вспомогательными войсками, прибывшими къ нему въ Сицилiю, высадился въ Калабрiи. Городъ Реджiо немедленно сдался ему; значительная часть населенiя приняла его сторону. Въ то же время Венецiянцы высадили въ Апулiи значительный десантъ, подъ предводительствомъ Антонiо Гримани[158 - Guicciardini II. 146.]. Кром? иностранныхъ вспомогательныхъ войскъ, подъ знаменами Фердинанда стояло до 6, 000 неаполитанскаго ополченiя. Съ этими силами р?шился онъ отвоевать у Французовъ свое королевство. Борьба велась съ перем?нными усп?хомъ. Фердинандъ овлад?ль Реджiо и сос?дними кр?постями, всл?дствiе чего почти половина, королевства поднялась на его за-щиту; но вскор? Французы, подъ предводительствомъ д'Обиньи, нанесли жестокое пораженiе соединенному неаполитано-испанскому войску, предводимому самимъ Фердинандомъ и Гонзальвомъ Кордуанскимъ. Самъ король, подъ которымъ въ пылу битвы убита была лошадь, спасся только благодаря преданности одного пажа, по-жертвовавшаго ради него собственной жизнью. Съ поля битвы Фердинандъ б?жалъ въ Пальму, кр?пость на берегу моря, а оттуда немедленно переправился въ Сицилiю. Тамъ снарядилъ онъ значительный флотъ и подошелъ съ нимъ къ Неаполитанской гавани. Монпансье, устрашенный приближенiемъ Фердинанда и враждебнымъ расположенiемъ умовъ въ город?, посп?шилъ вы-вести французскiя войска изъ Неаполя. Тогда Фердинандъ II высадился на берегъ и торжественно вступилъ въ свою столицу (7 iюля 1495). Жители всюду встр?чали его съ неподд?льнымъ энтузiазмомъ. Дамы усыпали цв?тами дорогу, по которой шелъ король, и самыя знатн?йшiя изъ нихъ сп?шили обнять его и отереть потъ съ его лица[159 - Ibid. II. 178–180.]. Французы, потерявъ Неаполь, держались еще н?которое время въ Кастельнуово, сильно укр?пленномъ замк?, находившемся въ незначительномъ разстоянiи отъ столицы; но скоро, доведенные до истощенiя недостаткомъ съ?стныхъ припасовъ и деморализованные неудачнымъ покушенiемъ овлад?ть Неаполемъ, принуждены были выйдти изъ кр?пости. Монпансье выступилъ изъ Кастельнуово съ 2500 ч. войска и удалился въ Салерно, а оттуда въ укр?пленный городъ Ателлу. Зд?сь осадилъ его Гонзальво Кордуанскiй и принудилъ къ капитуляцiи. Французскiй гарнизонъ былъ отведенъ пл?ннымъ въ Неаполь, а оттуда на островъ Прочиду, гд? голодъ, чума и бол?зни истребили бол?е двухъ третей его. Въ числ? погибшихъ такимъ образомъ находился и самъ Монпансье. Одинъ д'0биньи, который н?которое время счастливо боролся съ Фердинандомъ въ Калабрiи, усп?лъ отвезти свое изнуренное войско во Францiю[160 - Commines, 559. Roscoe, Leon X. I. 172–274. Guicciardini II. 183. sqq.]. Такъ быстро потеряли Французы быстро завоеванное ими королевство Неаполитанское.

Между т?мъ Карлъ VIII, выступившiй, какъ мы уже вид?ли, изъ Неаполя, медленно возвращался во Францiю. Онъ шелъ тою же дорогою, по которой, н?сколько м?сяцевъ назадъ, съ надеждою и упованiемъ стремился къ выполненiю своихъ честолюбивыхъ плановъ. Но теперь шествiе его было далеко не такъ торжественно. Своеволiе и буйство Французовъ научило Итальянцевъ ненавид?ть ихъ, а печальный исходъ предпрiятiя служилъ темою для насм?шекъ. "Французы пришли на завоеванiе Неаполя съ м?ломъ въ рукахъ, чтобъ отм?чать квартиры подъ постой", говорили Итальянцы, намекая на легкомыслiе и самоув?ренность Карла VIII[161 - Mem. d'un part. 197. Commines, 466.]. Впрочемъ, страхъ французскаго оружiя, и еще бол?е боязнь честолюбивыхъ замысловъ Карла, продолжали еще сильно д?йствовать на умы итальянскихъ государей. Папа посп?шилъ удалиться въ Орвье-то при приближенiи Карла VIII; Флоренцiя выслала ему на встр?чу Савонаролу, ходатайствовать о возвращенiи кр?постей, занятыхъ французскими гарнизонами; Пиза ходатайствовала передъ нимъ о возвращенiи ей свободы, угрожаемой корыстолюбiемъ Флорентинцевъ. Карлъ VIII велъ себя также, какъ и вначал? предпрiятiя: держалъ себя гордо съ итальянскими государями, безпечно выслушивалъ донесенiя своихъ пословъ и предавался легкомысленнымъ увеселенiямъ. Не смотря на то, что, въ виду грозныхъ приготовленiй, совершавшихся на с?вер? Италiи, каждый замедленный шагъ могъ служить гибелью для Французовъ, Карлъ VIII пробылъ безъ нужды н?сколько дней въ Сiен?, гд? задержала его красота тамошнихъ женщинъ и роскошные праздники[162 - Guicciardini II. 151. Soscoe, Leon X, I. 255.], Сюда прибыль къ нему Филиппъ Комминъ, бывшiй посломъ въ Венецiи, и сообщилъ ему о положенiи д?лъ въ Ломбардiи. Доставленныя имъ св?д?нiя должны были сильно встревожить Карла VIII. Члены священной лиги принимали д?ятельныя м?ры для того, чтобы воспрепятствовать Французскому войску возвратиться въ отечество. Людовикъ Моръ, душа лиги, приводилъ къ концу свои обширныя военныя приготовленiя. Въ собственныхъ влад?нiяхъ онъ собралъ многочисленное, хорошо вооруженное войско и снарядилъ четырнадцать судовъ для защиты Генуи; кром? того, онъ послалъ вербовать для себя въ Германiи 2000 ландскнехтовъ, которыхъ предназначалъ для взятiя Асти, защищаемаго герцогомъ Орлеанскимъ[163 - Guicciardini II. 152 sqq.]. Но силы Людовика Мора составляли только четвертую часть т?хъ, которыя собраны были Венецiанцами[164 - Ibid. II. 159.]. Богатая республика не щадила денегъ для предпрiятiй лиги, которымъ она такъ сочувствовала. Она вооружила, кром? морской эскадры, значительное п?хотное войско, и призвала подъ свои знамена 2000 страдiотовъ, легкихъ албанскихъ на?здниковъ, на долго оставившихъ память по себ? въ Италiи[165 - Ibid.]. Таковы были силы союзниковъ, въ iюл? 1495 сосредоточившiяся въ пармскомъ округ?, на берегахъ р?ки Таро, и р?шившiяся прес?чь зд?сь отступленiе Французской армiи.

4 iюля рано утромъ французскiй авангардъ, предводимый маршаломъ Жiе, спустился съ отлогости Аппенинъ и завялъ позицiю въ Форново[166 - Ibid.]. Это было не-большое м?стечко, похожее на деревню[167 - Desrey, 218.] защищенное съ одной стороны горами, съ другой горнымъ потокомъ Таро, впадающимъ въ р?ку По. Итальянцы, которые еще прежде Французовъ прибыли въ Форново, не р?шились занять этой позицiи, потому что она представляла мало выгодъ для генеральной битвы, и стали лагеремъ въ 3 миляхъ оттуда, въ долин? гiяруольскаго аббатства; но маршалъ Жiе, им?я передъ собою многочисленнаго непрiятеля, по необходимости долженъ былъ остановиться въ Форново и ждать зд?сь прибытiя главнаго войска[168 - Guicciardini II. 159.]. Союзники могли бы безъ труда истребить малочисленный авангардъ, запертый въ этомъ узкомъ де-филе?, но не им?я точныхъ св?д?нiй о числ? непрiятеля и не зная, какъ далеко опередилъ авангардъ главную армiю, не р?шились произвести нападенiе. Маршалъ Жiе, съ своей стороны, понимая опасность своего положенiя, старался выиграть время переговорами, и выслалъ впередъ, для рекогносцировки, небольшой отрядъ кавалерiи; но Итальянцы, наблюдавшiе за движенiями непрiятеля, выслали на встр?чу эскадронъ страдiотовъ, которые обратили въ б?гство Французовъ и унесли съ собою н?сколько отрубленныхъ непрiятельскихъ головъ, за которыя Венецiанцы уплатили имъ по дукату. Тогда маршалъ Жiе, не рискуя бол?е подвергать себя опасности, отступилъ назадъ на высоты, гд? съ чагу на часъ ожидалъ прибытiя короля[169 - Ibid. II. 160. Commines, 510.]. Карлъ VIII, между т?мъ, былъ задержанъ въ своемъ пути трудностями, какiя пришлось преодол?вать на каждомъ шагу при перевоз? артиллерiи чрезъ Аппенины. Къ счастiю его, служившiе у него на жалованьи Швейцарцы нашли средство помочь затрудненiю: взявшись за руки и обвязавшись толстыми канатами, они запряглись подъ орудiя, и силою своихъ кр?пкихъ мышцъ въ одинъ день перевезли черезъ горы всю артиллерiю[170 - Commines, 509: Guicciardini II. 159.]. Благодаря этому самоотверженному усердiю н?мецкихъ наемнивовъ, въ полдень 5 iюля Карлъ VIII спускался уже съ аппенинскихъ высотъ въ плодородныя долины Ломбардiи. Взорамъ его представилось жавшееся у подошвы горы м?стечко Форново, и за нимъ обширная, цв?тущая поляна, перер?занная р?чкой Таро, за которою былъ раскинутъ лагерь союзниковъ[171 - Сommines, 513.]. Приготовляясь къ большимъ битвамъ, Итальянцы им?ли обыкновенiе располагаться укр?пленнымъ лагеремъ, который они раскидывали всегда такъ широко, чтобы палатки и ретраншементы не ст?сняли свободы военныхъ д?йствiй: они бились въ самомъ лагер?, или непосредственно передъ лагеремъ, который, такимъ образомъ, служилъ имъ вм?ст? и кр?постью и бивуакомъ. Въ гiаруольской долин?, ихъ лагерь былъ особенно обширенъ, потому что союзники сосредоточили зд?сь силы, какихъ давно уже не видала Италiя. Подъ знаменами лиги стояло до 35.000 чел. войска, четыре пятыхъ котораго вооружено было на счетъ Венецiи[172 - Ibid.]. Лагерь былъ сильно укр?пленъ. Главное начальство надъ союзными войсками вручено было Франциску Гонзаго, маркизу мантуанскому; арьергардомъ предводительствовалъ Мельхiоръ Тревизано, членъ венецiанскаго сената; графъ Гаяццо начальствовалъ надъ войсками герцога Миланскаго[173 - Guicciardini II. 159.]. Видъ этого обширнаго лагеря, который, повидимому, вм?щалъ въ себ? гораздо бол?е войска, ч?мъ сколько д?йствительно въ немъ находилось, смутилъ французовъ. Ихъ малочисленному[174 - Въ точности нельзя опред?лить, какъ далеко простиралась численность французскаго войска въ битв? при Форново. Andre de Vigne говорить, что въ этомъ кровавомъ сраженiи Французы бились одинъ противъ десяти (Verg'er d'honneur, 387); Mem. d'un part. (191) даетъ пропорцiю одного противъ шести. Самымъ невыгоднымъ для Французовъ обстоятельствомъ было зд?сь то, что въ этой битв? почти не участвовала ихъ артиллерiя, составлявшая главную силу Карла VIII. (Michelet, Renaissance, 226. Guicciardini 11. 172.)], изнуренному трудными переходами войску, предстояло бороться съ непрiятелемъ, далеко превышавшимъ его въ силахъ, находившимся у себя дома, среди полнаго изобилiя припасовъ, и занимавшимъ несравненно бол?е выгодную позицiю. Французы и не подозр?вая, что они внушали непрiятелю чувство страха еще въ большей степени. Итальянцы были поражены и устрашены отвагою Французовъ, р?шившихся, по видимому, оружiемъ проложить себ? дорогу. До посл?дней минуты они над?ялись, что Карлъ VIII обойдетъ ихъ лагерь окольнымъ путемъ, или отправится въ отечество моремъ; теперь же, при вид? грозной р?шимости, которую обнаруживали Французы, они упали духомъ[175 - Guicciardini II. 160.]. Когда въ ихъ лагер? явились Французскiе парламентеры, посланные маршаломъ Жiе съ требованiемъ свободнаго пропуска для короля и его армiи и об?щанiемъ не начинать враждебныхъ д?йствiй, союзники открыли сов?щанiя. Людовикъ Моръ и венецiанскiй посланникъ, которые, въ случа? пораженiя, бол?е вс?хъ должны были опасаться мщенiя Французовъ, изъявили согласiе принять предложенiя маршала; но посланникъ короля испанскаго, который ничего не терялъ, еслибы союзники были разбиты, и очень много выигрывалъ, еслибы разбитъ былъ Карлъ VIII, усп?лъ настоять на томъ, чтобы отданъ былъ приказъ готовиться къ битв?[176 - Ibid, 11, 161.].

Всю ночь съ 5 на 6 iюля шелъ проливной дождь, сопровождаемый громомъ и молнiей, и вода высоко поднялась въ р?к? Таро[177 - Commines, 517. Guicciardini II. 163.]. На утро, съ разсв?томъ дня. Французы построились къ битв?. Начальство надъ авангардомъ удержалъ за собою маршалъ Жiе. Карлъ VIII, расчитывая, что авангарду придется выдержать самый стремительный натискъ непрiятеля, отдалъ въ распоряженiе Жiе цв?тъ своего войска; подъ его знамена стали 3000 Швейцарцевъ, 350 французскихъ копейщиковъ, 300 стр?лковъ и бол?е половины всей Французской п?хоты. Центромъ армiи предводительствовалъ самъ король. Въ мемуарахъ Коммина есть интересное описанiе наружности и убранства Карла въ день битвы; мы приводимъ его буквально, во всей его наивной безтолковости. «Я нашелъ короля въ полномъ вооруженiи, верхомъ на кон?, лучшемъ изъ вс?хъ, какiя я когда нибудь вид?лъ, и эта лошадь называлась Савойя, и многiе говорили, что то была бресчiанская лошадь, подаренная Карломъ, герцогомъ Савойскимъ. Она была вороная, съ однимъ глазомъ, – посредственная (?) лошадь, но очень рослая для того, кто сид?лъ на ней. И казалось, что этотъ, юный челов?къ (т. е. Карлъ VIII) выгляд?лъ совс?мъ не такимъ, какимъ д?лала его его натура, ростъ и сложенiе: ибо онъ былъ очень робокъ, и остался такимъ и сегодня. Онъ былъ воспитанъ въ большомъ страх?, и среди маленькихъ людей, а на этой лошади казался онъ большимъ, и им?лъ хорошiй видъ, и хорошiй цв?тъ лица, и см?лое слово, и казалось (я припоминаю это), что братъ Іеронимъ (т. е. Савонарола), говорилъ мн? правду, когда сказалъ, что Богъ направить его своею десницею, и что онъ будетъ им?ть много д?ла на пути, но что честь его останется съ нимъ»[178 - Сommines, 517.]. При корол? находился его сов?тникъ, Тремуйль, который долженъ былъ изъ за кулисъ управлять битвою. Арьергардомъ начальствовалъ Жанъ де Фуа, отецъ знаменитаго Гастона. За арьергардомъ находился богатый багажъ, оставленный безъ всякаго прикрытiя – обстоятельство, даровавшее Французамъ поб?ду[179 - Guicciardini I. 164. Commines, 522.].

Битва началась стычкою легкой кавалерiи и залпами съ об?ихъ сторонъ. Когда Французскiй авангардъ, предводимый маршаломъ Жiе, приблизился къ непрiятельскому лагерю, Гонзаго, взявъ съ собою 600 рыцарей, подкр?пленныхъ отрядомъ страдiотовъ, и 5000 п?хоты, переправился черезъ р?чку, нам?реваясь аттаковать центръ Французской армiи. Въ то же время онъ сд?лалъ распоряженiе, чтобы венецiанская кавалерiя аттаковала Французовъ съ Фланга, и далъ приказанiе страдiотамъ овлад?ть непрiятельскимъ багажем[180 - Guicciardini II. 165.]. Въ одно время съ аттакой Гонзаго, направленной противъ главнаго центра Французской армiи, графъ Гаяццо, предводительствуя 400 миланскихъ рыцарей, перешелъ р. Таро навстр?чу маршала Жiе. Аннибалъ Бентивольйо съ 200 всадниковъ остался на томъ берегу, чтобъ по первому востребованiю явиться на помощь графу Гаяццо. Въ самомъ лагер? оставленъ былъ небольшой резервъ въ 200 всадниковъ и 1000 ч. п?хоты, подъ командою Медьхюра Тревизано[181 - Ibid. II. 166. Commines, 519.].

Переправа черезъ р?чку Таро, вода въ которой высоко поднялась всл?дствiе проливнаго дождя, шедшаго всю ночь, значительно разстроила ряды Итальянцевъ. Не смотря на то, Гонзаго съ отчаянною храбростью напалъ на центръ Французской армiи, къ которому Карлъ VIII усп?лъ уже примкнуть арьергардъ. Французы съ изумительною стойкостью выдержали первый натискъ непрiятеля. Король бился въ первыхъ рядахъ съ необычайнымъ мужествомъ; онъ носился передъ непрiятелями на своемъ горячемъ кон?, который, по словамъ Гвиччардини, такъ метался и прыгалъ подъ с?докомъ, что избавлялъ его отъ труда отпарировать удары, наносимые непрiятелемъ. Король, сопровождаемый малочисленной свитой, носился передъ рядами, посп?вая туда, гд? слаб?ли Французы, гд? стремительн?е напиралъ непрiятель, и развозя всюду летучiя приказанiя. Кстати зам?тимъ зд?сь, что форновская битва ни мало не походила на т?, къ которымъ издавна привыкли въ Италiи. Въ прежнихъ битвахъ Итальянцы никогда не вводили въ д?ло разомъ всей армiи: одинъ батальонъ см?нялся у нихъ другимъ по очереди, такъ что сраженiе длилось съ утра до ночи, и чаще всего оставалось нер?шеннымъ. Теперь же, при первомъ столкновенiи, вс? силы сражающихся разомъ введены были въ д?ло, и рукопашный бой завязался всюду посл? перваго выстр?ла. Итальянцы, ободряемые прим?ромъ Гонзаго, бились съ упорнымъ мужествомъ; даже лошади, по словамъ Гвиччардини, пришли въ ожесточенiе и дрались зубами и копытами. Французы, стойко выдержавъ первый натискъ непрiятеля, начинали колебаться. Самъ король, увлекаемый отвагою, съ немногими спутниками отъ?халъ далеко отъ своего войска и былъ окруженъ непрiятелемъ. Съ отчаяннымъ мужествомъ отбивался онъ отъ многочисленныхъ враговъ, ежеминутно подвергаясь опасности потерять жизнь или свободу; только во-время подосп?вшая помощь спасла его[182 - Commines, 524 sqq. Guicciardini II. 166. sqq.].

Между т?мъ страдiоты, которымъ поручено было завлад?ть французскимъ багажемъ, съ усп?хомъ выполнили свое д?ло. Перебивъ находившуюся при багаж? малочисленную прислугу, они предались грабежу, и нагрузившись вс?мъ, что было поц?нн?е, съ торжествомъ возвращались въ свой лагерь. Это обстоятельство было роковымъ для Итальянцевъ. Кавалерiйскiе полки, посланные Гонзаго аттаковать флангъ французской армiи, видя какъ страдiоты, обремененные богатой добычей, переправлялись обратно черезъ Таро, почувствовали жажду грабежа, и забывъ свое назначенiе, бросились на багажъ. Скоро ихъ прим?ромъ увлеклись войска, вступившiя уже въ д?ло. Итальянскiе отряды одинъ за другимъ оставляли поле битвы и б?жали принять участiе въ грабеж?. Видя это, Французы ободрились и отважно ударили на союзниковъ. Черезъ н?сколько минутъ, смятые однимъ натискомъ Итальянцы въ безпорядк? отступили за р?ку. Французы съ яростью пресл?довали ихъ, не давая никому пощады. Напрасно Гонзаго силился остановить б?гущихъ, или по крайней м?р? сохранить порядокъ въ отступленiи: объятые паническимъ страхомъ, Итальянцы б?жали безъ оглядки[183 - Guicciardini, II. 169–170.].

Между т?мъ маршалъ Жiе, предводительствуя авангардомъ, такъ стремительно напалъ на шедшаго противъ него графа Гаяццо, что Итальянцы не выдержали натиска и обратились въ безпорядочное б?гство. Пресл?дуемые по пятамъ непрiятелемъ, они отступили, за р?ку Таро и соединились съ б?жавшею туда же армiей Гонзаго. Союзнымъ генераламъ удалось привести ихъ въ н?который порядокъ и ввести въ лагерь; но возобновить битвы они не р?шились, Французы нам?ревались сна-чала пресл?довать Итальявцевъ за р?кой, но крайнее утомленiе, какое чувствовали они посл? этой жаркой битвы, заставило ихъ отм?нить нам?ренiе. Карлъ VIII отвелъ свои войска за милю отъ поля битвы и расположился лагеремъ, чтобы посл? небольшаго отдыха продолжать свой путь во Францiю[184 - Ibid. II. 170 sqq. Commines 523 sqq.].

Если в?рить свид?тельству современниковъ, потеря со стороны Французовъ была самая незначительная, и не простиралась дал?е 200 челов. Что касается до Итальянцевъ, то они потеряли въ этой несчастной битв?, продолжавшейся не бол?е часу, до трехъ съ полови-ною тысячъ. Такая огромная разница въ числ? убитыхъ съ об?ихъ сторонъ, достаточно показываетъ, какъ далеко превосходили Французы Итальянцевъ въ военномъ искусств?, особенно если принять въ соображенiе, что артиллерiя, составлявшая главную силу Французскаго войска, на этотъ разъ почти не участвовала въ д?л?[185 - Ibid. ibid, Michelet, Renaissance, 226.].

Битва при Форново была посл?днимъ зам?чательнымъ д?ломъ Карла VIII въ Италiи. Пресл?дуемый по пятамъ непрiятелемъ и дорогою ц?ною покупая перемирiе, среди постоянныхъ трудностей и неудачъ, онъ прошелъ Ломбардiю и Пiемонтъ. и въ октябр? 1495 года возвратился во Францiю. Только четвертая часть его войска[186 - Roscoe, Leon X. 1276.] увидала опять свое отечество.

* * *

Мы изложили въ общихъ чертахъ исторiю итальянскаго похода Карла VIII, составляющаго прологъ Французско-итальянскихъ войнъ, одного изъ важн?йшихъ явленiй переходнаго времени. Мы обозр?ли передъ т?мъ внутреннее состоянiе Францiи, возрожденной реформою Людовика XI, и представили очеркъ великаго гуманистическаго движенiя, охватившаго Италiю въ конц? XIV в?ка и долженствовавшаго скоро проникнуть отсюда до крайнихъ пред?ловъ европейскаго мiра. Мы сопоставили, такимъ образомъ, бытъ страны, едва начинавшей выступать изъ т?сныхъ рамокъ среднев?ковой жизни, съ бытомъ Италiи, которая вся, вс?ми сторонами своего существованiя, принадлежала новому времени, в?ку возрожденiя. Понятно, что столкновенiе двухъ народностей, стоявшихъ на столь различныхъ ступеняхъ цивилизацiи, не могло остаться безъ сильнаго влiянiя на ту изъ нихъ, которая стояла назади по своему духовному развитiю. Французы прошли съ Карломъ VIII вдоль всю Италiю; ихъ наблюденiю представилась обширная страна, охваченная сильнымъ умственно-художественнымъ движенiемъ, которое въ то время усп?ло уже выступить изъ области чистыхъ идей и начинало влiять на жизнь и всачиваться во вс? поры народнаго организма. Въ конц? XV в?ка, наука и искусство возрожденiя существовали уже не въ форм? юношескихъ, мало-сознанныхъ стремленiй, не въ форм? туманнаго чаянiя античныхъ идеаловъ, какъ это было во время Данте и Петрарки, а въ форм? положительнаго знанiя и свободнаго творчества. Ученые XV в?ка изъ сферы гаданiй и предчувствiй перешли къ сознательной научной д?ятельности. Одни, какъ Помпоннацiй, предались чистому отрицанiю; другiе, какъ Пико де Мирандоль, изучивши все, стремились создать изъ этого богатаго матерiала н?что органически стройное. Искусство временъ возрожденiя, хотя и не достигшее еще полной зр?лости, усп?ло уже выяснить свой идеалъ и свои задачи. Древность была не только угадана и открыта, но и утилизирована современной жизнью. Ея духъ, ея смыслъ, ея генiй были постигнуты художниками XV в?ка и воплощены въ ихъ великихъ произведенiяхъ. Взорамъ варваровъ, наводнившихъ въ 1494 году Италiю, возрожденiе предстало во всеоружiи. Оно обнажило передъ ними богатство и глубину своихъ идей, и обольстительную прелесть формъ, въ которыя он? воплощались. Товарищи Карла VIII съ неподд?льнымъ восторгомъ описываютъ роскошь и великол?пiе итальянскихъ домовъ, въ особенности ихъ загородныхъ виллъ[187 - Мишле, Реформа, гл. XII.]. Ихъ не-избалованный глазъ, привыкшiй къ суровой просторе среднихъ в?ковъ, былъ пораженъ пышной, изн?женной обстановкой итальянской жизни. Вотъ какъ описываетъ Мишле итальянскую виллу временъ возрожденiя:

"Эти виллы были восхитительны по см?си искусства съ природой, по своему сельско-хозяйственному характеру, который любятъ Итальянцы. Наши замки, чисто военные, въ своей феодальной сп?си, казалось, презирали, удаляли отъ себя поле и землед?льческiй трудъ, держались подальше отъ земли рабовъ. Благородно-скучные, они, для прогулки своей пленной влад?тельницы, представляли только надо?дающую террасу, безъ вида, безъ т?ни, гд? росла кое-какая желтая, печальная трава. Напротивъ того, виллы итальянскiя, на-стоящiе музеи и далеко превосходившiя эти замки относительно искусства, были украшены садоводствомъ и свободно раскидывались вокругъ парками и разнообразною культурою. Охраняемыя при вход? н?мымъ народомъ изъ альбастра и порфира, окруженныя портиками съ миленькими окнами, эти очаровательныя жилища скрывали внутри не только осл?пительную роскошь тканей, прекрасныхъ шелковъ, венецiанскихъ разно-цв?тныхъ хрусталей, но и всякихъ изящныхъ предметовъ удовольствiя и пользы, въ которыхъ было предусмотрено все: зд?сь были разные погреба, изысканныя кухни, аптеки, глубокiя пуховыя постели, даже фландрскiе ковры, на которые, при пробужденiи, могла опуститься маленькая голая ножка, защищенная ими отъ холоднаго мрамора".

"Зд?сь были воздушныя террасы, висячiе сады и самые разнообразные виды. Какъ разъ возл? идиллiя сельскаго хозяйства: олень и корова, подходящiе вечеромъ безбоязненно къ брызжущимъ водамъ мраморныхъ фонтановъ; вдали – на вал? пасущiяся стада, с?нокосъ или сборъ винограда, виргилiевская жизнь мирныхъ трудовъ. И все это было окаймлено, въ спокойной дали, мраморными аппенинами, или альпами, покрыты-ми в?чнымъ сн?гомъ".

"Зима ничего не отнимаетъ у этихъ пейзажей. Даже запущенность и руины придаютъ имъ новую прелесть. Въ садахъ, гд? прекращается культура, въ большихъ виноградникахъ, оставленныхъ на свобод?, сильныя растенiя какъ будто радуются отсутствiю челов?ка. Они становятся хозяевами жилища, овлад?ваютъ колоннадами, ц?пляются за мраморные обломки и ласкаютъ одинокiя статуи. Все это очень дико и вм?ст? очень прiятно, исполнено сладостно-суроваго характера, soave auslero;– все это не возбуждаетъ недов?рiя, но слишкомъ могущественно д?йствуетъ на душу, усыпляя ее, убаюкивая любовью и пустыми грезами"[188 - Ibid.].

Понятно само собою, что влiянiе итальянской культуры на французскую, сл?ды котораго, какъ мы уб?димся, очевидны, не было результатомъ одного по-хода Карла VIII: оно было сл?дствiемъ ц?лаго ряда французско-итальянскихъ войнъ, приведшаго Италiю въ продолжительное столкновенiе не только съ Францiей, но съ выходцами почти всей Европы. Излагая походъ Карла VIII, мы им?ли въ виду представить очеркъ внутренняго состоянiя Италiи конца XV в?ка в общую характеристику французско-итальянскихъ войнъ, главныя черты которыхъ остаются почти неизм?нными при Людовик? XII и Франциск? I; излагать же исторiю вс?хъ итальянскихъ войнъ этого перiода мы не видимъ надобности, и не находимъ даже возможности, по недостатку собраннаго нами матерiала. Въ заключенiе нашего труда, мы обозначимъ только въ главныхъ признакахъ влiянiе, оказанное итальянскими войнами на внутреннее перерожденiе Францiи. Начнемъ съ искусствъ, такъ какъ въ этой области возд?йствiе итальянской культуры оказывается наибол?е осязательнымъ и плодотворнымъ.

Въ половин? XV в?ка, готическiя формы среднев?коваго искусства повсюду, и особливо во Францiи, приходятъ въ упадокъ. Аксессуары, орнаменты поглощаютъ все вниманiе художниковъ и заставляютъ ихъ забыть основную идею стиля. "Въ первый перiодъ искусства, говоритъ одинъ французскiй писатель, главное преобладаетъ надъ побочнымъ; орнаментовъ мало, и эта ум?ренность сообщаетъ произведенiю выраженiе величественной или меланхолической важности. Въ перiодъ упадка, побочное преобладаетъ надъ главнымъ. Наклонность къ преувеличенiю повреждаетъ существенныя формы стиля, декорацiя поглощаетъ, скрываетъ ихъ. Роскошь и кокетливость заступаютъ м?сто бол?е высокихъ достоинствъ. Таковъ былъ ходъ готическаго искусства"[189 - Moyen age et Renaissance, t. V. статья Lassus; Architecture civile et religieuse.]. Этотъ обезображенный стиль XIV в?ка, утратившiй грандiозную величавость среднихъ в?ковъ, не могъ бороться съ итальянскимъ влiянiемъ. Античные идеалы, возродившiеся въ итальянскомъ искусств?, въ XV в?к? начинаютъ проникать во Францiю. При двор?, очарованномъ великол?пiемъ итальянскихъ государей, пробуждается страсть къ постройкамъ, къ роскошной обстановк?, украшенной произведенiями живописи и ваянiя. Комминъ съ увлеченiемъ разсказываетъ о великол?пномъ зданiи, постройку котораго предпринялъ Карлъ VIII по возвращенiи изъ Италiи. Такого зданiя, говорить л?тописецъ, не строили уже л?тъ сто, въ немъ должно было совм?ститься все, что король вид?лъ прекраснаго въ чужихъ краяхъ. Для украшенiя этого чуда архитектуры были призваны лучшiе художники изъ Неаполя, живописцы, ваятели, декораторы; король р?шился не щадить никакихъ издержекъ[190 - Сommines, 590.]. Впрочемъ, не смотря на непосредственное влiянiе итальянскаго возрожденiя, готическiй стиль во Францiи, какъ и везд?, не сразу уступилъ новымъ формамъ. Постройки Карла VIII и Людовика XII принадлежатъ къ см?шанному стилю, въ которомъ прямолинейный, готическiй остовъ зданiй украшался античными аксессуарами и орнаментами[191 - Clement, Jacques Coeur II. 50–51.]. Только со временъ Франциска I, итальянскiй стиль получаетъ р?шительный перев?съ надъ нацiональнымъ, особливо въ королевскихъ и частныхъ постройкахъ. Пьеръ Леско, Жанъ Бюльянъ и Филибертъ Делормъ, лучшiе французскiе зодчiе XVI в?ка, своими велико-л?пными созданiями утвердили чисто-итальянскiй стиль во Францiи. Первый построилъ западный фасадъ Лувра; второй выполнилъ великол?пный Экуэнскiй замокъ коннетабля Монморанси, замокъ, въ которомъ не было уже ничего среднев?коваго. Этотъ домъ, этотъ великол?пный палаццо былъ устроенъ для свиданiй принцевъ королевской фамилiи съ придворными Фаворитками; тамъ, между прочимъ, Дiана де Пуатье овлад?ла сердцемъ Генриха II. Архитектура замка, расположенiе комнатъ и убранство ихъ совершенно соотв?тствовали такому назначенiю. Все зд?сь дышало сладострастiемъ и чувственностью, все было направлено къ возбужденiю похоти. Краска выступала на лиц? беззаст?нчиваго Рабле, когда онъ разсматривалъ картины, украшавшiя; этотъ роскошный дворецъ Монморанси[192 - Lubke, Geschichte der Architektur, 543. Мишле, Реформа, гл. XXI. стр. 102.]. Въ томъ же направленiи выполнялъ свои постройки Делормъ, зам?чательн?йшее произведенiе котораго – Анэ, замокъ Дiаны де Пуатье. Нельзя не упомянуть также о королевскомъ замк? Шамбор?, постройку котораго Францискъ предпринялъ скоро по возвращенiи изъ мадридскаго пл?на. Замокъ этотъ, сооруженiе котораго относится къ бол?е раннему времени, представляетъ, вм?ст? съ церковью св. Евстахiя въ Париж?, совершенн?йшiй образецъ того см?шаннаго антично-готическаго стиля, который характеризуетъ Французское зодчество начала XVI в?ка. Высокая среднев?ковая крыша, окруженная великол?пной группой башенъ, надъ которыми господствуетъ одна центральная, колокольни и трубы въ вид? восточныхъ минаретовъ – это гармоническое сочетанiе германскихъ и арабскихъ формъ придаетъ наружному виду замка среднев?ковый характеръ. Но его готическiй остовъ всюду итальянизированъ. Античные орнаменты смягчаютъ суровость среднев?коваго контура. Всюду пестрое, причудливое, разнообразное см?шенiе. Расположенiе комнатъ, внутренняя конструкцiя зданiя совершенно новая. Шамборъ внутри не похожъ ни на Феодальный замокъ, ни на итальянскiй палаццо. Въ немъ н?тъ т?сноты, грубости, воинственной обстановки; по н?тъ также длинныхъ необитаемыхъ залъ съ амфиладами, н?тъ безконечныхъ колоннадъ, отличающихъ итальянскiя постройки. Это огромный монастырь съ длинными рядами келiй, л?стницъ и переходовъ. Удобство жизни, причудливыя условiя комфорта зд?сь на первомъ план?. На всемъ зам?тны сл?ды личнаго характера короля. Комнаты расположены такимъ образомъ, какъ это казалось удобн?е Франциску. Они не соединены одна съ другою, он? независимы: каждая представляетъ отд?льное пом?щенiе. Все приспособлено такимъ образомъ, чтобы можно было жить и ходить въ этомъ замк? среди многочисленнаго и населенiя и, въ случа? нужды, не быть ник?мъ видимымъ. Всюду сказываются временныя потребности короля, который любилъ жить среди шумнаго общества, и въ то же время былъ влюбленъ, сл?довательно нуждался въ уединенiи[193 - Lubke, 543. Мишле, Реформа, гл. XIV.]. «Королю, говорить Мишле, нуженъ былъ замокъ – не укр?пленный замокъ старыхъ временъ, сжатый и сдавленный какъ солдатъ въ своихъ латахъ; не мрачная и негостеприiмная башня, откуда влад?тельница, по своей прихоти, изгоняетъ дамъ, общество, всякую прелесть жизни. Н?тъ, нуженъ былъ не столько замокъ, сколько большой монастырь, который, при своихъ башняхъ и Феодальной наружности, скрывалъ бы и вм?щалъ въ себ? множество комнатъ, прелестные кабинеты, таинственныя кельи. Такова идея шамборскаго Замка»[194 - Мишле, Реформа, гл. XIV.]. "Плань этого блистательнаго сооруженiя, продолжаетъ Мишле, былъ сд?ланъ однимъ умнымъ архитекторомъ въ Блуа, который былъ вдохновленъ генiемъ дворовъ и, можетъ быть, руководился указанiями господина, царственнаго аббата будущаго монастыря. Никакiя издержки не казались великими для д?ла столь полезнаго и необходимаго. Среди общественныхъ б?дствiй, среди крайнихъ финансовыхъ затрудненiй, надъ этимъ замкомъ работали 1800 челов?къ въ теченiе дв?надцати л?тъ. Фаворитки этого царствованiя, южная брюнетка и с?верная блондинка, мадамъ де Шатобрiанъ и мадамъ д'Этампъ – торжественно фигурируютъ тамъ въ вид? карiатидъ Вензель Франциска I красуется везд? съ начальною буквою имени Дiаны, Д. поставленною неизв?стно к?мъ – отцомъ или сыномъ.

"Это назидательное уб?жище занимало вс? мысли короля. Онъ безпрестанно при?зжалъ изъ Тура, изъ Блуа, смотр?ть на воздвигаемое зданiе. Д?ла Европы отошли далеко на заднiй планъ. Изъ Блуа, гд? находилось казначейство, деньги, естественнымъ образомъ, шли прямо въ Шамборъ, на постройки, на издержки двора. Иногда н?которая часть ихъ употребляема была на д?ла, на итальянскую войну, но въ маломъ количеств?, неохотно и всегда слишкомъ поздно"[195 - Ibid.]. Такимъ образомъ, въ XVI в?к?, вм?ст? съ итальянизацiей готическаго стиля, мы видимъ во французскомъ зодчеств? новое направленiе, стремившееся создать удобства жизни, комфортъ, изящную и покойную обстановку. Жилище, сд?лавшееся бол?е безопаснымъ отъ вторженiя грубой силы, получило новое значенiе для домохозяина. Въ немъ искали уже не одного уб?жища отъ хищнаго врага – оно стало прiютомъ спокойной семейной жизни.

Царствованiе Франциска I совпадаетъ съ самымъ блистательнымъ перiодомъ французскаго возрожденiя. Не одна архитектура встр?чала покровительство короля-художника. Живопись и ваянiе нашли прiютъ въ его роскошныхъ дворцахъ. Онъ былъ влюбленъ въ Италiю, которая стоила ему столькихъ радостей и столькихъ огорченiй; онъ захот?лъ перенести ее къ себ?, въ свой Шамборъ, въ свое Фонтенбло. "Усталый отъ войнъ, разочарованный въ своихъ мечтахъ объ Италiи, король, говорить Мишле, создалъ для себя Италiю Французскую. Онъ устроилъ галлереи, роскошныя гульбища, удобныя и открытыя, ломбардскiя виллы, которыхъ ему не суждено увид?ть опять"[196 - Ibid. гл. XX.]. Онъ призвалъ къ себ? итальянскихъ художниковъ, осыпалъ ихъ милостями королевская казна была открыта для Леонардо да Винчи, Микель-Анджело, Россо, Андреа дель Сарто. И они пользовались ею не даромъ: они перенесли Италiю во Францiю. «Леда» Микель Анджело, единственная масляная картина этого великаго художника, въ которой н?га, сладострастiе и горделивая скромность были чудно сгармонированы, украсила Фонтенбло Франциска I и оставалась тамъ, пока вь XVII в?к?, одна лицем?рная Фаворитка не приказала ее уничтожить. «Разграбленiе Рима въ 1527 г., паденiе Флоренцiи въ 1532 – (слова Мишле) были въ н?которомъ смысл? эрою разс?янiя Итальянцевъ по земл?. Централизацiя была уничтожена. Итальянскiя искусства разбрелись на вс? четыре стороны. Джулiо Романо отправился въ Мантую, построилъ тамъ виллу съ дворцомъ, съ живописью рухнувшаго мiра, съ изображенiемъ борьбы гигантовъ противъ боговъ. Другiе художники удалились въ глубину с?вера, и вдохновясь его варварскимъ генiемъ, построили Кремль для государства Ивана Грознаго. Н?которые явились во Францiю, и зд?сь, въ матерiял? самомъ непокорномъ, въ песчаник? Фонтенбло, они находятъ неожиданные эффекты, страннымъ образомъ соотв?тствовавшiе таинственному характеру пейзажа, темной и мрачной загадк? политики королей. Отсюда – эти Меркурiи, эти страшныя хари „Овальнаго двора“, отсюда эти изумительные Атланты, которые стерегутъ купальни на двор? „Б?лой лошади“, люди-утесы, которые въ теченiе 300 л?тъ все еще ищутъ для себя формы и души, свид?тельствуя по крайней м?р?, что въ камн? есть гр?за бытiя и стремленiе осуществить ее»[197 - Ibid.]. Фонтенбло, наводненный итальянскими художниками, преобразился въ какой то заколдованный, волшебный мiрокъ, наполненный чудесами искусства, Россо создалъ тамъ свою Фантастическую галлерею, этотъ странный художническiй фарсъ, причудливый, капризный, какъ король, для котораго онъ былъ сыгранъ. Зд?сь все набросано, накидано, зд?сь ничего нельзя разобрать. Идиллiя и сатира, трагедiя и комедiя, антики и жанръ – все сгруппировано зд?сь въ какомъ то фантастическомъ хаос?. Жрецы, весталки, герои, атлеты, нимфы, французскiя д?вушки съ р?зкимъ нацiональнымъ типомъ, д?ти, животныя – вс? эти разнохарактерныя Фигуры т?снятся на ст?нахъ, по-ражая своимъ разнообразiемъ и причудливой группировкой. Старый и новый св?тъ глядятъ зд?сь со ст?нъ другъ на друга. Зд?сь есть странныя, невиданныя животныя, только что вывезенныя изъ Америки и Индiи. Зд?сь есть индюшка, необычайная птица, о которой до т?хъ поръ не им?ли понятiя въ Европ? зд?сь есть слонъ, красующiйся въ великол?пномъ наряд? султанши все возбуждаетъ любопытство и удивленiе Франциска[198 - Мишле, Реформа, гл. XX.]. Плодотворный духъ, пов?явшiй во Францiю изъ Италiи, пробудилъ въ народ? художественную творческую силу. Рядомъ съ именами великихъ Итальянцевъ, въ эпоху Франциска I мы встр?чаемъ уже, въ списк? художниковъ, два-три французскiя имена. Въ Фонтенблоскомъ дворц? есть небольшая комната, бывшая любимымъ м?сто пребыванiемъ Франциска. Эту комнату отд?лывалъ Жанъ Гужонъ, молодой Французъ, самородокъ. Архитектура и убранство ея принадлежатъ къ тому же на-правленiю, какъ и галлерея Россо, но въ ней н?тъ такого разнообразiя, такой т?сноты и давки изображенiй. Она также въ фантастическомъ род?, но въ ней дано больше м?ста простот? и гармонiи. Все убранство ея заключается въ карiатидахъ, причудливыхъ, стройныхъ, грацiозныхъ карiатидахъ, составленныхъ изъ группъ высокихъ нимфъ, необыкновенно легкихъ и миловидныхъ[199 - Ibid.].

Таково было быстрое развитiе пластическихъ искусствъ во Францiи, результатъ близкаго знакомства съ Италiей. Что касается до литературы, то и въ этой области обнаружилась не мен?е существенная реформа. Французскiй языкъ, неуклюжiй, тяжелый, темный въ мемуарахъ Коммина, въ произведенiяхъ Рабле является до того гибкимъ и правильнымъ, что канцлеръ Пойе нашелъ возможнымъ ввести его въ судопроизводство, гд? до того времени царила среднев?ковая латынь[200 - Ibid. XXII.]. Вотъ какъ опред?ляетъ Мишле значенiе услуги, оказанной Рабле Французскому языку: «Христофоръ Колумбъ открылъ новый св?тъ, им?я пятьдесятъ л?тъ отроду, Рабле былъ почти въ т?хъ же л?тахъ, когда открылъ свой новый св?тъ. Новизна содержанiя высказалась въ новизн? Формы. Французскiй языкъ явился въ величiи, котораго онъ не им?лъ ни прежде, ни посл? того. Совершенно справедливо говорятъ, что Рабле оказалъ французскому языку такую же услугу, какъ Дантъ итальянскому. Онъ употребилъ въ д?ло и сплавилъ вм?ст? вс? нар?чiя, элементы вс?хъ временъ и вс?хъ провинцiй, которые представляли ему среднiе в?ка, прибавивъ еще множество техническихъ терминовъ, взятыхъ изъ области наукъ и искусствъ. Другой не съум?лъ бы справиться съ такимъ безконечнымъ разнообразiемъ, но Рабле сгармонировалъ все. Знанiе языковъ, какъ древнихъ (въ особенности греческаго), такъ и нов?йшихъ, помогло ему совлад?ть съ языкомъ французскимъ, охвативъ его во всей его ц?лости»[201 - Ibid. гл. XX.]. Что касается до содержанiя произведенiй Рабле, то зд?сь также всюду сказывается идея возрожденiя – близость къ природ?, возвращенiе къ естественному быту. Но это естественное состоянiе, по понятiямъ Рабле, очень далеко отъ первобытной дикости, восп?той Ж. Ж. Руссо. Рабле до того возвышаетъ науку, что д?лаетъ ее, въ лиц? Гаргантюа, героемъ эпопеи. Онъ восп?ваетъ новый мiръ – мiръ открытiй, мiръ возрожденiя, обломки среднев?коваго быта преданы имъ поруганiю. Новое прославлено, старое оскорблено, унижено. Лирическiй гимнъ и сатира идутъ у него рука объ руку. Это п?снь возрожденiя, эпопея переходнаго времени, гражданскiй эпосъ.

Изъ всего, что мы нашли возможнымъ сказать о развитiи изящныхъ искусствъ во Францiи, перенесенныхъ сюда съ итальянской почвы, очевидно, что это развитiе, какъ сл?дствiе королевской иницiативы, тотчасъ приняло придворный характеръ и должно было привести къ результатамъ, благопрiятнымъ усиленiю королевской власти. Мы вид?ли, что вс? зам?чательн?йшiя произведенiя архитектуры, скульптуры и живописи, украсившiя Францiю XVI в?ка, были созданы по вол? и при личномъ участiи королей. Шамборъ, Фонтенебло, галлерея Россо, карiатиды Гужона, замки Дiаны де Пуатье и Монморанси, все это было предназначено для того, чтобы окружить бол?е пышной обстановкой короля и его дворъ, и придать, такимъ образомъ, новый блескъ и новый авторитетъ монархическому началу. Пока въ народ? не возникаетъ протестъ противъ всепоглощающей роскоши двора, до т?хъ поръ эта роскошь, ото великол?пiе, служатъ для государей источникомъ силы и влiянiя. 1789-й годъ далеко отстоялъ еще отъ Францiи XVI в?ка. Въ эту эпоху, пышная придворная обстановка, итальянскiй этикетъ, итальянскiе дворцы возбуждали въ массахъ только чувство благогов?нiя и восторга. Народъ боялся Франциска I и уважалъ его, не смотря на то, что этотъ король очень мало заботился о благ? подданныхъ, и что его частная жизнь была соблазномъ для всей Европы. Массы были осл?плены подавляющимъ великол?пiемъ его двора. Никогда король, съ своими приближенными, не стоялъ такъ высоко надъ прочими. Все, что было въ государств? великол?пнаго, изящнаго, умнаго, стремилось во дворецъ. Не только образовательныя искусства, даже поэзiя и литература приняли придворный характеръ. У каждаго изъ посл?днихъ Валуа, былъ свой поэтъ: у Франциска I Маро; у Генриха II Сенъ-Желе: у Карла IX Ронсаръ; у Генриха III Депортъ. "Ничто не могло сравниться съ блескомъ и шумомъ этого двора (говоритъ Мянье), введенными Францискомъ I, который привлекъ къ нему цв?тъ французской аристократiи, воспитывая зд?сь молодыхъ дворянъ изо вс?хъ провинцiй, въ качеств? пажей[202 - При Франциск? I, также и при Генрих? II, такихъ пажей было около 130, изъ нихъ ежегодно до 50 чел. выходили въ п?хоту, въ тяжелую и легкую кавалерiю. Брантомъ, т. 11, стр. 350 и 354. Прим. Минье.], и украсивъ его почти двумя стами дамъ и д?вицъ, принадлежавшимъ къ знатн?йшимъ фамилiямъ королевства." Вся эта толпа придворныхъ безпрестанно переселялась то на берега Сены вь роскошные дворцы Фонтенбло и Сенъ-Жермена, частью выстроенные вновь, частiю перед?ланные Францискомъ I; то въ увеличенные имъ замки Блуа и Амбуаза на берега Луары, гд? проводили время предки его. Подражая отцовскому прим?ру, Генрихъ II удержалъ то же великол?пiе и при своемъ двор?, которымъ съ д?ятельностью и увлеченiемъ руководила ловкая итальянка Катерина Медичи. Она привыкла къ этому при Франциск? I. принявшемъ ее въ «маленькiй отрядъ своихъ дамъ фаворитокъ», съ которыми онъ ?здилъ охотиться за оленями и нер?дко проводилъ время одинъ въ своихъ увеселительныхъ домахъ. Но по большей части мущины см?шивались съ обществомъ дамъ почти безпрерывно. Королева и ея дамы присутствовали на вс?хъ играхъ и увеселенiяхъ Генриха II и его придворныхъ, сопровождали его на охоту; король также съ своей свитой приводилъ по н?скольку часовъ утромъ и ц?лые вечера на половин? Катерины Медичи. «Тамъ, говорить Брантомъ, всегда находилась толпа земныхъ богинь, одна прекрасн?е другой: каждый вельможа, каждый придворный говорилъ съ тою, которая ему нравилась больше вс?хъ, между т?мъ какъ король съ своими приближенными бес?довалъ съ королевою, или занималъ разговоромъ свою сестру, королеву дофину (Марiю Стюартъ) и другихъ принцессъ». Им?я офицiальныхъ фаворитокъ, короли хот?ли, чтобъ и подданные тоже им?ли ихъ. «И т?хъ, кто этого не д?лалъ, говоритъ Брантомъ, считали фатами и глупцами». Францискъ I взялъ себ? въ фаворитки сначала графиню Шатобрiанъ, а потомъ герцогиню д'Этампъ; Генрихъ II былъ также рыцарски-страстнымъ поклонникомъ жены великаго сенешаля Нормандiи, Дiаны де Пуатье. Но кром? этихъ изв?стныхъ вс?мъ фаворитокъ, были и другiя. Францискъ I, прославившiйся своею безнравственностью, отличался т?мъ, что самъ любилъ просв?щать дамъ, поступавшихъ къ его двору. Его товарищемъ въ этихъ подвигахъ вольнодумства и разврата былъ дядя Марiи Стюартъ, богатый и разгульный кардиналъ Лотарингскiй[203 - Я слышалъ, что какъ только ко двору являлася какая нибудь красивая д?вица или молодая дама, онъ тотчасъ же сближался съ нею, и чтобы склонить ее, обыкновенно говорилъ, что самъ хочетъ заняться ея образованiемъ. Прекрасный наставникъ!.. Тогда говорили также, что изъ числа состоявшихъ при двор? и поступавшихъ туда вновь д?вицъ и дамъ почти вовсе не было такихъ, которыхъ не развратило бы или собственное корыстолюбiе, или щедрость кардинала и очень немногiя, а можетъ быть и ни одна изъ нихъ не оставила этого двора с незапятнаннымъ именемъ". Брант. Т. VII с. 540. Прим. Минье.]. Таковъ былъ дворъ, изъ жизни котораго Брантомъ заимствовалъ большую часть безнравственныхъ прим?ровъ, приведенныхъ имъ въ своихъ «Св?тскихъ женщинахъ». Объ испорченности этого двора можно судить даже изъ стихотворенiя, которое духовникъ Генриха II, поэтъ Меленъ де Сенъ-Желе, посвятилъ одной изъ красавицъ двора:

Si da parli de celle voulez etre,