Скиталец. Хромой Бог

– Зачем покупать. У меня здесь их много. Я даже думала, кому отдать часть. – Маша была рада, пару горшочков она сможет отдать новому сотруднику.

– Я не откажусь. Не жалко, давай. – До чего предсказуема человеческая природа. На халявку и уксус – мед. И человеческая часть души Романа не далеко ушла от других людей.

– Я сейчас принесу, – Мария вышла и отправилась к себе, захватив новый халат.

По пути встретила Клаву. Та шла по коридору и даже не пыталась делать вид, что занята работой. Вот еще, кому надо. От работы кони дохнут.

– Маша. Ты откуда идешь? – Как не перекинуться словечком.

– Халат новый получала у Романа Алексеевича. – Маша показала новенький открахмаленный халат.

– И не побоялась к нему идти? – Клава пыталась изобразить ужас на лице. Но это больше походило на любопытство.

– А чего бояться. Не поняла. Он не кусается. – Чего только Клавка не выдумает.

– Ты не знаешь? Об этом все говорят. – Клавдия понизила голос, ухватила собеседницу за пуговицу халата. Не вырвешься, голубушка, все выслушаешь. Хоть кому-то еще можно рассказать.

– О чем? Что я пропустила? – Маша сторонилась больничных слухов и сплетен. Она справедливо думала, что и об ее уродливом лице было немало разговоров.

– Он чернокнижник. Колдун. – Как можно не знать такой потрясающей новости. Среди них настоящий колдун. Это кому рассказать…. Рассказать кому, она найдет.

– Чего выдумали. Какой он колдун. Ну, на костыле. Что с того?

– Сама посуди, в тринадцатой палате доходяги лежали. А нынче забегали все наши врачи. Душу продали чернокнижнику парни. Ночью черную мессу правили. Он их и вылечил. Сила колдовская!

– Глупости это. В госпитале черная месса? Не средневековье же. – Маша рассмеялась. Кто в эту чушь поверит.

– Не глупости. Все говорят. Роман живет в бараках. Вот там каждую ночь черную мессу творит. В сатанинском обличии по округе бегает. – Живое воображение подсказывало Клаве страшные сцены. Ведьмы и черти с рожками. Невинные девы зарезанные на алтаре. Ей и впрямь стало страшно.

– Как? – Поверить во все это Маша не могла.

– Он козлом рогатым одевается и по ночам бегает. Колдун все может. И парней этих на ноги поставил. Шаманом себя зовет. Такие пентаграммы чертят, бесов вызывают. Кровью на бесовский алтарь брызгают. Он за тем к нам и работать пришел. В хирургии кровь учуял. Он все может. Костылем махнет, кожа твоя станет белая и шелковая. Такое ни в одном салоне красоты не сделают. Если его обидишь, так порчу напустит. Венец безбрачия наденет.

– Дура ты, Клавка. Где только всякой чуши набралась. – Маша пошла дальше. Дурью развлекаются.

Она собиралась выбрать цветы для Романа. Но кольнуло сердце: ребята в тринадцатой палате ожили. Это правда. Раньше такого не случалось. Если так… Может и вправду.

Она бросила халат на спинку стула. С подоконника взяла горшок с фиалками. Помчалась к Роману. Решение по дороге созрело само собой. Моментально. Запыхавшись, вбежала в кабинет Романа.

– Принесла. Ставить то куда? – А сама думала, как попросить колдуна о помощи. Так хочется верить в сказки, так просто обманывать себя.

– Поставь на виду. На полку. Здесь и смотрится и солнца хватит.

Маша поставила цветок. Роман стоял, опираясь на костыль, приглядывался, хорошо ли будет смотреться.

– Вы поливать не забывайте. А то засохнет. – Посоветовала Мария.

– Полью. А как часто? Я с цветами не очень. Могу от усердия и залить.

– Земля подсохнет, польете. Рукой пощупаете, сразу определите. – Отчего мужчины таких простых вещей не знают.

– Так и сделаю. Спасибо.

– Роман Алексеевич. – Маша собиралась с духом. Сейчас попросит.

– Чего?

– Вы… вы можете сделать меня красавицей? – Маша выдохнула из себя просьбу. Понимала, говорит глупость, но не могла сдержаться.

– Не понял. – Просто сказка на детском утреннике.

– Лицо. Вы же ведете, какая я. Хоть чуть получше. – Маша почти пищала от стыда и смущения.

– Зачем тебе. Ты и так хороша собой. – Чего только не удумают девки. Морду огурцами обклеивать на ночь, утром цветными мелками раскрашивать. От безделья это.

– Как зачем. – Она замолкла, потом брякнула. – Я замуж хочу.

– Чего?

– Ну, как другие. Нет в этом ничего плохого. – Извинялась Мария.

– Ты знаешь, что женское счастье, оно не долгое. – Как им объяснить, муж не только счастье, но и ноша тяжкая.

– Хоть день, да мой. Хоть узнать, что это такое. – Это она из упрямства. А что? Другим можно, а ей старой девой оставаться?

– Ой, Машка. Не знаю, кто и что тебе наговорил. Совсем сдурела.

– Я ничего не пожалею. Зарплату вам отдам. У меня под отчетом спирт есть, хотите?

– Не нужен мне спирт. У самого есть.

– Я, как эти ребята из тринадцатой палаты, я душу могу заложить. Только помогите. – Это было уже отчаяние.

– Одурела! – Роман представил, какие разговоры идут про него.

– Все говорят, вы колдун. По ночам черную мессу правите. Пожалуйста. Я на все готова. – На глазах Маши выступили слезы.

– Что с тобой делать. Придется рассчитываться мне за цветочек аленький. Аксаков для меня писал. Хочешь цветочек, расплата последует. Семь бед, один ответ. Подымайся. Иди за шкаф, умойся. После этим полотенцем, – Роман протянул Маше полотенце, что лежало на полке, – лицо оботри досуха. Но гляди у меня, умывайся с закрытыми глазами. Пока лицо этим полотенцем не оботрешь, в зеркало смотреть нельзя. Сам темный хозяин на тебя глядеть будет, если взглядом с ним встретишься, не только душу заберет, с собой в зазеркалье утащит. В ад, то есть. Верну твой нормальный вид. Но, гляди, обратно захочешь личину надеть, не проси, не помогу. – Если девчонка хочет сказки, пусть получит. Очистить кожу он мог и так. Наболтал, что б интереснее было девчонке.

– Ой, Роман Алексеевич. Только сделайте. – Маша ждала чуда.

– Иди тогда. Водой омойся. – Ромка корчил из себя ведьмака.

Мария заскочила за шкаф. Сердце трепыхалось в груди. Сама не верила, как решилась на такое. Закрыла глаза, начала умываться. После тщательно вытирала лицо. Не отнимая полотенца от лица, вышла:

– Роман Алексеевич, а теперь можно глаза открыть?

– Если все выполнила, как велел, можно. Иди, смотрись.