Директория. Колчак. Интервенты

Проснулись рано, в окна вагона виднелись туман и залитые местами замерзшей водой рисовые поля. Прибыли в Йокогаму с опозданием. Любезность Исомэ была исключительной: он не только проводил меня до отеля, но и распоряжался моим водворением в номер.

Комната сравнительно скромная, но с ванной и уборной. Плата высокая – 14 иен, это по курсу более 70 рублей[33 - По довоенному курсу около 13 р. 50 к.], не считая добавочного расхода на уголь. При холоде, которым отличаются японские помещения зимой, ежедневно приходится нести расход на уголь в 35–30 сен.

Отель скромный и по укладу жизни. Здесь разместилось большинство прибывших с «Симбирском» пассажиров.

Дамы бегают целыми днями по магазинам, мужчины по делам, и днем отель пустеет.

Канун Нового года – большой праздник у японцев. Улицы в огнях. Днем брились у японцев; работают отлично, неприятно глубоко запрокидывают голову бреющемуся. Чисто.

Приезжал «представиться» помощник нашего военного агента подпоручик А., извинился, что не мог приехать сам полковник Подтягин (в отсутствии), и спросил, поеду ли я и когда к послу В.Н. Крупенскому.

Новый год встретил у Авксентьева. Совершенно случайно узнал о приезде; он и его спутники только что прибыли из Шанхая.

На встрече была и бабушка Брешковская, чета Крымовых (бывший редактор петербургского журнала «Усадьба и деревня»), Роговский, Зензинов и еще несколько человек. Познакомился с бывшим военным агентом в Японии генералом Яхонтовым.

Просидели часов до трех ночи. Чужбина роднит

.

Все они собираются в Америку – «выяснить истинный смысл сибирских событий». Отъезд задерживается визами, хотя американский посол Морис, с которым беседовал Авксентьев, обещал ускорить этот вопрос.

Авксентьев несколько подался после пережитых треволнений, остальные мало.

Йокогама. 1 января 1919 года

Почти весь день бродил по улицам города. Они полны разряженного народа. Военные в парадных мундирах старой, заимствованной у французов формы – нелепый петушино-опереточный вид. Горожане в лучших костюмах. Все спешат с визитами, у каждого в руках большой запас визитных карточек. Здесь это очень любят.

Дети и молодые женщины с увлечением играют в «ханахота», что-то вроде волана. Твердый шарик с пестрыми лепестками из цветной бумаги отбивался особыми красиво разрисованными лопаточками при бросании его друг другу играющими.

Время от времени проходят представители цехов со знаменами и музыкой. Лошади, повозки – все убрано лентами, флагами с пестрыми рисунками и иероглифами.

Всюду зелень и цветы – в декабре это возможно только в вечнозеленой, богатой цветами Японии.

На улице сухой, непрерывный звук от гета – деревянной обуви японцев (деревянная дощечка с двумя деревянными же подставочками). Довольно много подгулявших, на них добродушно посматривают чистенькие, прекрасно одетые, в белых перчатках, весьма корректные японские полицейские. Для них на перекрестках улиц особые бетонные будочки, где висят: план города, часы, телефон. Уютно и тепло в непогоду. Образцово чисто.

На площадях с увлечением запускаются бумажные змеи самых различных размеров, красок и рисунков. Тут всё – от комического изображения японца до крокодилов, драконов, коршунов, безобразных богов и просто пестрых рисунков.

Увлекаются этой забавой не только баловни Японии – дети, но и взрослые. Я сам с большим увлечением следил за змеем-японцем, который весело блестел на солнце и трепыхал бумажными руками и ногами. От порыва ветра или другой причины он вдруг нырнул вниз, нитка зацепилась за деревья, надо было видеть заботливое выражение почтенного гражданина Йокогамы – владельца змея, пока распутывал эту нитку посланный им подросток. Змей снова поднялся, и я, довольный не менее, чем его владелец, двинулся дальше. Многих преследовали неудачи – ни ругани, ни раздражения не было слышно. Если это и имело место – я в этом совершенно не уверен – то, вероятно, шепотом, про себя. В этом большое преимущество для прохожих.

Вся жизнь на улице. Тепло. Я невольно вспомнил Омск с его стужей, ветром и интригами, и все-таки вернулся бы туда на работу для своей страны, которую на чужбине любишь еще больше.

Соотечественники проявляют себя. В Grand H’otel’e, наиболее дорогом из местных отелей, на встрече нового года разразился скандал. Русский офицер ударил американского еврея. Началась общая драка, причем особенно пострадал какой-то господин М. из контрразведки не то английской, не то американской. Вообще, в этом храме спекулянтов и жуиров нравы оставляют желать многого.

Вечером настоящий тайфун (ураган), гасло электричество. Гроза закончилась ливнем.

Йокогама. 2 января

Утром выехали в Токио. Без языка очень трудно. Живешь исключительно зрительными впечатлениями, как будто сидишь все время в кинематографе.

В вагоне японская чета. Отец и молодая мать восхищались своим младенцем. И право, стоило. Японские дети примерные, им, видимо, нет основания плакать. За все время я только один раз видел плачущего мальчика, но и того случайно зашибли при игре в мяч. А это грудной ребенок. И ни звука, смотрит выпученными черными глазенками и, видимо, всем доволен.

Миловидная японка-мать без стеснения кормила сына грудью. Здесь этим не кокетничают и не стесняются.

Мы ехали в вагоне электрической дороги, которая идет параллельно железнодорожной линии. Путь Йокогама – Токио, около 50 километров, занимает 50 минут. Поезда в составе двух-трех вагонов отходят через каждые четверть часа. Очень удобно. Высадились на станции Симбаши, не доезжая главного токийского вокзала, оттуда на рикшах двинулись в русское посольство. Я очень предусмотрительно запомнил название посольства по-японски («Рококу тайсикан»), рикши поняли. По узким чистым улочкам, после двух-трех оживленных проспектов, быстро прибыли к прекрасному особняку с дивным полупарком перед подъездом.

Крупенский оказался дома. Беседа не была длинной. Крупенский явно сочувствует омскому перевороту, но жалуется на трудность представительства России в настоящих условиях, что, конечно, вполне понятно. Мне он не показался симпатичным, и теплоты соотечественника в его разговоре я не заметил. Как дипломат и сообщник, до известной степени, Колчака, он, конечно, прав, тем более что я все же был в коалиции с ненавистными ему, как крупному помещику, социалистами, был генералом, к которому – он это чувствовал – внимательно относятся японцы. А ими он, видимо, имеет основание быть недовольным.

В общем Крупенский был очень любезен, начертил мне план, при помощи которого, хотя и с трудом, я разыскал квартиру военного агента, полковника Подтягина. По пути все время встречались офицеры и чиновники в парадной форме. Кажется, на второй день Нового года приносятся поздравления во дворце микадо (императора) и принцев. К кому мы ни обращались, никто не мог нам помочь в наших розысках, пока случайно не встретили русского – это была особая удача. В Токио европейцев мало. В этом глубоко интересном и чрезвычайно своеобразном городе скучно приезжим людям, ищущим привычных европейских развлечений.

Почти до самого вечера бродили по паркам и оживленным улицам – зрелище новое и крайне интересное.

В Хабиа-парке встретили проповедников и их учеников обоего пола (местный отдел Американского общества христианской молодежи). Пели гимны под бой барабанов и издавали особый свист, временами останавливались и говорили проповеди. Толпы не собиралось, прохожие слушали, задерживаясь на одну-две минуты, и затем каждый шел своей дорогой.

На главной улице Гинза сплошные залитые морем электричества магазины – постоянная выставка Японии. Взад и вперед прошли ее огромную длину – интерес неисчерпаемый.

Закончили ужином по-японски и посещением императорского театра, где вместе с удовольствием лицезрения очень интересной пьесы из XII века получили еще по подарку, в виде коробочки пудры, крема и флакона какой-то буро-молочной жидкости, видимо, с целью рекламы.

Пьеса очень интересно обставлена. Костюмы чудесны. Игра артистов – с большим уклоном к гимнастическим упражнениям и маршировке. По сторонам сцены певцы и музыканты. Кончилось торжеством добродетели и смертью злодея.

Вторая пьеса, современная, интереса особого не представляла. Но, видимо, говорилось что-то очень смешное: японская публика хохотала и выражала одобрение.

В японском театре классические женские роли до сих пор еще играют мужчины; это очень ценится, есть знаменитости. Грим грубый. Японки классических пьес по справедливости уступают их живым соотечественницам. Но о вкусах не спорят. Возможно, что это впечатление профана.

Домой, то есть в Йокогаму, вернулись усталые и очень голодные после японского ужина.

Йокогама. 3 января

Кажется, теплые утренние ванны придется бросить – простудишься в своем леднике. Я уже с меньшим увлечением отношусь к камину, он греет, пока его топишь. Втайне вздыхаю по русской «галанке».

Все – дело привычки, постоянная ванна под боком, конечно, неплохо.

Вечером беседовал с Е.К. Брешковской. Сколько, однако, у нее поклонниц различных наций, в том числе и японок. Комната полна цветов, различных вязаных и шелковых кофточек, шарфиков и прочих знаков внимания. Здесь не принят поцелуй, но Брешковская все-таки поцеловала одну из приветствовавших ее японских курсисток. Произошел целый переполох.

У «бабушки» заготовлены уже на английском языке тезисы будущих статей для американцев.

Выносливая старуха, и ум до сих пор восприимчив.

Йокогама. 4 января

Проводили Брешковскую; поплыла на одном из огромных японских «Мару» (корабль). 14–17 дней пути по океану – не шутка. Много корреспондентов токийских газет. Фотографировали. Взаимные пожелания.

Звонил Исомэ, зовут в Токио. К 6-му будет приготовлено помещение Station H’otel.

Познакомился с проезжавшими в Сибирь английскими сестрами милосердия.

Йокогама. 5 января

Заходил Ассанович. Он едет в Омск. Намекнул на сочувствие ко мне со стороны нашего посольства и военной агентуры. Сам он по-прежнему крайне внимателен, но и очень любопытен – в Омске будут спрашивать.