Секретное логово смерти

На этот раз Юлиева повторять свой ночной трюк не стала, потому что, с одной стороны, она к тому моменту уже очень устала – следует вспомнить, что не выспавшись как полагается прошлую ночь, она находилась на «ногах», без преувеличения, целые сутки, – а с другой – это было попросту глупо, так как машина задержалась возле здания всего лишь на пару секунд, и сыщица все равно бы сделать ничего не успела. Несмотря на это, она не замедлила спуститься вниз естественным, нормальным, путем, по предусмотренной для таких целей лестнице. В тот же самый момент Жанна находилась все еще возле дежурной части, где, обливаясь слезами, вкратце рассказывала родителям, Петру Евгеньевичу и Марте Эдуардовне, о своих ночных злоключениях.

Касаясь описания их внешности, следует начать сначала с мужчины: он, достигнув сорокалетнего возраста, не выделялся особо высоким ростом, сумев «дорасти» всего до ста семидесяти двух сантиметров; телосложение его хотя и обладало лишним весом, но выглядело не тучным, а скорее солидным, что вполне соответствовало его роду занятий – руководству собственной крупной фирмой, основанной на базе немецкого производства; лицо его являлось круглым, чуть вытянутым книзу и выделялось серо-зелеными глазами, прямым и большим носом, несколько выпуклыми губами, а также было украшено прямоугольными аккуратными очками, окаймленными золотой оправой; волосы его имели аккуратную прическу и были полностью черными; одежда, вопреки раннему утру, передавала его обычный имидж и представлялась строгим темно-серым костюмом, ярко-красным галстуком, закрепленным за воротник белой мужской сорочки, и в том числе прочными, дорогими ботинками. Женщина была чистокровной немкой – именно через нее супруг и добился своего положения, привезя ее «вместе с бизнесом» прямиком из Германии – приблизилась к рубежу тридцативосьмилетнего возраста и, кроме всего прочего, выделялась следующими, отличительными чертами: красивым, просто чудесным, телом, с еще вполне сочной грудью, узкой талией и широкими бедрами, прекрасным лицом, изгибы которого практически полностью повторялись на дочери, голубыми глазами, маленьким носиком, широкими, пухлыми, восхитительными губами, конечно же, длинными, белокурыми волосами, волнистыми прядями спускающимися за плечи; а также одеждой, отображенной дорогим, стильным платьем светло-синего цвета, одетым под кожаную красную куртку, сочетавшуюся с такого же цвета туфлями.

– Что? Что случилось? – всхлипывая спросила семнадцатилетняя девушка, заметив озабоченный вид лица сыщицы, когда та проходила мимо.

– Там, на улице, – не останавливаясь для более продолжительных разговоров, разъяснила Юлиева и тут же обратилась к стоявшему рядом дежурному: – Докладывай, Миша, начальнику и «поднимай» эксперта: похоже, у нас еще один труп, – сама же быстренько выскочила на улицу, где, естественно, никого уже не было, – вот, «гад», – выругалась оперативница, применив еле слышно и нецензурную брань, – опять улизнул… «сволочь».

Вид растерзанных тел начинал уже быть привычным, и Анастасия не выразила к жуткому зрелищу совсем никаких эмоций, как будто она только тем и занималась, что рассматривала заживо вскрытых покойников. В отличии от нее, выбежавшая вслед за ней юная, очаровательная особа, сопровождаемая родителями, не была подготовлена к столь ужасному представлению – в глазах ее потемнело, голова закружилась и она едва не лишилась сознания и не упала, вовремя подхваченная главой семьи, чувствующим себя, как, впрочем, и мама, лишь немногим лучше. У всех троих сразу стали работать позывы желудка, настоятельно «требующие» его очищения, в результате чего им всем троим пришлось отвернуться и прекратить лицезреть невероятно чудовищную картину.

– Вам будет правильнее зайти внутрь отделения, – посоветовала оперуполномоченная уголовного розыска, сама в тот момент наклоняясь над телом, и, увидев на шее значительный недостаток кожи и верхнего слоя мышечного покрова, окликнула уже практически забежавшую в помещение девушку: – Жанна, постой, – и когда та, остановившись, возвратилась к самому выходу, не решаясь при этом все же выйти наружу, продолжила, – у твоего друга были какие-нибудь отличительные особенности?

– Да, – долго не раздумывая, ответила Морева, виновато вместе с тем посматривая на родителей и одновременно жалостливо на Настю, – у него на шее имелась татуировка, изображенная в виде змеи.

– Понятно, – сказала оперативница, сначала было засомневавшаяся, но теперь полностью уверенная в том, кем некогда был этот растерзанный труп, – спасибо, Жанна, – не забыла она и про благодарность, – думаю, тебе с родителями сейчас предпочтительнее поедехать домой, где, как я уже и сказала, будешь сидеть смирно и никуда не высунешься, пока мы не поймаем этого «гада». Да… и не забудь, что к тебе сегодня приедет следователь из Комитета, который тебя допросит по всем, известным тебе, обстоятельствам дела.

Неудивительно, что семья Моревых поспешила последовать совету опытной сыщицы, и, отворачивая в сторону головы, чтобы случайно не «коснуться» взглядом до крайности изуродованного туловища, они трое, все вместе, прошли к своему немецкому «мерседесу» высокой посадки и стремительно умчались в сторону основного места жительства – и подальше от кошмарного места. Юлиева проводила их взглядом, а когда машина скрылась, зашла внутрь отделения, чтобы, дожидаясь прибытия остальных сотрудников, оформить до конца получившийся чрезвычайно внушительным рапорт, поручив ответственную охрану места происшествия дежурному Говорову.

Первым, ровно через семь минут после доведения ему о случившемся, явился Бунько, как уже известно, проживающий в непосредственной близости от вверенного ему полицейского отделения, как и обычно, собранный по полной выкладке, словно и не ложился или же спал, вовсе не раздеваясь. Для него вид подобного трупа также был уже не в диковинку, и он смог справиться со своими внутренними эмоциями, никак не выдавая их окружающим.

– Так, – начал он сразу же с нелицеприятных, обижающих утверждений, – докатились: трупы нам убийцы привозят уже прямо к отделу. И чем, простите, вы все здесь тогда занимаетесь, если позволяете преступникам так над вами безжалостно насмехаться?

Сильная усталость, пережитые за ночь волнения и сопутствующее им непременное раздражение к этому времени уже полностью овладели внутренним состоянием сыщицы, и она уже была не готова спокойно терпеть издевательства, пусть даже и исходящие от непосредственного начальника. Наверное, поэтому она и ответила несколько грубо:

– Ночь была очень насыщенной, а все, что случилось, отраженно в моем подробнейшем рапорте, и если вы его, Евгений Захарович, прочитаете, то все оттуда узнаете.

– Ты что, «подруга боевая», белены, что ли, объелась – забыла с кем разговариваешь? – не ожидая, что обычно спокойная сотрудница вдруг покажет ему свои острые «зубки», нисколько этого не скрывая, вполне очевидно возмутился грозный начальник. – Совсем, «…твою мать», испортилась; да я тебя, дурочка, вмиг уволю, причем вчерашним числом!..

– Да за ради Бога! – резко вскрикнула отважная девушка, презрительно сморщив прекраснейшее лицо. – А кто Вам преступников будет ловить – сами? – ах, что-то я не вижу очередь перед «воротами». Ага, Вы, наверное, на пенсию свалите, а там и трава не расти?

– Ты что это как «раскудахталась»?.. – посмотрел Бунько на молодую сотрудницу ошалелыми от неожиданности глазами, явно не привыкший, чтобы ему кто-то осмелился до такой степени воспротивиться.

– Товарищ подполковник!.. – еще пуще прежнего возмутилась «развоевавшаяся» сыщица от подобного, крайне неприятного ей сравнения. – Я Вам не какая-нибудь там курица, и, по правде сказать, мне надоело перед Вашей милостью пресмыкаться! Давайте уже с Вами договоримся о взаимном уважении вообще и в частности о дальнейшей совместной работе, а именно: либо мы идем вперед как союзники, либо – будь что будет! – станем прощаться; я, в принципе, еще достаточно молодая, хотя и имею уже достаточно внушительный послужной список, так что, уверена, без должности я не останусь, тем более что меня уже звали в Министерство, в Москву, и, кстати, это предложение пока еще в силе – я хоть завтра могу отсюда свалить к «чертям», на «хрен» собачьим, и до сих пор этого не сделала только потому, что душа просто-напросто болит за родную местность.

Это была чрезвычайно пламенная речь, и у начальника даже челюсть отвисла от такой наглости, уверенности, и в том числе неожиданности, как бы передавая, настолько он удивлен, что не может вымолвить не единого слова, и только раздувавшиеся от гнева ноздри говорили о том состоянии, какое охватило его изнутри. Вместе с тем охватившая Бунько ярость была не главным, что его в этот момент беспокоило; он вдруг отчетливо понял, что его подчиненная давно уже «переросла» ту ступень иерархии, именуемой «дедовщиной», где ее еще можно было считать «молодой» и вести себя по отношению к ней соответственно; теперь, если принимать во внимание этот выплеск эмоций и не нагнетать дальнейшее напряжение, необходимо было сгладить вдруг возникшую неприятную ситуацию, а в последующем считаться и с ее мнением тоже, не позволяя себе оскорбительных высказываний, а особенно поведения.

Глава V. Высокопоставленные родители

Эксперт Кабанов приехал, когда страсти возле отдела уже улеглись и когда Бунько внезапно увидел отчаянную красавицу, бывшую в его непосредственном подчинении, совершенно с другой стороны, а прочитав ее грамотно оформленный рапорт, где в мельчайших подробностях была изложена суть ночных происшествий, еще и стал относиться к ней с некоторым, пусть и хорошо при этом замаскированным, но все-таки уже уважением, хотя и, скорее в силу привычки, все же слегка, практически полушепотом, поворчал, но так, чтобы его обязательно слышала Настя:

– Все написала вроде бы как по делу, только я не пойму: почему моя, такая уж очень подготовленная, оперативница не смогла догнать и задержать какого-то там преступника?

– Я сделала все, что могла и, как мне кажется, даже больше, – все еще продолжая быть резкой, между тем возразила голубоглазая сыщица, намереваясь дать достойный ответ, – я сохранила жизнь единственной гражданской свидетельнице, которой, кроме меня по крайней мере, довелось видеть своими глазами того жестокого «дьявола»; да и вообще, я бы посмотрела на Вас, как бы Вы себя повели, окажись тогда на моем месте, а главное, как бы «уворачивались» от этих вот фашистских крестов, заточенных, между прочим, не хуже, чем бритва, – она достала из кармана куртки небольшой острый предмет, в умелых руках, без всяких преувеличений, опаснейшее оружие, и представила его на обозрение циничного руководителя полицейского отделения ( оно, кстати, еще сохраняло на себе чьи-то капельки крови), – не удивлюсь, что эти кровавые частички принадлежат одному из ранее обнаруженных трупов.

Как раз в этот момент и прибыл Андрей Назарович, чрезвычайно заинтересовавшийся раздобытым трофеем и тут же упаковавший его в бумажный пакет, чтобы такую архи важную улику вконец не залапали. Единственное, в этом случае он не смог удержаться от вполне справедливого замечания:

– Я думал, Настя, что ты оперативница умная и понимающая, что в таком сложном деле к доказательствам следует относится, ну, более ответственно что ли; ты же взяла ее сразу руками и «наоставляла» на ней своих отпечатков – кого мы теперь, по-твоему, будем искать?

– Разумеется, преступника, – все еще сохраняя неуместное в данном случае недовольство, пробурчала оперативница, хотя и прекрасно понимала, что, по существу, опытный в таких вопросах офицер сейчас прав, поэтому, как бы оправдываясь, она тут же продолжила: – Там все случилось настолько внезапно, что у меня не было никакой возможности оставлять эту улику на месте и дожидаться, пока она понадобится кому-нибудь постороннему. Поэтому, не имея времени ее охранять до рассвета – мне еще надо было разговорить единственную свидетельницу, – я приняла, как мне тогда казалось, единственно правильное решение – забрать ее с собою в отдел; таким образом, мы хотя бы что-то имеет и знаем, что нам достался очень умелый преступник, отлично владеющий метательной техникой и априори боевыми искусствами.