А утром, часов в девять, мы с Пекко опять идём на лыжах по лесной дороге. До избирательного участка километров десять. Торопимся в пути и молчим. Впереди меня идёт Пекко и голову держит прямо, а когда обернётся ко мне, я вижу его весёлое и довольное лицо. И я с завистью смотрю на него и жду, что он скажет мне, идущему с опущенной головой. Но Пекко сосредоточен и молчалив, только лицо его выдаёт те чувства, с какими он подходит к урне, около которой и осуществит своё человеческое право, которое ещё не всеми завоёвано на свете.
Идём и молчим. Обо всём переговорено, надо только сделать дело. Пекко опустить в урну свой бюллетень, а я посмотрю, как он это сделает. Финляндия и в этом отношении не похожа на нашу Россию: люди, не имеющие права опустить своего бюллетеня в урну, беспрепятственно могут посмотреть, как это делают другие. И знакомая грусть снова сжала мне сердце.
Забелели на пригорке за лесом кровли домов под пеленой снега. Это деревня С., в которой большая народная школа, в которой и помещался избирательный участок.
У крайней избы деревни повстречали старика и молодую женщину. Это избиратели, неспешно идущие к урне. Оба одеты по-праздничному, идут деловито, утопая в рыхлом, выпавшем за ночь снегу. Пекко здоровается с ними, здороваюсь и я. Идём дальше. По уклону широкой улицы навстречу нам на лыжах мчатся школьники. Сегодня они не учатся – воскресенье. Сегодня они уступили свою школу избирателям. Хохочут школьники, догоняя друг друга, и мне хочется хохотать вместе с ними таким же беспечным смехом. Вот двое из них затормозили лыжи, остановились и смотрят на Пекко, старика и молодую женщину. Смотрят серьёзно и знают, для чего эти люди идут в их школу. Вот они крикнули что-то в нашу сторону и опять помчались на лыжах. И опять слышен их здоровый смех… Смейся весело, молодая Финляндия! Если много горького у тебя в настоящей жизни, то будет много радостей в будущем: твои граждане чрез избирательные урны отвоюют это лучшее будущее и себе, и будущим поколениям.
На крыльце школы, прекрасно оборудованного обширного здания, стоять два человека с национальными двухцветными лентами через плечо. Это – выборные, наблюдающие за порядком. Пекко здоровается с ними, что-то говорит, кивая в мою сторону, и меня пропускают беспрепятственно в помещение избирательного участка, не спросив, кто я? зачем?
Посреди обширной комнаты, с географическими картами и разными таблицами на стене, расположен обширный стол под тёмно-серым сукном. За столом заседает выборная комиссия из представителей всех партий. Направо, ближе к окнам, два столика отгорожены ширмами. Цинковая урна в виде усечённой пирамиды стоит около стула председателя. Урна с громадными красными печатями, а бюллетени опускаются в щель верхней плоскости урны.
Избиратель подходит к столу и называет себя. Его имя быстро отыскивается в списке. Ему вручают заготовленный для него листок, и он идёт с ним к одному из столов за ширмой, отмечает здесь красными чернилами имя кандидата и идёт к урне. Председатель кладёт на бюллетень штемпель участка, и избиратель сам опускает бюллетень в урну.
Проделывается всё это медленно, но деловито. В обширной прихожей густая толпа избирателей. Одни уже уходят, исполнив свой долг, другие запасаются порядковыми номерами и идут к урне. В первый день выборов, к двенадцати часам, было подано уже 220 бюллетеней из 630.
В толпе избирателей тихий говор: никакой агитации, ни спора, ни серьёзной деловой речи. Финны вообще не любят шуток, а около урны ещё серьёзнее и молчаливее.
Слежу за тем, что будет делать Пекко Лейнен. Вот он подходит к столу, здоровается с председателем за руку, и они оба улыбаются, обмениваются какими-то краткими фразами. Пекко опускает бюллетень и исчезает в толпе.
В прихожую выходят два члена комиссии, осматривают меня с любопытством. Обращаюсь к ним с вопросом. Отвечают неохотно, но я чувствую, что недаром они подошли ко мне. Ищу глазами Пекко. Вот и он, подходит к нам, знакомит меня с членами комиссии, называет газету, где я предполагаю напечатать свои впечатления, и прежней холодности и подозрительности в отношении ко мне как не бывало. И я получаю все нужные мне сведения.
Выхожу с Пекко наружу покурить.
– Пекко, почему они неохотно со мною говорили, пока не подошли вы?
– Они опасались, не от правой ли газеты вы.
Чувствую, что краска бросилась мне в лицо, стыдно стало за публицистов «справа», а Пекко улыбается и говорит:
– Черносотенному корреспонденту никаких сведений не дали бы!.. Так, конечно, кто хочет, может войти и смотреть…
Был свидетелем интересной бытовой сценки.
Мимо школьной ограды проходят две молодые девушки, в коротких жакетах, в тёплых платках.
– Идите на выборы! – крикнул им высокий стройный финн, теребя ещё как следует не пробившиеся усики.
Девушки хохочут, что-то отвечают.
– Боятся женихов! – громко выкрикивает человек с седыми усами и с трубкой в углу губ.
– Мы не скажем!.. Идите!..
Общий смех и говор. Девушки приостановились, говорят что-то, смеются и машут руками.
От Пекко узнаю любопытную бытовую особенность. Как оказывается, многие незамужние женщины Финляндии избегают участия в выборах только потому, что считают возраст свыше 24 лет неудобным для положения невесты.
В какой мере такая предусмотрительность распространена – сказать не сумею. Скажу только, что молодых женщин около урны я не видел. Может быть, это только случайность. Не подлежит сомнению только, что в общем финские женщины принимают весьма горячее участие в выборах: занимаются агитацией и распространением предвыборной литературы и всячески содействуют успешному ходу выборов.
Вспоминая о выборах прошлого года, много говорили об одном старике, которому минуло 95 лет от роду. Старик еле добрался до урны и при общем внимании опустил свой бюллетень. Рассказывали только, что он очень долго пробыл за ширмочкой, пока писал трясущимися руками имя кандидата. Рассказывали и о другом старике, калеке, которого внесли на руках в помещение выборной комиссии.
Из представителей дряхлого населения и мне удалось увидеть седую сгорбленную старуху. Говорили, что ей более семидесяти лет. Она пешком пришла на избирательный участок за пять километров. Я видел потом, как она шла по лесной дороге, возвращаясь домой. С белыми волосами, в белом платке на голове, она шла по лесной снежной дороге и представлялась мне каким-то символом северной окраины, с голубеющими снегами и седыми туманами.
* * *
Домой мы возвращались большой дорогой. Навстречу нам попадались избиратели: пешие, на лыжах или в санях. Встречались сани, в которых сидело по пять или по шесть человек, мужчины и женщины… Встретились сани, в которых сидели четыре женщины, а лошадью правила девочка-подросток. Это всё коллективные поездки на выборы из дальних углов прихода.
В общем, выборы на том участке, где мне пришлось быть наблюдателем, прошли оживлённо. Абсентеизм заметен был только среди старофиннов. Всю эту партию характеризовали обидным словом «старики» и лукаво посмеивались над ними. Состязались между собою на выборах только три партии: младофинны, аграрии и рабочая партия. Предсказывали победу земледельцев, так как рабочих в районе моих наблюдений немного, а младофинны только ещё второй год укрепляли свою позицию. Предсказание сбылось – победили аграрии.[7 - На предыдущих выборах на участке моих наблюдений из 677 голосов за старофиннов было подано 209, за младофиннов – 105, за социалистов – 170. В последнюю цифру входят и голоса аграриев.]
В деревне Нейвола, у лавки, встретили толпу финнов разных возрастов. Собравшиеся были необычно возбуждены. Заслыша говор, Пекко врезался в толпу на лыжах, как бежал по дороге, а через пять минут я смотрю и не узнаю его. Размахивая руками, он кричит что-то. Его перебивают, а он ещё выше поднимает голос и ещё громче кричит. Говор усиливается. Из лавки вышла новая группа финнов. И те волнуются, кричат, машут руками. Я затерялся в толпе взволнованных людей и, не понимая в чём дело, чувствую себя весьма скверно.
Скоро я узнал о случившемся.
В районе моих наблюдений местный почтальон – старофинн. Очевидно, из ненависти к враждующим партиям, им была допущена возмутительная тактика партийной борьбы. Получив за неделю до выборов воззвания, объявления, агитационные листки и бланки бюллетеней, адресованные младофиннам и рабочим, почтальон-старофинн припрятал все эти материалы и передал их по назначению только в первый день выборов, а в некоторые места – накануне.
Толпа гудела, и было приятно смотреть на это оживление спокойных сынов страны озёр и туманов. Почтальона, впрочем, оправдывали и говорили, что правонарушение избирателей совершил кто-то другой в центре почтового ведомства ближайшего города или ближайшей почтовой конторы.
– Это – он!.. Он!.. – раздавались голоса, и упоминалось имя почтальона. – Он и раньше это делал!
– Сменить почтальона!..
– Под суд его!..
Я расстался с Пекко Лейненом. Он решил принять участие в расследовании поведения провинившегося почтальона, горячился и бранился.
Иду домой на лыжах лесной дорогой и несу в душе какое-то бодрое чувство. Чужие волнения передались и мне.
А небо к вечеру нахмурилось и потемнело от серых туч, надвинувшихся на небо. Загудели верхушки сосен и елей, и запели по дороге вихри снежной бури.
Природа сурово встретила первый день выборов в стране «внешних козней и суровых возможностей», как выражаются на официальном языке о Финляндии… Что-то вещает эта снежная буря?..
notes
Примечания
1
Программа младофиннов сходна с программой нашей конституционно-демократической партии.
2
фин. Viipurin pit?j? – Выборгский приход.
3
Слово pahjalla только и можно перевести не совсем благозвучным «подоплёка». Партия «христианских рабочих» проявила заметную деятельность в 1905 г., когда сформировалась и так называемая «аграрная» (земледельческая) партия. Абсолютное число поданных бюллетеней в три предшествующие выборные компании возрастало так: в 1903 г. было 13 601 чел., в 1908 – 18 848, в 1909 – 23 120. В сейм «христианские рабочие» провели 2 депутатов. Из среды фабрично-заводских рабочих в упомянутую партию переходят немногие. Она пользуется симпатией среди трудящихся глухих приходов.
4