«Жизнью пользуйся, живущий»…

– Ещё лучше ощущать деньги! – с усмешкой говорил Аркадий.

– Ну, ты… Впрочем, деньги – вещь весёлая… Скверно, что у нас низкие оклады. Не хватает на жизнь, на настоящую жизнь!.. Приходится сердить дядюшку…

– Моя maman тоже стала скупа… «Аркаша, – говорит она часто мне, – я не виновата, что революция. Революция подорвала моё благосостояние – бумаги пали».

– Это правда!.. Эта революция отозвалась и на нас: дядя тоже сделался скупым и ворчливым.

– Саша, оставь! – со складкой на лбу серьёзно оборвал его Аркадий. – Мы с тобой меньше всех имеем право сердиться на революцию… Ну, да не будем об этом говорить! Выпьем!..

И они снова выпили, точно ожидая новых настроений и иных ощущений.

– Ты правду говоришь, что мы… бредём… в хвосте жизни, – икая говорил Казимиров. – Но я не хочу быть в хвосте жизни! Не… хочу!..

– А всё же останешься!..

– Не останусь! Ни за что!..

Они чокались, пили и опять ожидали новых настроений и иных ощущений.

– Я – живой человек и хочу жить! – выпив стакан сельтерской, говорил Казимиров. – А для этого я должен быть богатым! И я буду богатым! Буду!.. Чёрт с нею, женюсь на богатой старухе, но буду богатым!.. Взломаю кассу, буду альфонсом, украду, убью кого-нибудь, но буду богатым! Я хочу жить!.. Я жить хочу!..

Аркадий внимательно смотрел в осоловевшие глаза собеседника, и ему было противно слушать хвастовство друга. Он был уверен, что Казимиров никогда не будет богатым, у него не хватит решимости взломать кассу или убить кого-нибудь. «Такая ветошь не устроит своей жизни, – думал он о своём друге. – Он даже и гадости-то большой не сделает. Так, как мокрая тряпка прилипнет, обмотается, а чуть тряхни – и спадёт!..»

Они снова чокались, пили и всё ждали новых настроений и иных ощущений.

– Вон, Блудов тоже хотел разбогатеть, собирался жениться и не успел… Не успел даже закончить месячной ведомости на «чужие» деньги, – с глубокой иронией в голосе говорил Аркадий.

– К чёрту эти разговоры!.. К чёрту!.. – выкрикнул Казимиров, и голос его, пьяный и резкий, настолько сильно выделился из общего гула голосов, что публика обратила на него внимание.

– Я жить хочу!.. Слышишь, Аркаша!.. «Жизнью пользуйся, живущий»… Понимаешь, Аркаша, «жизнью пользуйся, живущий»… А о смерти и о Блудове нечего говорить!.. Ух, как жаль, что нет денег… Перепил бы я всех, кто тут сидит!.. Перецеловал бы всех этих дам!.. Чёрт бы их побрал!.. Канашки мои, раскрасавицы… милые мои козочки… козявочки…

Он говорил несвязно, таращил глаза и склонялся к плечу Аркадия.

– Саша, ты пьян?.. Это скверно! Идём на воздух!..

Аркадий подозвал лакея, рассчитался и, взяв Казимирова под руку, вывел его в вестибюль.

Сидя на извозчике, Казимиров болтал головой и выкрикивал:

– Я жить хочу, Аркаша!.. Друг мой, я жить хочу!..

Старик-швейцар довёл Казимирова до площадки, на которую выходила дверь из его квартиры. В прихожей его встретил брат-гимназист. Стараясь не разбудить матери, юноша провёл брата в его комнату, раздел и уложил в постель.

Окончательно опьяневший Казимиров чувствовал, что кровать вместе с ним носится по воздуху и то падает в пропасть, то вдруг поднимается, стремительно двигается в сторону и крутится, крутится. Его охватывает холодом и обдаёт жаром. В груди чувствуется боль, горло что-то душит… Вот его охватывает страх, и слышится пение, тягучее, монотонное как тогда, когда хоронили Блудова. Глаза слепит свет большого зала. Цыганская песня, вольная и громкая, проносится над ним… Над головою склоняется жгучая брюнетка. Он ощущает мягкий и нежный бархат её платья. Белое, выхоленное, продушенное тело ощущает он всем своим существом.

И опять кружится и несётся вместе с ним помятая неопрятная постель.

Он проснулся. Его тошнило. Он ошаривал круг ночного столика и искал спички. На пол скатился пустой стакан. Какая-то большая книжка свалилась со столика на его руки и с шумом грохнулась под кровать.

Весь дрожа, подавленный тишиною ночи, он продолжал искать коробку со спичками. Голова его кружилась, он ощущал дурнотное, отвратительное состояние.

Откинув голову за подушку, он слышал свой кашель, резкий и противный. Он отплёвывался, снова кашлял, и это повторялось беспрестанно…

Потом он снова уснул, и в комнате стало тихо…

И снились ему картины милого детства, начала жизни, когда так редко приходят мысли о смерти…

А он бормотал сквозь сон:

– «Жизнью пользуйся, живущий»…

notes

Сноски

1

В. А. Жуковский «Торжество победителей».