На границе света и тени – 2

– Того, что стоял перед банком, я не очень хорошо рассмотрел. Ростом около шести футов, среднего телосложения, русоволосый, в общем, русский. А вот лица рассмотреть не удалось из-за темных очков, он был без усов и бороды. Тот, который был в зале, такого же роста, спортивного телосложения, белокожий, волосы тоже русые, нос прямой, губы нормальные, лицо чуть вытянутое, брови…

– Э, стоп! Воскликнул генерал, – срочно в лабораторию, сначала Чиж, а потом Гюрза, чтобы не мешали друг другу, и с готовыми словесными портретами этих молодых парней сюда.

Через час в кабинет вошел Гюрза, держа в руках портреты, выполненные с их слов.

– Вы посмотрите, Стив, вам не кажется поразительным это сходство? – обращаясь к Девису, спросил генерал, указывая на четыре лежащие перед ним портрета.

– Да, Гарри, сомнений быть не может. И в том и другом случае одни и те же парни. Даже как-то странно.

– А что странного, не понимаю? – спросил генерал.

– Странно то, что в одной группе из тридцати человек может быть три агента КГБ. Не многовато ли? Или русские совсем оплошали. Ну один, понятно, – предатель, но, судя по возрасту, намного опытней этих щеглов, и, если бы они были чекистами, то он раскусил бы их на раз.

– Ладно, Стив, над этим мы ещё подумаем. Сейчас ясно одно, что эти двое видели наших агентов.

– И сами попали в поле зрения. Как хотите, генерал, но профессионалы так не работают.

– Да, это бесспорно. Но вот что интересно: чем наши агенты могли привлечь их внимание? А вы, парни, что думаете? – обратился он к Чижу и Гюрзе. – Какие мысли у вас-то самих?

– Трудно сказать, сэр, всё как всегда. Пароли мы не называли, так как паролем был пакет с изображением Боинга над Кубой, такой же, как и у Жифа, чтобы было понятно без слов. Этими пакетами мы обменивались.

– Так, кажется, я начинаю понимать. А вы, Стив?

– Да, Гарри, вы правы. Один раз увидеть у связника и у руководителя группы одни и те же пакеты – это куда ни шло, но увидеть то же самое во второй раз – любопытство возникнет не только у профессионала.

– Вот именно. Самые неуловимые нелегалы попадались на мелочах. А теперь давайте отделять зерна от плевел. Первое: из этих двоих русских один был явно не при делах. Он, видимо, всего лишь приятель другого. И это, скорее всего, тот, которого не было в банке. Второе: ни один, ни другой явно не профессионалы. Профи так не работают. Третье: возможно, тот, который был в банке, заметил обмен и, снова увидев те же самые пакеты у незнакомца и, опять же, у Жифа в Дайкири, очень этим заинтересовался, и у него вырос длинный нос. Стив, поправьте меня, если с чем-то не согласны.

– Нет, сэр, похоже, всё так и было. Остается только узнать, кто он? Является ли агентом c Лубянки или просто воришка? Может, повертел журнал в руках да и выбросил.

– Хорошо, если б это было так, полковник. На агента КГБ он никак не тянет. Просто дилетант какой-то, а таких там не держат – себе дороже. Спасибо, господа! Чиж и Гюрза, вы свободны. А вам, Стив, я вот что скажу, только без обид. Тот, кто готовил нашу операцию, тоже дилетант. Вы поняли меня?

– Да, сэр, вы как всегда правы.

– Полковник, а где ещё журналы, которые мы передали Жифу в день его гибели? Он-то сам погиб, не доставив документацию в Союз.

– Скорее всего, их забрал новый руководитель группы, который прибыл вместо него из посольства СССР на Кубе.

– Молите Бога, Стив, чтобы русские не нашли возможности расшифровать тексты.

Глава 2. Наставник

– Присаживайся, Павел, в это кресло. Устраивайся поудобней. Думаю, настало время нам поговорить серьезно.

В кабинете теперь уже повышенного в звании после перевода из Украины генерал-лейтенанта Бахметьева на втором этаже его уютной дачи было прохладно, несмотря на середину июня. После вчерашней дружеской пирушки гости позавтракали и разъехались. Сегодня воскресенье. Завтра на работу. На даче осталась только Таня, которая помогала Валентине Ивановне прибраться после вчерашнего застолья. А генерал пригласил Павла к себе.

– Да, я вас слушаю, Степан Васильевич,– отозвался Павел.

– Только давай начнем не с этого,– продолжил генерал, разливая по рюмкам коньяк. – Бери, Паша, пей, сейчас это можно и даже необходимо, чтобы преодолеть дистанцию между нами. Я не хочу, чтобы ты сейчас был настроен на меня как на генерала и большого начальника. Если воспримешь как старшего товарища и наставника, это будет правильно, тогда мы будем на одной волне и поймем друг друга. Ну, давай, не стесняйся, бери конфеты, шоколад, лимон. Расслабься.

– Хорошо, Степан Васильевич, только можно ещё по одной, а то я настроя пока не чувствую.

– Молодец, Павел, ты наш человек, без каких-то там темных уголков в душе. Давай ещё по одной. А теперь к делу, я темнить не люблю и сразу хочу извиниться за прямоту. Так вот, назначение твоё пока задерживается по нескольким причинам. Здесь и политическая ситуация в стране, и там, где тебе придется работать, и организация твоего будущего «рабочего места» там же, и уровень твоей подготовки, и, извини, твои способности. Помнишь Штирлица из «Семнадцати мгновений весны»: «Хороший экспромт – это хорошо подготовленный экспромт». Те, кто готовят твою работу, отлично понимают, что спешить при этом ни в коем случае нельзя, как нельзя учесть и всех нюансов и всякого рода неожиданностей и случайностей. Их задача – постараться продумать все возможные варианты и свести случайности к минимуму.

– Я знаю, товарищ генерал, нас этому учили.

– И я, Паша, знаю, что вас этому учили. Но одно дело, когда ты изучаешь теорию, и это тебе ничем не грозит, и совсем другое, когда цена ошибки может быть твоя жизнь и не только твоя. А уж про раскрытие операции, над которой работало много людей, и получение информации врагом я и не говорю. Уверен, что и это ты хорошо себе представляешь. Отлично, тогда пора выпить еще по рюмочке.

– Степан Васильевич, может, повременим, а то я опасаюсь сильного расслабления, – возразил Павел. Он смотрел на генерала и понимал, что тот ещё не приступал к сути разговора.

– Можем и повременить, но мне кажется, по третьей будет самое то. Разговор только начинается. Вот и отлично,– твоё здоровье!

– И ваше, Степан Васильевич!

– Ну добро. А теперь мне скажи, Павел, как ты себе представляешь свою жизнь в ближайшей перспективе, скажем, года на два или три?

– Товарищ генерал, вы же сами понимаете, что в основном это будет зависеть от задания, которое я получу, и где окажусь.

– Ответ правильный, но неполный. А как же Таня?

– Я всё время об этом думаю, но ничего путного придумать не могу, потому что знаю: руководство не одобрит мою женитьбу. А потом тащить Таню в неизвестность и на риск…

– Молодец, парень! – воскликнул генерал. – Тогда я спрошу тебя вот о чём: ты её любишь?

– Я очень люблю Таню, и она меня, но как подумаю, что нам придется расстаться, просто сердце разрывается.

– Э, чекист, а вас не учили сдерживать эмоции? Потому и существует десятилетиями проверенная схема в нашей системе одобрять или не одобрять браки. А то расклеится такой разведчик на задании… пиши пропало. Тараса Бульбу помнишь и сына его Андрея?

– Не говорите так, Степан Васильевич, вы меня этим сильно обижаете.

– Нет, Паша, не обижаю, а открываю глаза на суровую действительность. Ты, когда собирался стать чекистом, представлял себя этаким суперменом. Героическая романтика увиденного в кино и из прочитанных книг увлекает некоторые молодые головы. А потом нередко разочарование, а, сказать честно, что больше не хочу и не буду, – совесть не позволяет. Я это к тому, чтобы понять, есть ли у тебя сомнения. Лучше не делать первого шага, чтобы не сожалеть о последующих. Об этом, конечно, раньше надо было думать, но лучше поздно, чем никогда.

– Товарищ генерал, Степан Васильевич, я сам выбрал этот путь сознательно, когда был уже не мальчик. И на этот счет у меня нет никаких сомнений. Я уже видел и предательство и предателя, вы же это прекрасно знаете. Это вызвало у меня такое омерзительное чувство, которое уже не изгладится никогда.

– Да, Паша, другого ответа я от тебя не ожидал. Я всю жизнь представлял себе свою службу, а точнее – долг защищать Родину, как родную мать, маму, которая меня родила и воспитала, как беззащитную женщину, которую от злодеев защитить, кроме меня, больше некому. И это чувство не позволило мне оступиться, как бы мне трудно в жизни не приходилось.

Павел слушал молча. Да, за маму, родную маму он был готов драться до конца с любыми бандитами, только сейчас перед его глазами была Таня.

– Ладно,– примирительно проговорил Бахметьев. – Ты уже знаешь, что Таня моя племянница. Для меня она как родная дочь. Скажи прямо, Павел, ты бы женился на Тане, если бы получил добро от руководства?

– Да, товарищ генерал, не откладывая.

– Ну вот что я тебе скажу, молодой коллега, ты как-то не учитываешь, что я и есть твоё руководство. Не в последней инстанции, конечно, я не директор нашей конторы, но моё слово кое-что значит. Считай, что добро получено, можешь обрадовать будущую супругу. Но сделать это надо как у нас это принято – без лишней огласки. Только узкий круг: все те, кто был вчера у нас на вечеринке, и ваши свидетели. Детали по оформлению документов обсудим перед бракосочетанием и когда будем оформлять паспорта.

– Не знаю, как вас благодарить, товарищ генерал. Вы мне сделали самый большой подарок в жизни.

– Ну, полноте, Павел, мы почти родственники, а ты все товарищ генерал да товарищ генерал.

Регистрацию откладывать не стали. В ЗАГС-е удостоверение Павла сработало безотказно, и через три дня было назначено бракосочетание. Свидетелями были Анатолий и Вика, а само торжество запланировали на ближайшую субботу. Был узкий круг, то есть все те же, что и неделю назад на пирушке друзей генерала, да ещё присоединившиеся к ним свидетели жениха и невесты. В высоком порыве радости и счастья за молодых и Толя, и Вика обещали перед всеми, что тоже не будут тянуть и оформят свои отношения.