– Верхом поедешь – я дам тебе осла. Дело складывается так, что тебе надо думать не о коровке с козочками и чужом винограднике, а о том, как бы не лишиться своего. А вместе с тобой и мне о том же надо думать. Две банды пропали за неделю! Что доложить мне господину Уаджару? Не посоветуешь чего-нибудь умного такого? Мне надобен твой нос, твои уши и твои глаза. Может сам в гробницы будешь лазить?
В сопровождение маджаев, вооруженных палками, Хеви и Нофри прибыли к огромной стене Кебеху Нетеру.
По дороге удалось подобрать кое-кого из участников ночных событий. Один сидел на пальме, крепко обняв ее руками и ногами и на уговоры слезть, никак не поддавался. Слез только после того, как маджаи залезли к нему и несколько раз огрели палками. Тогда бедняга пришел в себя, слегка порозовел и наконец-то слез на землю.
Другой умудрился забраться почти на самую верхушку можжевельника. Слезать тоже не спешил, так же как и первый, а после того как его попытались стряхнуть, полез еще выше и верхушка дерева согнулась под тяжестью тела и плавно опустила его вниз, где его ласково приняли нежные и заботливые руки маджаев.
Третий в мечтах и раздумьях встречал первые лучи дневного светила на крыше гробницы.
Четвертого таинственная сила совершенно непонятным образом поместила на высокую стену, окружающую Кебеху Нетеру. Как смог человек взобраться на стену в двадцать локтей высотой, осталось покрыто мраком неизвестности. Так же неизвестной оставалась судьба остальных.
Не особо церемонясь, Хеви въехал внутрь Священного комплекса горизонта Неджеритхета, он же Кебеху Нетеру.
Осел процокал копытами по галереи громадных колонн, подавляющих своими размерами и ощущаемой даже глазом тяжестью, затем вышел на широкую площадь, рядом с южной ступенчатой пирамидой, точной копией горизонта Неджеритхета, возвышающегося тяжкой громадой у северной оконечности площади. По правой стороне площади тянулся ряд строений среди них массивные мастаба с округлыми вершинами – захоронения членов семьи, ушедшего в свой горизонт владыки и храм Львиного Хвоста.
Святые отцы были на месте. Но, правда, тоже в своем роде.
Небольшая группа их стояла посреди огромной площади. Жрецы с блаженными улыбками смотрели на солнечный диск, словно увидели впервые, и что-то напевали о полях Иалу, о прекрасных богинях, о… ну и тому подобное.
На вошедших, они не обратили никакого внимания, видимо просто не заметили. Остальной клир во главе с настоятелем после недолгих поисков обнаружился в поминальном храме с северной стороны ступенчатой пирамиды. Здесь тоже имел место нездоровый религиозный экстаз. Все пели со счастливыми лицами. Многие плакали от обуревавших их чувств.
– Да они, утеха крокодилов, пьяны все в стельку. – удивился Хеви, проезжая на осле меж рядов святых отцов.
Нофри слез со своего животного и обойдя всех жрецов, сказал:
– Тут что-то другое. От них не пахнет ни вином, ни пивом.
– Но они явно не в себе!
– Однако они не пили.
– Так приведите одного хоть в чувство!
– Как?
– Да как хотите! Трепите за уши, зажимайте рот, водой облейте, оплеух по святой физиономии надавайте, хоть палками лупите. Святош, приводите в чувство!
Маджаи, выбрав одного, принялись за дело, выполнив все пожелания старшего писца и добавив многое от себя. Где-то через час, ну никак не ранее, кое-какие результаты были достигнуты. Один из святых отцов вдруг вытаращил глаза, огляделся вокруг полубезумным взглядом и как-то вдруг потускнел и обмяк.
– О, боги. – простонал он с тоской. – Какой постылый серый мир. Опять никчемная и подлая жизнишка. Нет, больше так нельзя. Нельзя так жить! Я иду к вам бессмертные созданья…
Святой отец встал, осмотрелся и пошел к выходу из храма. Все последовали за ним.
Жрец обошел горизонт Неджеритхета и направился к храму Львиного Хвоста, подошел к одной из сикомор, росших у фасада, залез на нижнюю ветку, развязал пояс на своих белых одеждах, привязал к ветке (все с неподдельным интересом наблюдали за священным действом жреца), сделал петлю и начал просовывать в нее голову.
– Э-э-э! – закричал опомнившийся старший писец. – Ку-у-у-да! Ты, чё, на самом деле! А ну-ка стой! Стоять, сказал! Офигел что ли совсем от святости великой!? Взять мерзавца!
Маджаи с обезьяньей ловкостью взобрались к святому отцу и после короткой, но яростной борьбы, скинули его на землю, где на него навалились остальные.
– Пустите! – возмущенно орал жрец. – Вы не понимаете, мерзкие уроды, насколько наш мир жалок и порочен. Давайте покинем его весь и сразу. Там, среди просторов звездной реки, другой есть мир. О, он так прекрасен, что жить здесь больше неохота! Тьфу на всех вас!
– Связать его и как можно крепче. И пусть, охота ему жить или неохота, пока не очухается, полежит в тени. Если неохота, дайте ему в морду.
Затем он оглядел подчиненных и ткнул в одного.
– Ипувер, ты с двумя маджаями, останешься и подождешь, пока отцы святые не придут в себя, и если у них появится желание всем клиром лезть в петлю – особенно не церемонясь, свяжи покрепче, но, все же, как-нибудь помягче, и туда – в тенечек уложи. – Хеви указал пальцем. – Конечно же, желание святых отцов свято, но у меня к ним есть особые и интересные вопросы. Да и вообще, как же нам без них-то. Так что придется еще помучиться им немного в этом отвратительном, поганом и дрянном мире. А вы, – он оглядел остальных, – а вы, поскольку все концы обрублены, теперь ни спать, ни жрать, и ни по малому и не по большому не ходить, пока не изловите мне эту маленькую черненькую сучку.
– Господин? – подал голос Нофри.
– Да?
– Надо бы собак на след набросить.
– Чего? А! А что, это весьма дельно! Вот видишь, не зря я тебя взял.
– Только…
– Что еще?
– Если только собаки возьмут след.
– Почему же нет?
– Мне все же кажется, что это демоны Дуата. Не пойдут животные по их следу.
Все остальные участники ночной слежки закивали головами. Ипувер даже высказал мысль не лишенную здравого смысла:
– Возможно, демоны вообще в этом мире следов не оставляют. Они же из потустороннего мира.
– Вот мы это сейчас и узнаем. Нофри, твой брат, кажется охотник.
– Да, господин.
– Надеюсь, его собаки натасканы не только на зверей?
– Иногда он ловит беглых рабов. Его собаки натасканы на все что движется, в чем я мог убедиться, но демоны… это, господин, все потустороннее и не живые существа из нашего мира…
– Бегом! Бегом, бегом, бегом. Во весь опор за братом и собаками. Кстати, сколько времени прошло?
– Часа четыре.
– Многовато. Так что поторопись. Бегом, бегом, бегом…
Вскоре Нофри вернулся в сопровождении брата, так же прибывшего верхом на высоком здоровенном и мордатом нубийском осле и с пятью высокими, поджарыми собаками, с загнутыми серпом хвостами и длиннющими зубастыми мордами. Хеви цепко оглядел вновь прибывшего и остался настолько доволен результатом осмотра, насколько же и недоволен. Египтянин был старше своего брата, да и внешне отличался. Лицо его было обветрено и красно, да и все тело его отличалось краснотой, словно вобрало в себя цвет песков западной пустыни. Щеку пересекал шрам, видимо от удара ножом, а может и секирой. Во взгляде охотника не было привычной Хеви угодливости, напротив, он смотрел жестко и колко, словно целился из лука. Вот это собственно и не очень понравилось старшему писцу. Такого быть не должно – независимый человек весьма опасен для государства, а государство здесь и сейчас – это он, господин старший писец.
– Натасканы ли твои собаки на людей? – спросил он, сразу переходя к делу.
– С людьми проблем не будет. – спокойно ответил охотник, – Но, брат сказал, что кроме людей есть еще и обезьяны.