Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером

Противники Рузвельта утверждали, что его главное достижение – социальное страхование – просто грабеж американских рабочих, содержащих бездельников… «Чикаго трибюн» ежедневно на первой полосе обозначала число дней, оставшихся до выборов – освобождения страны от ига Рузвельта[196 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 134.]. 25 января 1936 г. в «Мэйфлауэр-отель» собрались «первые лица или их адвокаты, представлявшие значительную часть капиталистического богатства страны». Главным оратором был Аль Смит, выступающий против рузвельтовского закона о запрете детского труда: «Новый курс пахнет коммунистической Россией» и классовой борьбой… «Следует сделать выбор. Может существовать лишь одна столица, Вашингтон или Москва». Речь была признана фантастически успешной. Богачи, такие как П. Дюпон, назвали речь «превосходной»[197 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 133.].

По мере реализации программ Рузвельта отношение крупного бизнеса к президенту принимало все более ожесточенный характер. По словам А. Уткина: «Его ненавидели сильнее, чем кого-либо из «защитников униженных и угнетенных» со времен У.Д. Брайана. На Уолл-стрит начинали собирать специальный фонд, который хотели предложить Рузвельту, если он откажется от должности президента. Здесь внимательно следили за родственниками Рузвельта, изучали его привычки и, конечно же, в первую очередь фиксировали все его ошибки»[198 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 143.]. В 1934 г., при непосредственном участии таких гигантов бизнеса, как группа Дюпонов и концерна «General Motors», была создана ультраконсервативная Американская лига свободы. Лига потребовала полного отказа от государственного регулирования экономики. Имея неограниченные финансовые ресурсы, лига начала систематическую пропагандистскую кампанию против политики Нового курса.

Про Рузвельта его противники говорили «Еще один Сталин – только значительно хуже». «Мы словно живем в Советской России». Бостонский хозяин книжного магазина заявил, что будет продавать сборники речей президента, «только если они будут завернуты в его кожу». В высших экономических сферах о нем говорили как о человеке, разрушающем американский образ жизни. Его улыбка – результат пластической операции. Он не заработал честным трудом в этой жизни ни единого цента. И вообще, он просто нью-йоркский еврей и живет на деньги матери. «Против Рузвельта открыто или скрыто выступает большинство крупного капитала… – сообщал в те годы в Москву советский полпред А. Трояновский, – Мне самому приходилось слышать разговоры среди республиканцев, что убийство президента является единственным способом избавиться от него»[199 - А. Трояновский – М. Литвинову 20.05.1936. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 442–443).].

В журнале «Нью рипаблик» М. Чайлдс отмечал, что «историки будущего с недоумением воззрятся на эту фанатическую ненависть к президенту, которой сегодня (сентябрь 1938 г.) охвачены мужчины и женщины правящего класса Америки. Никакое слово, кроме понятия «ненависть», в данном случае не подходит. Эта страсть, это бешенство, доводящее до лишения разума, проникающее в верхнюю сферу американского общества. Эта ненависть стала для них idee fxe»[200 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 145.]. Министр иностранных дел Германии К. Нейрат в 1935 г. отмечая созревавшие тенденции, высказал опасение относительно оппозиции сената, который, по его словам, ведет себя совсем как рейхстаг накануне гитлеровского путча[201 - Додд У… С. 242–243.].

Несколько непонятно было то, что ненависть исходила от лиц, чьи доходы были восстановлены и чьи банки снова заработали после марта 1934 г. Дивиденды корпораций увеличились за этот период на 40 %, стоимость акций увеличилась многократно. Налоги не были драконовскими (получавший 16 тысяч долларов в год платил 1000 долларов)[202 - Сам Рузвельт говорил: «Иногда у меня не хватает терпения сидеть здесь, в Вашингтоне, и слушать бесконечные разглагольствования некоторых людей о том, что правительству не следует делать. Эти люди получили от правительства все, что им было нужно, когда мы спасали от банкротства финансовые институты и железные дороги». (Рузвельт Ф. Радиообращение 12 октября 1937 г. (Рузвельт Ф… С. 126))]. И тем не менее это богатое меньшинство (по оценке Чайлдса, 2 %) рассматривало правительство Рузвельта едва ли не как оккупационное, а президента неизменно именовало Розенфельдом и периодически публично возвещало, что Гитлер был бы лучше. Один из ненавистников Рузвельта покончил с собой, не вынеся его избрания на четвертый срок. Приятель самоубийцы после апреля 1945 г. выкопал гроб с его останками, поскольку «теперь людям с достатком и достоинством снова можно дышать свободно»[203 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 145.].

Практическая критика реформ Рузвельта указывала на ее основные недостатки, и прежде всего на стремительный рост бюрократии, низкую эффективность государственных инвестиций, подрыв активности частного бизнеса.

Например, бывший директор Бюджетного бюро Л. Дуглас в своем выступлении в 1935 г. в Гарварде заявил, что ушел в отставку потому, что Рузвельт поставил Америку перед судьбоносным выбором: «Что предпочтем мы, граждане великой страны, – покориться деспотизму бюрократии, контролирующей каждый наш шаг, разрушающей завоеванное нами равенство, превращающей нас в нищих рабов государства? Или держаться тех свобод, за которые человек боролся более тысячи лет?»[204 - Douglas L.W. The Liberal Tradition: A Free People and a Free Economy (цит. по: Ebeling R.M. Monetary Central Planning and the State, Part XIV: The New Deal and Its Critics // Freedom Daily. 1998. February. P. 12).]

Экономист Б. Андерсон в свою очередь указывал, что создание NRA не привело к восстановлению производства[205 - Anderson B.M. Economics and the Public Welfare: A Financial and Economic History of the United States, 1914–1946 / 2nd edition. Indianapolis: Liberty Press, 1979. P. 332–334.]. Мало того, по его мнению, кодексы препятствовали восстановлению, поскольку жестко нормировали всю экономику от производства средств для укрепления волос до поводков для собак и даже музыкальных комедий. В книге «Миф Рузвельта» историк Д. Флинн пишет, что в ответ на введение NRA стал расти черный рынок. Для выполнения норм NRA были задействованы жестокие полицейские методы. В швейной промышленности кодексы внедряли при помощи спецподразделений. Они могли ворваться на фабрику, выгнать хозяина, выстроить сотрудников и допросить их, забрать бухгалтерские книги[206 - Flynn J.T. The Roosevelt Myth. Garden City, N.Y.: Garden City Publishing Co., Inc., 1949. P. 45.]. За нарушение кодекса NRA могли посадить в тюрьму.

По мнению М. Вустера, общественные работы (WPA) обладали крайне низкой эффективностью, «у критиков были все основания расшифровывать WPA, как «We Piddle Around», то есть «слоняемся без дела»», по его словам это та самая правительственная программа, которая породила понятие «boondoggle» (имитация полезной деятельности). В 1941 г. всего 59 % бюджета WPA шло на оплату труда рабочих; остальное поглощала бюрократия и накладные расходы[207 - Wooster M.M. Bring Back the WPA? It Also Had A Seamy Side // Wall Street Journal. 1986. September 3. P. A26.].

Х. Сенхольц обращает внимание на то, что закон Вагнера революционизировал трудовые отношения в Америке. Он вывел трудовые споры из юрисдикции судов и передал их в ведение нового федерального ведомства – Национального совета по трудовым отношениям. Все, что бы теперь ни сделал работодатель, становилось «несправедливой трудовой практикой», за которую наказывал Совет[208 - Sennholz H.F. The Great Depression // The Freeman. 1975. April. P. 212–213.]. Получив эти громадные новые полномочия, профсоюзы развернули неистовую деятельность. Угрозы, бойкоты, забастовки, захваты заводов и повсеместное насилие резко снизили производительность труда. Историк У. Лейхтенбург писал: «Граждане, озабоченные судьбой своей собственности, были напуганы захватом заводов… огорчены запугиванием тех, кто не состоял в профсоюзах, и встревожены известями о летучих отрядах рабочих, которые шли или угрожали идти маршем из города в город»[209 - Leuchtenburg W.E. Franklin D. Roosevelt and the New Deal, 1932–1940. N.Y.: Harper and Row, 1963. P. 242.]. В конце 1937 г. редакция New York Herald Tribune писала: необходимо дать обратный ход рузвельтовской политике «злобы и ненависти, насаждения межклассовой вражды и наказания всех, кто не согласен с президентом»[210 - Best G.D. The Critical Press and the New Deal: The Press Versus Presidential Power, 1933–1938. Westport, Connecticut: Praeger Publishers, 1993. P.130.].

Многочисленные критики указывают на то, что «непрестанные нападки администрации Рузвельта – словом и делом – на бизнес, собственность и свободу предпринимательства», подрывали уверенность и активность частного бизнеса, что препятствовало выходу из Великой депрессии и «новому старту экономики»[211 - Higgs R. Regime Uncertainty: Why the Great Depression Lasted So Long and Why Prosperity Resumed After the War // The Independent Review. Vol. I. № 4 (Spring 1997). P. 564; См. Также по теме: Best G.D. The Critical Press and the New Deal: The Press Versus Presidential Power, 1933–1938. Westport, Connecticut: Praeger Publishers, 1993. P.136.;Tompkins C.D. Senator Arthur H. Vandenberg: The Evolution of a Modern Republican, 1884–1945. East Lansing, MI: Michigan State University Press, 1970. P. 121, 157; Shlaes A. The Forgotten Man: A New History of the Great Depression. London, 2007.]. Усиление профсоюзов и введение минимума заработной платы в свою очередь сделало рынок труда менее гибким, что привело к дополнительному росту безработицы[212 - Anderson B.M. Economics and the Public Welfare: A Financial and Economic History of the United States, 1914–1946 / 2nd edition. Indianapolis: Liberty Press, 1979. P. 127.]. В конечном итоге, критики Рузвельта констатируют, что «Не свободный рынок привел к 12 годам агонии, а крупномасштабная политическая некомпетентность»[213 - С новой силой критика реформ Ф. Рузвельта вспыхнет с возрождением идей неолиберализма под знаменами Ф. Хайека и М. Фридмана в конце 1970-х г. (см. следующую ссылку). Реформы Рузвельта во могом будут отменены. Например, глава ФРС А. Гринспен поддерживая отмену 1999 г. одного из ключевых решений Рузвельта, заявит: «Я давно говорил, что Закон Гласса-Стиголла, который в 1933 г. отсек от коммерческих банков бизнес, связанный с ценными бумагами, был ошибкой». (Гринспен А… с. 359).][214 - L.W. Reed «Great Myths of the Great Depression» Л. Рид – президент Фонда экономического образования (Foundation for Economic Education). http://www.inliberty.ru/library/study/565/][215 - Вот лишь некоторые примеры: Д. Пауэлл из Института Катона – «Безрассудство ФДР: Как Рузвельт и его “новый курс” продлили Великую депрессию» 2003; Б. Фолсом (Folsom), ведущий историк Фонда экономического образования (Foundation for Economic Education): «Новый курс или большой фарс? Какой урон экономическое наследие Рузвельта нанесло Америке» (New Deal or Raw Deal? – How FDR’s Economic Legacy Has Damaged America). Simon & Schuster. 2008; Бестселлер Э. Шлейс (Shlaes) «Забытый человек: Новая история Великой депрессии» (The Forgotten Man: A New History of the Great Depression) 2007.].

У. Черчилль в середине 1930-х г. также выступит с критикой реформ Ф. Рузвельта: «Разве может борьба в американской промышленности в этих условиях не закончиться общим ослаблением предпринимательства и гибкости, от которых зависит не только богатство, но и счастье современных сообществ?» – вопрошал британский лев[216 - Черчилль У. Мои… С. 312.]. Вместе с тем, У. Черчилль указывал на объективные трудности, с которыми пришлось столкнуться Ф. Рузвельту, и главная среди них состояла в том, что: «Доверие было подорвано… Для того, чтобы обеспечить богатство нации и достойную жизнь труженика, необходимо, чтобы капитал и кредит были в чести, становясь уважаемыми партнерами в экономической системе. если с этим не соглашаться, то тому есть, конечно, русская альтернатива»[217 - Черчилль У. Мои… С. 313.].

Ф. Рузвельт, по мнению У. Черчилля, пытался восстановить доверие путем нахождения альтернативного выхода из сложившейся ситуации: «Рузвельт и вправду – первооткрыватель, который пустился в путь столь же туманный, как путь Колумба, и на поиски столь же важные, что и те, которые привели к открытию Нового Света», «результатом его успешного труда станет подъем всего мира»[218 - Черчилль У. Мои… С. 307, 308.]. В случае поражения Рузвельта на этом пути, полагал У. Додд, Америке грозили катастрофические последствия: «Если Рузвельту… суждено умереть раньше, чем значительная часть его свершений завоюет признание, в стране будет установлен режим (фашистской) диктатуры, который станет губительным для Соединенных Штатов…»[219 - 4 марта 1934 г. Додд У… С. 116.].

Ответ Рузвельта критикам и противникам его программы звучал в знаменитых речах президента, в том числе и его радиообращениях к нации – «Беседах у камина»:

«Мы не дадим себя запугать реакционным юристам и редакторам политизированных газет. Все эти крики мы уже слышали раньше. Когда более двадцати лет назад Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон пытались исправить некоторые злоупотребления в жизни страны, один великий человек, председатель Верховного суда, Уайт сказал такие слова: «По моему мнению, большую опасность представляет укоренившаяся привычка противодействовать и перечить всему подряд, бездумно ссылаясь на Конституцию и тем самым создавая впечатление, что Конституция – это какая-то преграда на пути прогресса, а не широкая дорога, по которой подлинный прогресс только и может идти»[220 - Рузвельт Ф. Радиообращение 30 сентября 1934 (Рузвельт Ф… С. 82–83)].

«Твердолобые консерваторы, а также те, кто теоретическими рассуждениями прикрывает собственные корыстные интересы, будут говорить вам об утрате личных свобод… Самые крикливые из них делятся на две категории: одни ищут политических выгод, другие – материальных… Нам не следует забывать, что человеческий род еще далек от совершенства и что эгоистическое меньшинство в любой сфере деятельности – будь то фермерство, финансы, бизнес или даже государственная служба, – всегда будет думать сначала о себе, а уж потом о ближних»[221 - Рузвельт Ф. Радиообращение 28 июня 1934 (Рузвельт Ф… С. 68)]. В переполненном Мэдисон-Сквер-Гардене Рузвельт определял, что его противниками являются: «Бизнес и финансовые монополии, спекулятивный капитал, безудержные банковские дельцы… организованный отряд капитала»[222 - Ф. Рузвельт выступление 31 октября 1936 г. в МэдисонСквер-Гардене. (Уткин А.И. Рузвельт… С. 135.)]. Он требовал: «Нам нужно прочное и постоянное благосостояние, а не временное благополучие одних слоев общества за счет других»[223 - Рузвельт Ф. Радиообращение 12 октября 1937 (Рузвельт Ф… С. 125)].

В своей речи 27 июня 1936 г. на стотысячном стадионе «Франклин Филд» Рузвельт повторял: «Это естественно и, возможно, в природе человека, что привилегированные принцы новых экономических династий, жаждущие власти, стремятся захватить контроль над правительством. Они создали новый деспотизм и обернули его в одежды легальных санкций. Служа им, новые наемники стремятся поставить под свой контроль народ, его рабочую силу, собственность народа. В результате обычный американец снова стоит перед теми проблемами, перед которыми стояли борцы за независимость страны… Эти роялисты экономического порядка согласны с тем, что отстаивание политической свободы – дело государства, но экономическое рабство, по их мнению, этого государства не касается. Они согласны, что государство должно защищать право гражданина голосовать, но они отрицают за государством право гарантировать гражданину право на работу и право на жизнь… Но мы считаем, что, если гражданин имеет равные права на избирательном участке, он должен иметь равные права и на рынке труда. Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся сокрушить базовые американские установления. На самом деле они боятся, что мы лишим их власти. Наша приверженность американским установлениям требует от нас изменить этот порядок вещей. Зря они прячутся за нашим национальным флагом и за конституцией». Аудитория теперь слушала стоя. «Демократия, а не тирания, свобода, а не подчинение… Враг стоит внутри наших стен»[224 - Уткин А.И… С. 137.].

Оценивая политику Рузвельта, советский полпред в США Трояновский отмечал, что президент «конечно, хочет спасти капитализм и не имеет никаких социалистических идей, но считает, что найти выход из создавшегося положения нельзя на старом пути, а надо что-то сделать для широких масс…»[225 - А. Трояновский – М. Литвинову 20.05.1936. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 442).]. При этом, замечал советский полпред, «Рузвельт старается все время быть на шаг впереди общественного мнения, чтобы возглавлять и двигать вперед. Но дальше этого шага не идет, и, может быть при американских настроениях эта тактика самая правильная»[226 - А. Трояновский – М. Литвинову 26.01.1938. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 604).].

По мнению министра внутренних дел США Г. Икерса цель Рузвельта заключалась не в том, «чтобы изменить систему, на почве которой они стоят, а в том, чтобы сохранить американский жизненный уровень и предотвратить страну от краха, неизбежного, если крупные монополисты по-прежнему будут отказываться идти на уступки организованным рабочим и не откажутся от незаконных монополистических привилегий»…[227 - Беседа К. Уманского с министром внутренних дел США Г. Икерсом 28.06.1938. (Советско-американские отношения 1934-1939… С. 665).].

Однако на деле Ф. Рузвельт фактически менял систему осуществляя социалистическую революцию в США сверху[228 - Кстати одним из советников Рузвельта был русский социал-демократ, мало того, бывший большевик В. Войтинский. Накануне февральской революции 1917 г. В. Войтинский перешел к меньшевикам и стал комиссаром Временного правительства. После большевистской революции эмигрировал в Германию, где представлял профсоюзный орган «Ди арбайт», а после начала Великой депрессии стал одним из авторов «плана трудоустройства». С приходом Гитлера к власти В. Войтинский эмигрировал в США, где вошел в группу советников Ф. Рузвельта по социальным вопросам.]. Свою цель президент сформулировал следующими словами: «наше правительство думает о среднем гражданине, выражаясь старомодным языком, стремится к «наибольшему благу для наибольшего числа людей»»[229 - Рузвельт Ф. Радиообращение 22 октября 1933 (Рузвельт Ф… С. 55)]. Ф. Рузвельт назвал американский вариант социалистической революции возвращением к «американизму». Смена названия определялась не только особенностями американской политэкономической модели, сколько – общественной культуры. Об этих особенностях достаточно красноречиво говорит одно замечание Дж. Стиглица: «В Соединенных Штатах назвать человека социалистом равносильно нанесению удара по больному месту»[230 - Стиглиц Дж… С. 266.].

Но терминология не меняла смысла фраз президента:

«Мы осознали, что экономика требует перестройки и нравственного реформирования. Нравственного реформирования – поскольку экономические бедствия последних лет в значительной мере произошли именно из-за того, что ведущие деятели наших финансов и бизнеса пренебрегали простейшими принципами справедливости»[231 - Рузвельт Ф. Радиообращение 28 июня 1934 (Рузвельт Ф… С. 67)].

Основные этапы революции Ф. Рузвельта

• Первым делом была осуществлена мобилизация власти. Уже первый Конгресс 9 марта 1933 г. предоставил Рузвельту чрезвычайные полномочия[232 - Рузвельт Ф. Радиообращение 7 мая 1933 (Рузвельт Ф… С. 34)]. Дж. Гюнтер по этому поводу замечал: «Мы склонны забывать ныне о той огромной, беспрецедентной, возобладавшей над всем власти, данной пронизанным энтузиазмом конгрессом Рузвельту во время первых ста дней его правления. Рейхстаг не дал Гитлеру большего»[233 - Уткин А.И. Рузвельт…, с. 116.]. Диктатура Рузвельта, не была столь заметной лишь потому, отмечал У. Черчилль, что она была «прикрыта конституционными формами»[234 - Черчилль У. Мои…, с. 310.]. Обосновывая свои права, Рузвельт говорил: «Предпринимая эти великие общие усилия, мы должны избегать любых разногласий и споров. Сейчас не время для придирок и сомнений… Сейчас время для терпения, взаимопонимания и единства действий»[235 - Рузвельт Ф. Радиообращение 24 июля 1933 (Рузвельт Ф… С. 51)].

Существовавшая прежде система, по мнению Рузвельта, не соответствовала нуждам народа, «В нашей стране есть такое место, где труднее всего сохранять ясное представление о жизни страны. Это место – Вашингтон. Порой мне вспоминаются слова президента Вильсона: «В Вашингтоне собирается множество людей с ложными идеями, и почти нет таких, кто имел бы понятие о том, что на самом деле думает народ Соединенных Штатов»[236 - Рузвельт Ф. Радиообращение 28 апреля 1935 (Рузвельт Ф…,С. 88)]. Своей задачей Рузвельт ставил создание новой системы государственной власти: «Для того чтобы проводить в жизнь современные, достойные двадцатого века программы, мы должны создать современный механизм исполнительной власти. Я признаю, что демократическая власть действует не так быстро, как может действовать диктатура. Думаю, такая «медлительность» демократии не только неизбежна, но и оправданна. Однако я отказываюсь верить, что действия исполнительной власти в условиях демократии обречены быть настолько медленными, чтобы представлять опасность для общества»[237 - Рузвельт Ф. Радиообращение 12 октября 1937 (Рузвельт Ф… С. 130)]. Б. Майроф позже отмечал: «Под его (Рузвельта) руководством американская система правления превратилась из политической структуры, вращавшейся вокруг конгресса, в более динамичную схему государственного устройства во главе с президентом»[238 - Майроф Б. Лики демократии. Американские лидеры: герои, аристократы, диссиденты, демократы. М., 2000, с. 271, 290 (Шубин А. В… С. 74)].

У простого народа в отношении Рузвельта появилось нечто прежде невиданное – культ личности. Далекая от экстремизма «Нью-Йорк таймс» писала: «Американскому народу кажется, что Рузвельт… ниспослан небесами в самый трудный час». Повсеместно утверждалось, что «он может видеть во тьме»[239 - Уткин А.И. Рузвельт… С. 116.]. По мнению У. Буллита: Рузвельт «сегодня единственный человек, который способен руководить САШ и который справляется с положением»[240 - Беседа Генконсула в Нью-Йорке Ж. Аренса с У. Буллитом 6.05.1935. (Советско-американские отношения 1934-1939… С. 321).]. Личность Рузвельта подчеркивал, тот факт, что он с первого дня своего президентства избегал рядом со своим именем упоминания о партии, к которой он принадлежал, подчеркивая общенациональный характер своей миссии и необходимость единства в стране. Как писал историк Д. Бернс: «Он взял на себя роль отца нации, внепартийного лидера, общенародного президента». Одним из прозвищ, которым «окрестили» своего президента американцы, было – «хозяин»[241 - Стр. 545.].

Мобилизационные меры в экономике, как отмечает Б. Линдси, были «в огромной степени обязаны военным прецедентам». Например, закон о восстановлении национальной промышленности фактически проводился людьми из Военно-промышленного управления. Первый директор Национальной администрации восстановления, генерал Х. Джонсон, как и Первый директор Администрации регулирования сельского хозяйства Д. Пик были ветеранами Военно-промышленного управления. Корпорация финансирования реконструкции, созданная Гувером и расширенная Рузвельтом, была создана по образцу Военной корпорации финансирования и частично укомплектована бывшими чиновниками последней, и т. п. Согласно историку У. Лейхтенбургу, «едва ли хоть одно из мероприятий или учреждений Нового курса не имело аналогов в опыте Первой мировой войны»[242 - William Leuchtenburg, “The New Deal and the Analogue of War,” in Change and Continuity in Twentieth-Century America, ed. John Braeman, Robert Bremner, and Everett Walters (Columbus, Ohio: Ohio State University Press, 1964), 81–143,109. (Линдси Б…, с. 124)].

Военные метафоры сквозили даже в первой инаугурационной речи Ф. Рузвельта: «…надо двигаться дисциплинированной верноподданной армией, готовой на жертвы ради общей дисциплины… Большие цели пробудят в нас священное чувство долга, подобное тому, которое пробуждается во время вооруженной борьбы……я без колебаний возьму на себя руководство великой армией нашего народа… Я буду просить у Конгресса… широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией, столь же неограниченных, как полномочия, которые мне были бы даны в случае фактического вторжения иноземного врага»[243 - Инаугурационные речи президентов США. М.: Издательский дом «Стратегия», 2001. С. 386–387. (Линдси Б…, с. 125)].

• Вторым шагом стало восстановление платежеспособности спроса и инвестиций, обрушенных Великой Депрессией. Необходимо было наполнить рынок денежной массой резко сжатой после Великой депрессии. И один из первых выдвинутых Рузвельтом законов позволял «банкам легче, чем прежде, обращать свои активы в наличные деньги. Банкам предоставлено больше свободы занимать под залог активов деньги в резервных банках, и упрощены условия выпуска новых денежных знаков под обеспечение надежных активов»[244 - Рузвельт Ф. Радиообращение 12 марта 1933 (Рузвельт Ф… С. 29)]. Но главную роль в преодолении кризиса играли государственные инвестиции. Если с 1929 по 1933 г. они составили 10 млрд. долл., то только в одном 1934 г. уже – 12 млрд., в 1935 г. – до 13 млрд., в 1936 г. – 15 млрд., в то время как частный капитал дал экономике всего 10 млрд. долл.[245 - Клименко М.Я… С. 318.]. Аналогичным путем уже давно шли Германия и СССР, теоретическое обоснование мер использования государственных инвестиций было сделано Дж. Кейнсом в книге «Общая теория занятости, процента и денег» (1936 г.). Еще до избрания Ф. Рузвельта президентом, с практической точки зрения ее обосновал будущий (при Рузвельте) легендарный глава ФРС М. Эклс, который в 1932 г. предложил программу увеличения государственных расходов[246 - Райх Р… С. 14–15.].

• Третий шаг исходил из уверенности Ф. Рузвельта в том, что «покупательная способность народа – это та почва, на которой произрастает процветание страны»[247 - Рузвельт Ф. Радиообращение 14 ноября 1937 (Рузвельт Ф… С. 140)]. Здесь президент буквально дословно цитировал работу К. Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», он требовал уничтожить: «торговый барьер»… у себя дома… Повышение заработной платы рабочих… и сокращение рабочего дня могут почти в одночасье превратить самых низкооплачиваемых рабочих в реальных покупателей… на миллиарды долларов. Такое увеличение объема реализации должно привести к столь большому снижению издержек производства, что даже значительный рост затрат на оплату труда производители смогут покрыть без повышения розничных цен… (необходимо) повысить доходы самых низкооплачиваемых рабочих…, чтобы обеспечить полную производственную нагрузку нашим фабрикам и фермам»[248 - Рузвельт Ф. Радиообращение 12 октября 1937 (Рузвельт Ф… С. 131)]. «Если все работодатели, действуя сообща, сократят рабочий день и поднимут заработную плату, то мы сможем вернуть людей на работу. Ни один работодатель не пострадает, поскольку относительный уровень издержек производства поднимется для всех конкурентов на одну и ту же величину»[249 - Рузвельт Ф. Радиообращение 24 июля 1933 (Рузвельт Ф… С. 49)].

• Четвертый шаг казался уже окончательным вызовом свободному рынку. Рузвельт потребовал «положить конец убийственной конкуренции»[250 - Рузвельт Ф. Радиообращение 7 мая 1933 (Рузвельт Ф… С. 36)]. Президент вновь фактически цитировал классиков марксизма, в частности работу Энгельса «Наброски к критике политической экономики». Рузвельт утверждал, что кризис перепроизводства «это в большой степени результат полного отсутствия планирования и полного непонимания тех тревожных симптомов, которые были у всех на виду со времени окончания Первой мировой войны»[251 - Рузвельт Ф. Радиообращение 7 мая 1933 (Рузвельт Ф… С. 37)]. Рузвельт отмечал: «NRA не имеет никакого отношения ни к ценам на сельскохозяйственную продукцию, ни к общественным работам. Она занимается только созданием системы экономического планирования в промышленности»[252 - Рузвельт Ф. Радиообращение 22 октября 1933 (Рузвельт Ф… С. 59)]. «Предметом планирования должны быть не только трудовые ресурсы, но и рабочие места…, поскольку мы ставим цель избавиться от «пиков» и «провалов» занятости. Мы стараемся помочь промышленникам ввести планирование, чтобы покончить с таким положением, когда в один год производится больше товаров, чем люди могут или желают купить, а в следующий производство резко сокращается, и сотни тысяч людей оказываются за воротами предприятии»[253 - Рузвельт Ф. Радиообращение 14 ноября 1937 (Рузвельт Ф… С. 137)]. «На смену экономике laissez faire, которая превосходно работала на более раннем и простом этапе развития промышленности, должна прийти философия планового национального хозяйства», – заявлял президент Торговой палаты США Г. Гарриман[254 - Shafer, In Restraint of Trade, 109. (Линдси Б…, с. 130)].

Р. Тагвелл, профессор Колумбийского университета утверждал: «Игра окончена. Черной кошки в темной комнате нет. “Невидимой руки” не существует. И никогда не было… Теперь мы должны создать реальную и видимую руководящую и направляющую руку, чтобы решить задачу, которую должна была, но не сумела решить мифическая, несуществующая, невидимая сила»[255 - Jordan, Machine-Age Ideology, 250. (Линдси Б…, с. 130)]. В 1934 г. Тагвелл писал о фашистской Италии: «Это самый чистый, четкий и эффективно работающий социальный механизм, который мне случалось когда-либо видеть; он вызывает у меня зависть»[256 - Rodgers, Atlantic Crossings, 420. В переизданном в 1930 г. учебнике экономики он приходит к следующему выводу по поводу централизованного планирования: «Если оценивать его как экономический механизм, оно демонстрирует поразительную способность производить и распределять товары» Rexford G. Tugwell, Thomas Munro and Roy E. Stryker, American Economic Life and the Means of Its Improvement, 3rd ed. (New York: Harcourt, Brace and Company, 1930 [1925]), 711. (Линдси Б…, с. 131)].

• Пятый шаг посягал на святое – на права частной собственности. В своей второй инаугурационной речи Рузвельт говорил: «Инстинктивно мы поняли, что существует более глубокая необходимость – необходимость найти посредством правительства инструмент решения постоянно возникающих проблем нашей сложной цивилизации. Постоянные попытки найти решения без помощи правительства привели лишь к замешательству. Ибо без этой помощи мы не способны осуществить практический контроль над слепыми экономическими силами и слепо эгоистичными людьми». Правительство не должно допустить повторения времени, когда «люди были охвачены погоней за незаработанным богатством, а их лидеры во всех сферах деятельности не желали ничего знать, кроме собственных корыстных интересов и легкой наживы». «Можно ли оставить частное предпринимательство без помощи и «разумного ограничения»? – вопрошал Рузвельт, – Ответ однозначен: нет нельзя, иначе «оно разрушит не только самое себя, но и жизненные процессы» страны»[257 - Рузвельт Ф… С. 73.]. Для начала были введены антитрестовские законы, призванные «предотвратить образование монополий и воспретить получение монополиями необоснованных прибылей»[258 - Рузвельт Ф. Радиообращение 7 мая 1933 (Рузвельт Ф… С. 38)].

Но Рузвельт шел еще дальше и потрясал сами основы священного права, он вводил налог на наследство и высоко прогрессивный подоходный налог. Ф. Энгельс почти за полвека до этого отмечал: «… в сущности, принцип налогового обложения является чисто коммунистическим принципом, так как право взимания налогов во всех странах выводится из так называемой национальной собственности. В самом деле, либо частная собственность священна – тогда нет национальной собственности и государство не имеет права взимать налоги; либо государство это право имеет – тогда частная собственность не священна, тогда национальная собственность стоит выше частной собственности и настоящим собственником является государство…»[259 - Энгельс Ф. Эльберфельдские речи (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2, т. 2, 1955, с. 544–545)]. Рузвельт по этому поводу заявлял: «Собственность упрочится в том случае, если каждая семья будет иметь реальный шанс получить свою долю в совокупном богатстве страны. Если собственности, доходам большинства и угрожает опасность, то она исходит не от политики правительства в отношении бизнеса, а от ограничений, налагаемых на бизнес частными монополиями и финансовыми олигархиями»[260 - Рузвельт Ф. Радиообращение 12 октября 1937 (Рузвельт Ф… С. 132)].

• Шестой шаг впервые в американской истории устанавливал права труда наравне с правами капитала: «Право на труд, – заявлял Рузвельт, – неотъемлемая привилегия свободного человека. Если это право продолжительное время нарушается в отношении любого отдельного человека, который нуждается в работе и хочет работать, это следует расценивать как вызов нашей цивилизации и устоям нашего общества»[261 - Рузвельт Ф. Радиообращение 14 ноября 1937 (Рузвельт Ф… С. 140)]. В своем радиообращении к нации Рузвельт говорил: «Мы отказываемся проводить различие между теми, кто живет трудом своих рук или умственным трудом, и теми, кого кормит собственность, отказываемся считать, что одни в чем-то ниже других. Мы убеждены, что труд достоин такого же уважения, как собственность. Однако наши работники физического и умственного труда заслуживают не только уважения. Они имеют право на практическую защиту, которая обеспечила бы им возможность применять свой труд и получать доход, достаточный для достойного и постоянно растущего уровня жизни. Более того, этот доход должен позволять сделать накопления, чтобы обезопасить себя от неизбежных превратностей жизни… Есть среди нас такие, кто… хотели бы лишить рабочих всяких действенных средств коллективно отстаивать свои права, отказать им в возможности заработать на достойную жизнь и сделать накопления на черный день. Именно от таких недальновидных людей, а вовсе не от рабочих организаций, исходит опасность классового раскола общества, который в других странах привел к диктатуре, к тому, что жизнь людей наполнилась страхом и ненавистью»[262 - Рузвельт Ф. Радиообращение 6 сентября 1936 (Рузвельт Ф… С. 107)].

• Седьмым шагом, вполне закономерным, стало признание Советской России. В сентябре 1933 г. госсекретарь К. Хэлл обратился к Рузвельту с меморандумом: «Россия и мы были традиционными друзьями до конца мировой войны. В целом Россия миролюбивая страна. Мир вступает в опасный период, как в Европе, так и в Азии. Россия со временем может оказать значительную помощь в стабилизации обстановки… в мире». Полковник Робинс в 1933 г. вернувшись из СССР, на всю Америку бросил в радиоэфир: «Я увидел беспрецедентные успехи советского народа! Таких достижений за такой срок не знала ни одна страна… Нам нужны нормальные дипломатические отношения и более того – такая дружба, которая гарантировала бы народам мира мир»[263 - Кремлев С., Путь к пакту… С. 328.]. В результате опроса с помощью более 1100 американских газет было выяснено, что 63 % американцев было «за» дипломатические отношения с русскими. Решение о признании Советского Союза было принято. В 1944 г. Рузвельт заявлял по этому поводу: «Я отношу (это признание) к самым большим достижениям внешнеполитической деятельности возглавляемого мной правительства… Это нечто такое, чем я горжусь»[264 - Ф. Рузвельт. Выступление 21 октября 1944 г. перед членами Ассоциации внешней политики в Нью-Йорке. (Стр. 546)].

В своем отношении к Советской России Ф. Рузвельт развивал взгляды В. Вильсона на конвергенцию развития[265 - См. W. Averell Harriman and Elie Abel. Special Envoy to Churchill and Stalin, 1941–1946, NY., Random House, 1976, p. 170 (Данн Д… С. 22)]. «Согласно этой теории, – отмечает Д. Данн, – Советская Россия и Соединенные Штаты развиваются от капитализма неограниченной свободы предпринимательства к государственному социализму всеобщего благосостояния, и Советский Союз перерастает из тоталитарного государства в социал-демократию. По их мнению, Великая депрессия доказала, что демократический капитализм, как идея об освобожденном индивиде, который в стремлении к собственной прибыли приносит пользу всему населению страны, – анахронизм. Новое время требовало более широкого участия правительства в экономике, чтобы ограничить излишества свободного капитализма и перераспределить богатство страны для обеспечения благосостояния всего народа. Но новая эпоха, в отличие от демократического капитализма, призывала к демократическому социализму. Кроме того, большевистская революция явилась будто в знак того, что движение к социализму – всемирное движение, следующая ступень в неизбежном ходе истории к прогрессивному обществу, ранними этапами которого были Французская и Американская революции… Если Уинстон Черчилль и его тип людей, экстремальным примером которого был Гитлер, – продолжает Данн, – являлись крайними представителями уходящей эпохи с характерной для нее агрессией, империализмом и игрой на равновесии сил, то Сталин с Рузвельтом были провозвестниками Нового мира, преданного делу мира, справедливости и общественного прогресса»[266 - Данн Д… С. 20–21.].

«Многие американские интеллектуалы и реформисты, разочарованные невзгодами, которые принесла депрессия», соглашались с президентом. «Джон Дьюи (John Dewey) видел в советском эксперименте применение принципов христианства, и Эдмунд Вильсон высоко оценивал советскую утопию. Политические деятели также сходились во мнениях. Министр сельского хозяйства Генри Уоллес, ставший позднее вице-президентом, объявил, что в Советской России существует экономическая демократия…»[267 - Robert A. Roserstone, Romantic Revolutionary: A Biography of John Reed, NY., Vintage Books, 1975, p. 301, 349; Paul Hollander, Political Pilgrims: Travels of Western Intellectuals to the Soviet Union, China and Cuba, 1928–1978, NY, 1981, p. 122; M. Wayne Morris, Stalin’s Famine and Roosevelt’s Recognition o Russia, Lanham, Md., University Press of America, 1994, pp. 73-74; Louis Fischer, Men and Politics. An Autobiography, NY., Duell, Sloan and Pearce, 1941, p, 293 (Данн Д… С. 46)]. Сам Ф. Рузвельт разделял некоторые убеждения таких западных политических пилигримов, как Г. Уэллс, Т. Драйзер, У. Дюранти, П. Робсон, Л. Фишер, Б. Шоу, С. и Б. Уэбб, Г. Лански, Л. Стеффенс, Э. Колдуэлл и многих других, считавших, что в Советском Союзе строится земной рай[268 - Paul Hollander, Political Pilgrims: Travels of Western Intellectuals to the Soviet Union, China and Cuba, 1928–1978, NY, 1981, p. 110 (Данн Д… С. 22)].

В октябре 1932 г. деятели науки и культуры выпустили манифест «Культура и кризис». В нем говорилось «Капитализм – разрушитель культуры, а коммунизм стремиться спасти цивилизацию и ее культурное наследие от бездны, в которую низвергает ее мировой кризис… Как ответственные интеллектуальные работники мы заявляем о том, что стоим на стороне откровенно революционной коммунистической партии…». Даже У. Буллит, прежде чем стать послом, высказывал надежду, что Советский Союз – это шаг вперед в общественном развитии; Буллит объявил, что они с Рузвельтом согласны с Дж. Ридом, молодым автором волнующей книги о большевистской революции «Десять дней, которые потрясли мир»: Советский Союз «навсегда останется огненным столпом человечества»[269 - Louis Fischer, Men and Politics. An Autobiography, NY., Duell, Sloan and Pearce, 1941, p, 293; Robert A. Roserstone, Romantic Revolutionary: A Biography of John Reed, NY., Vintage Books, 1975, p. 301 (Данн Д… С. 22)].

Признание Рузвельтом СССР вызвало, пожалуй, наибольший шквал истеричной критики в его адрес. А у Рузвельта были более насущные проблемы, чем СССР, не случайно, что российско-американские отношения после признания почти не развивались, а торговля даже сократилась. Тем не менее «Рузвельт был одним из немногих глав правительств, которые 7 ноября (1935 г.) прислали официальные приветствия СССР по случаю ноябрьской годовщины»[270 - Проект справки НКИД за 1935 г. 12.1935. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 408).].

* * *

По мнению Рузвельта, авторитаризм в европейских странах победил потому, что их «правительства проявляли растерянность и слабость из-за недостатка политической воли»[271 - Рузвельт Ф. Радиообращение 14 апреля 1938 (Рузвельт Ф. Беседы у камина, с. 148–149)]. Однако отдав должный политес своей стране, президент переходил к реальности. Ф. Рузвельт говорил об истинных причинах сохранения демократии в США: «Мы – богатая страна. Мы можем себе позволить заплатить за социальные гарантии и экономическое процветание, не жертвуя при этом своими свободами»[272 - Рузвельт Ф. Радиообращение 14 апреля 1938 (Рузвельт Ф. Беседы у камина, с. 149)]. Америка была не просто богатая страна, это была самая богатая страна мира, за всю его историю. Она производила почти половину мировой промышленной продукции и мирового Валового внутреннего продукта, она сконцентрировала у себя более 40 % всего золота мира… США ломились от богатства, упавшего на них во время Первой мировой войны. Однако и эти ресурсы вскоре были исчерпаны.

За 1933–1936 гг. государственные расходы выросли более чем на 83 %. Внутренний долг увеличился на 73 %. А ситуация становилась все хуже. В 1937 г. министр финансов Г. Моргентау записывал в своем дневнике: «Мы попробовали тратить деньги. Мы тратим больше, чем когда бы то ни было, и результатов ноль… Мы не сдержали ни одного из своих обещаний… Наша администрация уже четыре года у власти, и безработица находится на том же уровне, что и в самом начале, плюс огромный долг!»[273 - Blum J.M. From the Morgenthau Diaries: Years of Crisis, 1928-1938. Boston: Houghton Mifin Company, 1959. P. 24–25. (http://www.inliberty.ru/library/study/565/)]

Правительство и общество пребывали в растерянности, никто не представлял, что делать дальше. Настроения того времени отражали слова одного из ведущих инвесторов страны Л. Дюпона, который отмечал в 1937 г.: «Неопределенность царит в налоговой сфере, на рынке труда, в монетарной политике и законодательстве, которым должна руководствоваться промышленность. Налоги нужно повышать, снижать или оставлять на прежнем уровне? Мы не знаем. Нужны профсоюзы или нет?.. Нам нужна инфляция, дефляция, снижение или увеличение государственных расходов?.. Нужно ли налагать новые ограничения на капитал и прибыли?.. Правильный ответ невозможно даже отгадать»[274 - Цит. по: Krooss H.E. Executive Opinion: What Business Leaders Said and Thought on Economic Issues, 1920s–1960s. Garden City, N.Y.: Doubleday and Co., 1970. P. 200. (http://www.inliberty.ru/library/study/565/)].

В 1938 г. поднялась вторая волна Великой депрессии, и страна снова оказалась на краю пропасти, начался очередной спад экономики, рост социальной поляризации общества и безработицы, работу потеряли 5 млн. человек. Ресурсов для преодаления кризиса у правительства уже не было. Госдолг с 1929 г. по 1940 г. вырос с 16 до 51 % ВВП. Очередная волна депрессии грозила Штатам куда более грозными последствиями, чем та, которая была в 1929–1933 гг. Американская демократия балансировала на краю пропасти. Поверенный СССР в США Ф. Нейман в сообщении Литвинову по этому поводу замечал: «Никакому сомнению не подлежит, что возможности экономического маневрирования сужаются по мере того, как проходит время без проявления признаков экономического подъема и по мере того, как возрастает из месяца в месяц бюджетный дефицит «Нью дила». Этот бюджетный дефицит, чреватый в какой-то определенной стадии переходом к открытой инфляции, составляет по-прежнему основную угрозу для Рузвельта…»[275 - Временный поверенный в делах СССР в США А.Ф. Нейман – М.М. Литвинову 12.12.1934 (Советско-американские отношения 1934–1939… с. 277).].

Г. Гопкинс в сентябре 1938 г. выступая в Сиэтле, уже говорил, что он предвидит осуществление «великой программы федеральных общественных работ», продолжительностью в 20 и более лет. Руководитель Администрации общественных работ Г. Икерс требовал создания постоянно действующей системы общественных работ в качестве своеобразного придатка частнокапиталистической экономики[276 - Шубин А. В… С. 58–59.]. Заместитель военного министра Г. Вудрин заявлял: «Лагеря ССС – предвестники великих грандиозных армий труда будущего»[277 - Яковлев Н. Н. Избранные произведения. ФДР – человек и политик. Загадка Перл-Харбора. М., 1988, с. 158 (Шубин А. В… С. 58)]. Лидер профсоюзов У. Грин по этому поводу заметил, что от идей Г. Вудрина попахивает фашизмом.

В том же 1939 г. вышли знаменитые «Гроздья гнева» Дж. Стейнбека, передававшие настроения безработных американцев и звучавшие грозным предупреждением правящим классам: «… в глазах голодных зреет гнев. В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева – тяжелые гроздья, и вызревать им теперь уже недолго»[278 - Книга Стейнбека была сразу же запрещена во многих Штатах, ее экзепляры публично сжигались на кострах представителями местных властей.].

Однако «в 1939 году правительство не могло добиться никаких успехов. Нельзя было даже предложить новых законопроектов… Впереди лежало открытое море… – по мнению американского историка Р. Тагвелла, – Туман мог развеять только могучий ветер войны. Любые другие меры во власти Рузвельта не принесли бы никаких результатов».

«Ветер войны» пришел в Америку с потоком золота, хлынувшим из Европы, уже чувствовавшей дыхание приближающихся испытаний[279 - Это дыхание почувствовалось уже в американо-франко-английском соглашении 26.09.1936, по которому, «американское правительтство «стерилизует» прибывающее в США золото…». «Формирование вывоза… золота, – отмечал министр финансов США, – вызывает здесь (в США) первые предвоенные настроения». За первые полгода после подписания соглашения изевропейских стран поступило в Америку золота на 380 млн. долл. Общая сумма иностранных депозитов и вложений в США к началу 1937 г. оценивалась в размере 8 млрд. долл. (Беседа К. Уманского с министром финансов США Г. Моргенау 11.04.1937. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 550–553).]. Современные экономисты Ф. Грэм и Ч. Уиттлси назвали происходившее «золотой лавиной». С 1900 по 1913 гг. в США запас монетарного золота рос в среднем примерно на 70 млн. долларов в год[280 - По цене 20 долларов 67 центов за унцию.]. С 1934 по 1939 г., минимальный прирост американского золотого запаса составил 1100 млн. долларов в год[281 - Graham F. D., Whittlesey C. R. The Golden Avalanche. Princeton: Princeton University Press, 1939, p. 14 (Бернстайн П… С. 285)]. К началу Второй мировой, около 60 % всего мирового запаса монетарного золота, находились в США (в 1929 г. – 38, в 1913 г. – 23 %)[282 - Graham F. D., Whittlesey C. R. The Golden Avalanche. Princeton: Princeton University Press, 1939, p. 20 (Бернстайн П… С. 285)]. Американский минфин был даже вынужден «тормозить приток золота», во избежание чрезмерного усиления доллара[283 - К. Уманский – М. Литвинову 04.1937. (Советско-американские отношения 1934–1939… С. 557).].

Золотые резервы центральных банков, тонн[284 - Timothy Green. Central Bank Gold Reserves. World Gold Council. November 1999.].