– Утречь здоба!
Любава заметила оставшихся стоять у поручней Гвидо и его спутника, улыбнулась и поцеловала Максима в щёку, словно подчёркивая сложившийся консенсус: всё изменилось и обжалованию не подлежит.
На душе стало радостно.
Сотник молча зашагал к пристройке на носу тримарана, в которой находилась рулевая рубка болотохода.
– Хорошо спалось? – прогудел бородач Могута, проводив Орловца понимающим взглядом.
– Почти как дома, – сказал Максим. – Далеко мы отплыли?
Могута посмотрел на светозар-светило.
– Лиг на триста южнее. Скоро пройдём мелкодужье и войдём в глубоководье. Побыстрее пойдём.
– Сколько нам осталось до Клыка?
– Около тысячи лиг, через ночь дойдём.
– Тогда я с мелким озабочусь тренингом.
– С кем?
– С моим братом, – рассмеялась Любава. – Так как мне тоже делать нечего, то я присоединюсь к вам. Чем ты займёшься потом?
– Потренирую ворона, чтобы не забывал, и повожусь с хладуном.
– Гвидо хочет подчинить себе одного, – сказал Могута. – Не знаю, хорошо это или нет.
– Пусть попробует, – вдруг согласилась Любава. – Думаю, ничего у него не выйдет, а у нас появится отговорка, чтобы он не мешал нам дальше.
– Вот и отдай своего, – проворчал Максим.
– Хорошо.
– Идёмте в трюм, посмотрим на наших лягушек. – Могута первым направился к шахте в трюм тримарана.
* * *
Тренировкой Максима и Маляты заинтересовались не менее половины бойцов сотни Гвидо, и даже он сам уделил ей внимание, посмотрев на условный ножевой поединок и оценив серию бросков обоих пограничников. Тримаран нередко маневрировал, обходя попадавшиеся на пути «острова», от чего соревнующимся приходилось тщательнее выбирать момент для метания. Но оба почти не промахивались, и Орловец со скучающим видом похлопал в ладоши, словно был мастером повыше классом. Однако от предложения Могуты присоединиться к метателям отказался.
После полутора часов занятий с ножом Максим вынес на палубу клетку с вороном.
Снова вокруг собрались гуляющие по палубам бойцы отряда, поскольку делать им пока что было нечего. Но Максим попросил их наблюдать за учениями с других палуб, чтобы не пугать птицу, и помогали ему только Любава и её брат.
Может быть, Максиму и показалось, что ворон ему обрадовался, но он так раскатисто отозвался на своё имя Герасим, что Любава прыснула, а Малята расплылся в недоверчивой ухмылке.
Вцепившись в плечо хозяина, птица поворочала клювом из стороны в сторону, потопталась, пощёлкала клювом и выдала ещё несколько «слов»:
– Дррамма! Горессим! Харртррога!
Любава расхохоталась.
– Надо же, разговорился!
– Переведи.
– По-моему, и так всё понятно. Товарищ спал спокойно, а ты его разбудил. Вот он и жалуется.
– Распустил ты летуна, – укоризненно качнул головой Малята. – Так он вообще скоро начнёт требовать, чтобы его не трогали.
– Не начнёт. Герасим, полетай! – Максим подбросил птицу в воздух, и та, взмахнув полуметровыми крылами, ввинтилась в небо.
Некоторое время все смотрели на ворона, наматывающего круги над кораблём. Тримаран сейчас шёл под парусами, давая отдых «живым двигателям» – китоврасам, и серые полотнища загораживали небо, поэтому изредка птица пропадала за ними.
Ветерок принёс говор наблюдателей на других палубах. Бойцы сотни были людьми простыми и с интересом обсуждали манёвры ворона.
– Не улетит? – осведомилась Любава.
– Куда? – хмыкнул Малята. – До ближайшей суши сто лиг, полетает и вернётся. Макс, прикажи ему.
Максим сосредоточился на мыслепередаче и через несколько секунд уловил ответ: ворон передавал ему не слова, а ментальные сигналы-эмоции, что понял хозяина и подчиняется. Спустя ещё пару секунд он круто спикировал на Максима из-за паруса и сделал над ним пируэт, восхитивший зрителей.
– А ты боялась, – назидательно сказал Малята, словно это он управлял птицей.
– В таком случае его можно отправить на разведку, – предложила Любава.
– Я тоже об этом подумал. – Максим сосредоточился, поймал волну ворона и стал видеть его глазами.
Он давно научился мысленно управлять птицами, а иногда мог и разговаривать с животными Роси. Во всяком случае, гиганты-клювары и ещё более могучие китоврасы понимали гостя из России и относились к нему дружески.
Ворон поднялся выше, под струи сизых облаков.
Горизонт раздвинулся, качаясь под разными углами, как поверхность плато под ногами нетрезвого человека: Герасим вертел головой, разглядывая болото. И хотя формат его зрения не совпадал с бинокулярным человеческим, вследствие того что глаза у птиц смотрели чуть ли не в противоположные стороны, Максим без усилий приспособился к нюансам птичьего зрения.
На «юге», куда и направлялся болотоход, небо темнело, предвещая изменение погоды. Настоящих штормов или тайфунов, как на земных морях, на Великотопи не рождалось, но бури бывали, и попасть под удар стихии никто не планировал.
На «севере», откуда и шёл тримаран, наоборот, небо светлело с каждой минутой, и скоро должен был проявиться эффект «двойного светозара»: в противоположной от светила стороне из синих глубин небосвода проступал пузырь второго солнца. Ненадолго, всего на несколько минут. Заканчивалась феерия тем, что второе светило расширялось кольцами, и на его месте ещё долго – часа два – чернела настоящая дыра. Хорос объяснял эффект «дробной мерностью» мира Великотопи, но что это было на самом деле, не ведал и он. Максим, когда ему полгода назад показали феномен, предложил слетать к дыре и посмотреть на неё вблизи. Но аппараты тяжелее птиц в пространстве Роси летать не могли, и авиации как таковой у жителей мира не было. Не появились даже аэростаты и воздушные шары, что для Роси оказалось благом при наличии у её врагов планов завоевания страны.
Глянув на «восточную» и «западную» стороны света, Максим «вернулся» в свои глаза.
– Всё спокойно, болото занимается своими делами. Слева проплываем мимо большого рифа с семейством водолагов, справа видны поля планктона, резвятся скаты.
– Может, акулефы? – загорелся Малята. – Вот бы подстрелить!
– Остынь, охотник! – проворчала Любава. – Вороньими глазами смотрел?
– Естественно. И кажется, мы плывём прямо в сердце шторма или по крайней мере в бурю.