Атлантарктида. Дикий, дикий Норд. Из глубины

Лобанов подал кофе, посмотрел на Пальковского.

– Вам тоже сделать, товарищ полковник?

– Спасибо, не надо. Предлагаю обращаться по имени-отчеству, а не по званию. Хорошо? Мне бы хотелось взглянуть на наше будущее транспортное средство, это возможно?

Вербов посмотрел на приятеля.

– Почему бы и нет? – отозвался Лобанов. – Экипаж ещё проверяет оборудование, пойду доложу капитану и покажу машину.

Он ушёл и через несколько минут вернулся.

– Добро получено, идёмте.

Вершинина допила кофе.

Вышли из кают-компании, встретив кока, поднялись в коридор первой внутренней палубы ракетоносца, провожаемые взглядами попадавшихся по пути матросов (Лобанов ориентировался в лодке свободно, не раз посещая атомоходы), пролезли через люк в верхний отсек лодки, где был закреплён глубоководный батиплав.

На лодку его грузили чуть ли не сутки, со всеми предосторожностями, чтобы ненароком не повредить судно, состоящее из двух корпусов, но всё обошлось, батиплав уместился в отсеке, приспособленном для выдвижной акустической антенны, хотя его пришлось положить на бок, плашмя.

Возле него возились у стойки с приборами двое парней в таких же комбинезонах, какие теперь должны были носить все члены экспедиции.

– Вот наш «Краб», – гордо сказал Лобанов, успевший полюбить новый аппарат. – Это мои парни, Иван Сомов, моторист.

Один из парней, шатен с чубчиком, сказал «здравия желаю».

– И Владимир Пинчук, бортинженер.

Второй член экипажа «Краба», широкоскулый блондин, мельком посмотрел на компанию и полез в глубь аппарата.

– Серьёзный мальчик, – улыбнулась Вершинина.

– С параметрами батиплава знакомить? – повернулся Лобанов к Пальковскому. – Не ходили на таких машинах?

– На батискафах плавал, – ответил спец по НЛО-НПО вежливо, – на дизельных подлодках.

– В таком случае вас ничем особенным не удивишь, разве что глубиной погружения: «Краб» может опускаться на два с половиной километра. Волдырь видите на носу? Это лазерно-водяная термопушка, плавит лёд толщиной до десятка метров. А на корме у него спецкессон для выпуска водолазов, оборудован липучкой для пристыковки к повреждённым батискафам. Кроме того, на борту есть мини-роб – подводный разведчик с телекамерами, ну и наборы инструментов.

– Это славно, – сказал Пальковский, оценивающе разглядывая корпус аппарата. – Инструменты нам пригодятся.

– Вы так думаете?

– Уверен.

Лобанов и Вербов переглянулись.

– Антарктида – континент замёрзших тайн, – с улыбкой пошутила Вершинина. – Кто знает, с чем нам придётся столкнуться.

В отсеке появился светловолосый верзила в форме капитан-лейтенанта – старпом лодки по фамилии Колодяжный.

– Товарищи, просьба разойтись по каютам, через полчаса стартуем.

– Официальных прощальных речей не предвидится? – осведомился Лобанов.

– Никак нет.

– Тогда мы начинаем упаковываться. Ваня, Володя – заканчивайте осмотры, по местам.

Вышли из отсека, спустились на среднюю палубу третьего отсека, где располагался жилой сектор лодки с кают-компанией, камбузом, санитарными и медицинскими отсеками. Поскольку в группе была женщина, ей выделили отдельную каюту, остальные расположились по двое: Вербов с Лобановым, моторист с бортинженером и Пальковский с Дрёмовым, археологом экспедиции.

Археолог уже находился в каюте, знакомиться с лодкой он не захотел, ему представили спутника, Вербов и Лобанов проводили Ингу до её каюты и расположились в своём кубрике с двумя койками, оборудованном всеми необходимыми удобствами для отдыха, в том числе – компьютером.

– Тебе не показалось, что этот наш седой спец по археологии не от мира сего? – спросил Лобанов, укладываясь на койку. – Говорит одно, думает о другом, взгляд отрешённый.

– Учёные многие такие, – простодушно ответил Вербов. – Поживём – увидим.

О Дрёмове он не думал, думал об Инге, согласившейся на участие в рискованнейшем предприятии в глубинах Антарктиды, и о причинах, заставивших её это сделать. Отношение майора ФСБ к мужчинам имело какое-то объяснение, и хотелось верить, что строга она не со всеми.

Антарктида, станция «Южный полюс»

17 декабря, полдень

Погода продолжала радовать необычным теплом: в районе станции температура впервые превысила рекордные минус восемь градусов по Цельсию, – и настроение у полярников, и без того почти праздничное после открытий, сделанных «Глазастиком» на дне озера Восток, поднялось ещё выше.

На сеансы связи с глубоководным роботом ходили как в кино – в штабной модуль набивалось по двадцать с лишним человек. Но терпели, время от времени проветривая тесное помещение, с жадностью разглядывая подводные картины, передаваемые телекамерами «Глазастика».

Уже всем, даже завзятым скептикам, было понятно, что робот наткнулся на неплохо сохранившееся искусственное сооружение на дне озера, и среди полярников то и дело вспыхивали споры: что это за сооружение, для чего предназначено и кто его строил. Сходились в одном: создавали комплекс, названный Куполом, древние жители Антарктиды. Но были ли они людьми или же какими-нибудь динозаврами, никто сказать не мог. Ждали новых открытий. И они не замедлили появиться.

Кроме Купола были найдены «змиевы валы» или «щупальца», сходящиеся к нему наподобие кровеносных сосудов на человеческой руке, или, скорее, как щупальца медузы, обрамлявшие её тело, а также некий столб, венчающий один из трёхметровой высоты валов, засыпанных донными отложениями.

Это была скала такой правильной геометрической формы, что её назвали Ростральной Колонной, а потом стали называть просто Колонной. Цвет скала имела красно-бурый, и на фоне зеленовато-жёлтых метангидратов и палевых донных отложений она выглядела инородным телом. «Глазастик» снял её со всех сторон, снимки были переданы в Москву через спутник, и учёные мужи в столичных университетах засобирались в Антарктиду. Обнаружение следов древней цивилизации обещало не только фонтан открытий, но и «водопад» разного рода премий вплоть до Нобелевской.

В полдень начальник станции решил упорядочить присутствие в штабе сторонних наблюдателей.

– Прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей, – сурово заявил он. – Подготовьте отчёты о проделанной за два дня работе, буду спрашивать жёстко и ответственно. Превратили подводные съёмки в наркотик, понимаешь, а субмарина стала шприцем. Знайте меру!

– Меру-то мы знаем, – разочарованно пошутил один из полярников – гляциолог, которому вообще нечего было делать в командном модуле, – да разве её выпьешь?

Посмеялись, начали расходиться, окунаясь в необычно тёплое лето Антарктиды.

Пименов дождался, когда помещение опустеет, хотел приоткрыть дверь, чтобы проветрить всё строение, и в это время в модуль ворвался Васюченко:

– Дрон!

– Чего? – удивился начальник станции.

– Над нами дрон летает, – доложил заместитель, – беспилотник!

– Чей?!