Игрушка Двуликого

…Спустились по лестнице, вышли через каш’ши[48 - Каш’ши – дословно «высокая дверь» – дверь, через которую входят старшие мужчины рода и самые уважаемые гости.] и оказались в перекрестии взглядов слоняющихся по двору Аттарков.

Конечно же, незашнурованный ворот увидели все. И ожерелье – тоже. Что интересно, мужчины смотрели не столько на украшение, сколько на видимую часть груди. А женщины, не отрываясь, пялились на камни. Видимо, пытаясь оценить стоимость сделанного дара.

Меня злило и то, и другое – и грудь, и ее хозяйка принадлежали МНЕ! А стоимость того, что мне подарила Мэй, нельзя было выразить и ведром слез Эйдилии!

Увы, моя гард’эйт считала по-другому – с каждым новым взглядом она чувствовала себя все увереннее и увереннее. И чуть было не плавилась от удовольствия.

Мои мучения продолжались сравнительно недолго – когда мы подошли к непривычно безлюдной тренировочной площадке, нас догнала Шарати и, поравнявшись с Мэйнарией, тихим шепотом сообщила ей, что по а’дару свадебный дар полагается носить поверх араллуха.

Ожерелье тут же переместилось на нужное место и вызвало непередаваемый восторг девчушки:

– Ух ты, какая красотища!!!

– Взято кровью… – не преминула сообщить Мэй. – В моем присутствии! Представляешь?

Дальнейшего щебетания я не услышал, так как поймал взгляд спешащего к нам Унгара Ночной Тиши. И приготовился к неприятностям…

Глава 6

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Второй день третьей десятины второго травника

…Тот, кто когда-то выпустил на свет[49 - На Горготе считают, что талантливые скульпторы не ваяют, а лишь выпускают на свет содержащуюся в камне душу.] душу этого камня, был эйдине[50 - Эйдине – тот, чей дух заблудился в густом тумане. То есть сумасшедший.]. Или истинным потомком Бога-Воина. Ибо ни один обычный человек не смог бы увидеть в нем то, что сейчас стояло в центре рей’н’и’ола.

Человеческий нос с раздутыми ноздрями, широченные скулы, глаза под сдвинутыми бровями – и скошенный назад лоб, остроконечные ушки, звериная пасть…

Могучая шея, широченные плечи, руки, перевитые вздувшимися от чудовищного напряжения мышцами, – и звериные лапы с когтями, сделавшими бы честь самому огромному льву…

Мощная, как у молотобойца или каменотеса, грудь, четко выделяющаяся арка ребер над животом – и жуткая, изломанная грань изменения, накатывающая на еще почти человеческий верх со стороны звериного низа…

Смотреть на Бастарза было жутко: от его фигуры веяло такой нечеловеческой мощью, что хотелось вжать голову в плечи, опустить взгляд и медленно-медленно пятиться к выходу из пещеры. Туда, где светит солнце, щебечут птицы, а в шелесте травы можно услышать дыхание Жизни. Но не смотреть на него было нельзя – добрые две трети собравшихся в святилище хейсаров не сводили с меня глаз и ждали хотя бы тени эмоций, которые можно было бы счесть неподобающими для гард’эйт. Поэтому я старательно держала лицо и не отрывала «восхищенного» взгляда от копья[51 - Копье – любимое оружие Бастарза. Хейсары считают его символом несокрушимой мощи и неминуемой победы.], зажатого в лапе Снежного Барса, пока густой бас, прозвучавший из тьмы, клубящейся за спиной Бога-Отца, не заставил меня похолодеть:

– Кто вы и что привело вас в рей’н’и’ол, воины?![52 - Гард’эйт живет жизнью майягарда. Поэтому увей обращается к троице именно так.]

– Я – Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, пришел принести Барсу дары за спасение баас’ара[53 - Баас’ар – дословно «мальчик, которому покровительствует Бастарз». Т. е. ребенок мужского пола в возрасте до пяти лет.] первой крови…[54 - Первая кровь – сыновья старшего отца рода, его наследника и т. д.]

– Я – Кром Меченый, ори’шер рода Аттарк, пришел поблагодарить Барса за ниспосланный мне знак…

– Я – Мэйнария Скользящая Следом из рода Аттарк, пришла выполнить обещанное…

Несколько долгих-предолгих мгновений в пещере стояла мертвая тишина. А затем ее разорвал хриплый голос одного из аннаров. Судя по вышивке на араллухе, то ли Максуда, то ли Оноирэ:

– Кром по прозвищу Меченый! Ты ведь служишь другому Богу, не так ли?

Даже не касаясь Крома, я почувствовала, как он напрягся:

– Кто ты, пытающийся говорить голосом Барса?

По лицам остальных аннаров промелькнули насмешливые улыбки. А в глазах того, кто усомнился в праве моего мужа вознести дары Богу-Воину, полыхнула ненависть:

– Я – Диртас Расколотая Скала, аннар рода Максудов! И говорю не голосом Барса, а голосом своих предков!!![55 - Голосом предков – т. е. согласно а’дару.]

– Скажи мне, Диртас по прозвищу Расколотая Скала, ты, хейсар по крови и духу, знаешь, что такое благодарность?

Максуд аж поперхнулся:

– Я?!

– Да, ты! И если все-таки знаешь, то скажи, где она заканчивается. Чтобы твои сыновья, стоящие здесь, в рей’н’и’оле, ненароком не вышли за ее границы!

От вспыхнувшего лица хейсара можно было воспламенить трут:

– У моей благодарности границ НЕТ!!!

– Тогда почему ты удивляешься тому, что я, слуга Бога-Отступника, хочу воздать должное Богу-Воину? Или ты считаешь, что кровь, пролитая мной, менее горяча, чем та, которую когда-то проливал ты?

Расколотая Скала пошел пятнами – еще бы, Кром прилюдно выставил его на посмешище. Причем дважды: сначала усомнился в его способности воздавать по справедливости, а потом недвусмысленно дал понять, что Диртас уже не ори’шер, а н’нар!

Окажись я на месте Максуда – умерла бы от стыда. Или вызвала бы Крома на поединок. Этот – утерся. Вернее, попытался удержать лицо.

– Я не удивляюсь, а хочу убедиться, что ты понимаешь, куда именно пришел!

На лицах собравшихся в пещере хейсаров замелькали улыбки. В основной массе – насмешливые. Кром смеяться не стал – ляпнул такое, что у меня затряслись поджилки.

– Есть я, есть мое Слово и есть Барс… Ну, и где тут ты?

Аннар рода Максудов схватился за наш’ги, но ответить на оскорбление не успел – рядом со статуей Бастарза возникла высоченная – ничуть не ниже Крома – фигура и рявкнула на всю пещеру:

– Достаточно! Кром по прозвищу Меченый – ВОИН!! А тот, кто в этом сомневается, может посмотреть на его посох!!!

Я чуть не лопнула от гордости – на посох моего мужа стоило посмотреть и просто так! Чтобы ужаснуться тому количеству жизней, которые он забрал. А потом вдруг поняла, почему святилище называют местом «где тебя услышат» – голос увея[56 - Увей – верховный жрец Бастарза.], отразившись от невидимых стен, ударил по ушам сильнее, чем рев тревожного рога!

Несколько мгновений в пещере было тихо – те, кто еще не видел Посох Тьмы, пытались разглядеть Путь, а те, кто имел такую возможность, молча ждали начала речи. И дождались – подойдя к нам, верховный жрец Бастарза по очереди заглянул нам в глаза, потом вырвал из ножен кривой клинок и вскинул его над головой:

– У-уэй! У-уэй!! У-уэй!!!

…К моему искреннему удивлению, в отличие от братьев во Свете, говорил он недолго и по делу, не пытаясь поразить нас ни красотой, ни глубокомысленностью речи:

– Воин – это человек долга. Долга перед Богами, своим народом, сородичами и самим собой. Каждый его поступок – служение. И не только Барсу – воин, защитивший женщину, возносит Дар Эйдилии, вступившийся за несправедливо обиженного становится рукой Найтэ[57 - Найтэ – богиня добра и справедливости. Жена Бастарза. По представлениям Хейсаров, абсолютно бесстрашна и способна вывести эйдине из чертогов Хэль.], а предотвративший набег или войну на какое-то время возвращает на Горгот дух Даттара[58 - Даттар – бог мира и спокойствия. Убит Бастарзом.]. Тот, кто этого не видит, – слеп, даже если его глаза способны узреть парящего в небе орла или ползущего по травинке муравья. Поэтому я, увей, говорящий голосом Барса, протягиваю этот вар’дан[59 - Вар’дан – дословно «отнимающий жизнь».] тому, кто понимает ценность Первой Крови! Тарваз Каменная Длань?

– Да, увей?

– Бастарз смотрит на тебя!

…Не успело отзвучать эхо последней фразы, как в пещере вспыхнуло еще десятка два факелов, и их свет, разорвав почти кромешный мрак, осветил и высоченный потолок, покрытый устрашающими кроваво-красными иглами[60 - Сталактиты.], и жуткие алые колья[61 - Сталагмиты.], торчащие из «пола» за спиной статуи, и бурые каменные потеки, напоминающие следы крови, оставшиеся после Битвы Богов. Еще через десяток ударов сердца справа и слева от нас раздался слитный скрип, и я, скосив глаза, увидела, как дюжий помощник увея поворачивает висящий на цепях массивный металлический лист, отполированный до зеркального блеска.

Вспышка – и свет факелов, отраженный листом, остановился на жертвенном камне, прежде прятавшемся в густой тени. И тут же за нашими спинами раздалось испуганное блеяние барана.