Проклятие короля

Лагар заскрипел зубами:

– Лечил… Пока был жив… Но недолго… Щетина говорит, что разбойников было слишком много…

– Не верю, – отрицательно покачал головой эрр Маалус. – Маги из боевой четверки не могли не заметить засаду!

– У разбойников был иллюзионист…

– Тогда понятно… – пробормотал маг и, сгорбившись, уставился в пол. Заплакать у меня не получилось. Так же как и прикрыть веки – я, не отрываясь, смотрела на брата и ждала продолжения рассказа. А он почему-то молчал. Поэтому заговорила я:

– Ну, и что собираешься делать, Лагар?

– С утра возьму три десятка воинов, эрра Стрега и эрра Гвилла, и уеду в Наргин… – не глядя на меня, ответил брат. – Тело отца уже там. Распоряжусь, чтобы его перевезли сюда, а потом найду этих тварей и… отправлю их к Темному Жнецу…

– Простите, что вмешиваюсь, ваша милость, но воинов желательно брать побольше: говорят, что разбойники из предгорий Ледяного хребта не боятся ни короля, ни Создателя, ни Темного Жнеца[43 - Ни Создателя, ни Темного Жнеца – соответствует нашему «ни Бога, ни черта».]. А еще берегитесь иллюзиониста – если его уровень выше второй категории, то он… Хотя против Огнива и Умника…

– Иллюза уже нет… – скривился Лагар. – Его зарубил Молчун. Так что там – одна пехота…

– А… сам Крегг? – спросила я.

– Выжил только Щетина… – вздохнул брат. – И тот непонятно как… Ладно, Мел, я пошел собираться. Когда вернусь – не знаю. Присмотри за замком, ладно? И… выздоравливай…

– Присмотрю… – пообещала я. А потом, сжав кулаки, добавила: – А ты найди их… И убей… Как можно медленнее…

Глава 10

Крегг Молчун

Холодный порыв ветра, ворвавшийся в открытую настежь дверь, пах мокрой овечьей шерстью и навозом. А еще свежескошенной травой и почему-то земляникой. Я открыл глаза, прислушался к звукам, доносящимся до меня снаружи, и вздохнул – там, за стенами кошары, шел дождь. А значит, появления проклятой Темным Жнецом знахарки надо было ждать еще как минимум сутки.

Мрачно покосившись на свою изуродованную левую руку, я скрипнул зубами и еле удержался от стона – заныли обломки сломанных зубов, рассеченная прикосновением чьего-то клинка щека и обрубок уха.

«Живой труп…» – мрачно подумал я. И замер – сквозь блеяние овец до меня донесся донельзя раздраженный незнакомый женский голос:

– …сначала загони овец!

– Мрак! Ну, и что же ты стоишь? – тут же заорала Марыська и щелкнула бичом.

«Добралась?» – подумал я и с надеждой уставился в серую пелену дождевых струй в дверном проеме.

Ждать пришлось не особенно долго – буквально через минуту из сплошной стены воды появилась овечья морда, а затем в кошару хлынула загоняемая здоровенным магарцем[44 - Магарец – порода пастушьих собак.] отара.

Увидев своих товарок, все пять привязанных к моему ложу овец жалобно заблеяли и попытались оборвать удерживающие их на месте веревки.

Я криво усмехнулся: животные явно чувствовали, как моя печать Чужой крови тянет из них жизнь.

– Вон еще две! Да куда же ты понесся, Мрак?! – Судя по громкости голоса, Марыська подошла к самой кошаре и теперь следила, чтобы ни одна из вверенных ей овец не осталась снаружи.

Минута ожидания, и я услышал еще одну ее фразу. Почему-то произнесенную просительным тоном:

– Заходи, Ярена!

Однако вместо ожидаемой знахарки в дверном проеме появился силуэт закутанного в плащ ребенка. Решив, что Ярена пришла в Седое урочище не одна, я перевел взгляд на следующий силуэт. И не сразу сообразил, почему Марыська закрывает за собой дверь.

– Зажги лучину! – проскрипел «ребенок», и я удивленно вытаращил глаза: судя по тембру голоса, ему было как минимум лет пятьдесят!

Марыська с трудом подтащила тяжеленную створку к косяку, кое-как задвинула засов и, сняв с себя мокрый плащ, двинулась к оконцу, затянутому бычьим пузырем.

– Шевелись, девка! – подала голос знахарка, стараясь, чтобы ее рычание звучало потише.

– Сейчас… Кресало найду…

…В свете лучины Ярена показалась мне ожившим воплощением Темного Жнеца: седые спутанные волосы, темное, почти черное лицо, кривящиеся в очень неприятной гримасе губы, крючковатый нос, пара здоровенных родинок на раздвоенном подбородке. И тяжелый взгляд исподлобья. Впрочем, стоило мне пошевелиться, как на ее лице мгновенно расцвела улыбка, а в глазах мелькнул самый настоящий страх:

– Добрый вечер, ваша милость! Вы хотели меня видеть?

Я утвердительно кивнул.

– Я к вашим услугам…

– Рука… Ключица… Ребра… – выдохнул я. – Нога…

Знахарка свела брови у переносицы, немного подумала и растерянно захлопала ресницами:

– Что, кости срастаются не так?

Я снова кивнул.

– Так я же не жрец, ваша милость! – сообразив, что от нее требуется, затараторила старуха. – Силы у меня почти что и нету! Я это… боль снять могу… несильную… Кровь заговорить, если рана махонькая… Роды ускорить… Бельмо свести… Бородавки… А тут вона сколько чего надо!

– Сломать и свести вместе… Правильно… Сможешь? – дослушав ее до конца, спросил я.

– Старая я, ваша милость! – перепуганно отшатнулась знахарка. – Где у меня столько здоровья-то? Да и боль будет ужасная!

Я потянулся к шее, выпростал из-под обрывков кольчуги связку амулетов и, нащупав нужные, по очереди показал старухе.

– Печать Бесчувствия? Печать Великой жизни? Печать Великого восстановления?

– Ну да… Может и получиться… Только боязно мне как-то, ваша милость! Да и чем ломать-то?

Я ткнул пальцем в невысокий каменный «стол», на котором Марыська разложила все найденные в кошаре «инструменты».

– Меч? Молоток? Долото? Камень? Да вы что, ваша милость! Для этого я уже слишком стара… – Сделав еще один шаг назад и упершись спиной в стену кошары, Ярена выставила перед собой ладони. И продемонстрировала трясущиеся пальцы.

Я хмуро посмотрел на Марыську.

– Золотой, если сделаешь все правильно… – пробормотала она. И вытащила из кармана вырезанную из моего пояса монету.

Мда. Девушка оказалась права – стоило старухе увидеть деньги, как ее пальцы перестали трястись, а в глазах появилась алчность.