Куда кого посеяла жизнь. Том X. Романы. Повести

Подъехав к дому – опять задрожал от ужаса: на большой спаренной лавке, лежала …Акулина, вся окровавленная и мокрая. Он бросился к ней, схватил за руки – они были холодными, как лед…

Петр оглянулся вокруг – под стеной дома, на стуле сидела опухшая тетя Зина, с обеими девочками на руках. Они тоже опухли от плача и только тихонько всхлипывали. Сновали туда-сюда какие-то женщины, что-то делали, может, готовили. Петра как будто бы тоже чем-то стукнули по голове, он просто ничего не понимал…Утром выезжал – всё и все были на месте, провожали его, а сейчас – опять несчастье…Да что же это за проклятие такое на меня! – зло крикнут Петр в небо – ну, нет, я все равно не сдамся и жить буду!» .

Подошел к тете Зине, это она, оказывается, обнаружила Акулину…в колодце. Они готовили на кухне обед, тетя занималась с девочками, Акулина сказала, что пошла к колодцу, принести ведро воды…

Потом её долго не было и Зина, вместе с детками, отправилась к колодцу, посмотреть, в чем там дело. У колодца Акулины не было и у родника тоже. Но, когда тетя подошла ближе – увидела кровь на ручке ворота для подъема воды, а заглянув в сам колодец, – увидела там тело Акулины…Потом позвала людей, они вытащили тело и вот положили его на лавку – это все, что могла сообщить Петру тетя Зина…

На другой день из волости приехала следственная группа. По их заключению, Акулина, подняла воротом ведро воды, но так как не имело опыта общения с колодезным воротом, поднимая колодезное ведро, чтобы перелить в то ведро, с которым пришла, она стала как раз напротив металлической ручки подъема ворота, а потом –или поскользнулась, или ведро с водой выскользнуло у неё из рук и полетело обратно в колодезь, она возможно, пыталась его поймать, нагнулась, но цепь, натянувшись, провернула подъемный барабан в обратную сторону, а барабанная ручка ударила Акулину по голове, а вторым ударом, возможно, опрокинула её в колодец. Как бы то ни было, Акулины хватило только на неделю…Её тоже похоронили рядом с Марией и Клавой на местном кладбище. Акулина была четвертой по счету попыткой найти жену для Петра Лебедя…

После этого случая, женщины стали обходить Лебединский хутор десятой дорогой, считая его каким-то заколдованным, проклятым, местом. Понятно, что другого объяснения, никто, даже сам Петр и родственники, найти не могли…

Петр снова, вольно- невольно вспоминал слова старой никопольской цыганки. Выходит сбываются её предсказания…И брата потерял тогда, и четыре жены уже через него прошло , и опять все вернулось к тому времени, когда он вернулся из Крыма. Только он тогда вернулся с любимой Марией, полный радужных надежд, а сегодня – он один, с двумя малолетними детьми и, с хоть и молодым, но уже довольно жестоко истерзанным сердцем…Что же ждет тебя, Петя, дальше –спрашивал он себя, неужели все эти напасти не закончатся?. Что же мне делать теперь, сейчас!? Ведь явно надо что-то менять! Только –ЧТО и, главное, – КАК?. Менять место – так я не могу, это наш семейный корень, а может место хочет поменять…меня? – и такие мысли появлялись в голове Петра.

Жизнь сама внесла свои коррективы – началась война с Германией. Первая Мировая – назовут её позже…

Петр был согласен пойти на фронт, может что-то поменяется в его судьбе, а может суждено ему там остаться…навсегда. Обращался к волостному военному начальству, но его в армию не брали – возраст, а потом – двое детей, без матери, – куда их девать. Да и надеялись, что война скоро закончится…

Но все оказалось гораздо сложнее и дольше. Война и не думала заканчиваться, ни через год и не через два.

Где-то через год, с лишним, после её начала, повестку на призыв в армию, получил и Петр. Он даже обрадовался и не стал искать какие-то освобождения и льготы. Поехал в село, где раньше жила Клава, посетил дом её матери. Самой матери уже не было, жил там старший брат Клавы, с женой и сыном. Петр уговорил их переехать в его хутор, жить там, как хозяева, пользоваться всем, что там имеется, следить, конечно за всем, особенно, за кузницей, она стояла закрытой, короче говоря – жить там нормальной жизнью до тех пор, пока он не вернется с войны. Если ему не будет суждено вернуться – они могут там жить всегда, или продать усадьбу, но обеспечить будущее его дочек Марии и Клавы. Такое распоряжение Петр сделал и в сельской общине, чтобы все было по закону и потом не было возникающих проблем. Все было оговорено, записано и сторонами подписано…Петр мог идти в армию с уверенностью, что в его хозяйстве будет порядок, а детки будут в его отсутствие – под присмотром родных людей. Главное – на хозяйстве оставалась и тетя Зина. Она уже знала – где, что и как, поэтому, её племяннику с семьей будет с ней только лучше…Петр явился на призывный пункт в Никополь, потом пароходом, на сборный пункт, в Херсон, а оттуда, после непродолжительной подготовки, был отправлен на фронт. Все сразу, вместе – хозяйство, кузница, хутор, жены, дети, все неприятности – ушли куда-то далеко, далеко и, дай Бог, чтобы он, Петр, когда-то ко всему этому вернулся…по-хорошему…живым, а там будет видно – с такими мыслями , Петр медленно двигался на Запад, в сторону боевых действий.

Было начало лета 1916 года, когда Петр прибыл туда, куда его направили. Определили его в артиллерию, скорее всего ,как кузнеца, имеющего дело с металлом. Так как специальной подготовки он не имел, то был прикреплен ездовым к гаубичному орудию. Его задачей было обеспечение передвижения орудия с места на место. Когда он прибыл на батарею – сразу пошли проблемы с его обмундированием. Батарейный старшина – фельдфебель, не имел в наличии ничего, что можно было бы одеть на Петра – особенно верхней одежды – шинели, сапог, шапки, да и простого солдатского обмундирования, для него , не было ни в батарейном, ни в полковом, запасе. Ну, шить же для него специально никто не будет, а одеть просто нечего, так и служил Петр некоторое время при своих лошадях в гражданской одежде. Старшина пообещал поискать по большим складам, но намечалось большое наступление в Карпатах, и всем было не до поисков нужной формы для какого-то солдата…

Боевое крещение Петр получил уже через несколько дней. Какое-то специальное подразделение германской армии, на рассвете, окружило батарею, где служил Петр, с целью уничтожить её. Три орудия, на определенной дистанции, стояли на позиции, на вершине холма, обслуживающий персонал и батарейные командиры, тоже находились там. А коноводы – ездовые, с лошадьми, как и положено, по военным правилам, располагались в низине, в замаскированном укрытии.

Группа немцев где-то просочилась через наш передний край, вышла на место дислокации батареи и напала на ничего не подозревавших и не ожидавших нападения с другой стороны, артиллеристов. Завязался неравный бой. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но на беду для немцев – у русских был коновод – Петр…

Как потом рассказывали коноводы других орудий, услышав наверху крики и выстрелы, Петр схватил металлический лом, пристегнутый к орудийной упряжке, и бросился к батарее, успев только крикнуть: « Присмотрите за лошадьми!». Больше они Петра в тот день не видели. Через несколько минут к расположению батареи, подлетел казачий отряд. Нескольких убегающих немцев они порубали, а одного взяли в плен, пожалели, он по – русски, кричал: «Сдаюсь, Сдаюсь!». Оказался –чехом, свободно говорил по русски. Он рассказал, что когда они напали на батарею, старались делать все тихо, но не получилось – кто-то стрельнул, кто-то вскрикнул…И вдруг из-за бугра выскочил какой-то не человек, скорее –дьявол, в гражданской одежде и с блестящей железной палкой в руках. В течение нескольких минут, он уничтожил половину их группы, остальные в страшном испуге, бросились бежать , прямо на русские окопы, а тут казаки подоспели, так что никто из немцев, добежать никуда не успел…

Как докладывал командир казачьей сотни, командиру полка: «Когда казаки прискакали на батарею, там никого в живых уже не было. С десяток немцев бежали вниз, в сторону наших окопов, мы их догнали, а потом прошлись по батарее. У одного из орудий – гора тел; показалось – вроде бы кто-то шевелится. Разбросали трупы – а там мужик! Наш, живой, гражданский, не знаю, как он там оказался. Весь в крови, в синяках, царапинах, порезах, но живой, даже пытался встать передо мной! Он там человек пятнадцать – двадцать уложил. Ну, могучий парень! Мы его в госпиталь отправили, но, думаю, у него ничего страшного нет».

Петра в госпитале посетил сам командир полка, там же вручил ему первый георгиевский крест 4-й степени и, в присутствии сопровождающих его офицеров и врачей, пожал руку и спросил, чтобы он хотел попросить у командования полка. Петр просто сказал: «Мне бы форму солдатскую подобрать, а то неудобно как-то в своем воевать, тем более, на мне все изорвали!» Полковник недоуменно посмотрел в сторону своего адъютанта и бросил: « Через неделю – доложишь об этом мне!». Кроме как чудом, объяснить было нельзя тот факт, что с ломом в руках, разобравшись с целой группой вооруженных и подготовленных немцев, Петр не получил ни одного серьезного ранения. Через две недели его выписали из госпиталя, могли бы и раньше, но не была готова пошитая, специально для него, солдатская форма.

За год пребывания на фронте, на груди Петра появились все четыре степени Георгиевских крестов, он получил звание подпрапорщика. Никогда он не прятался от пуль и снарядов, много раз принимал участие в рукопашных схватках, и горе было тому противнику, кто попадался на его пути…

Нет, он не искал смерти, он, наоборот, думал о жизни и своих маленьких девочках, которых надо обязательно вывести в люди, а кто это сделает, если не он.

После одной из немецких газовых атак, Петр получил значительную дозу отравления и, после этого, учитывая весь его достойный годовой фронтовой путь, возраст и двоих маленьких детей дома, командир его полка, сам инициировал его демобилизацию. К концу 1916 года, Петр прибыл на родной хутор. Целый и невредимый. А война продолжалась дальше, уже без него. Он сделал свое дело, внес свой вклад, как настоящий русский солдат! А теперь – он, снова – кузнец и…отец! И впереди – уже другие текущие заботы…

Глава 5

За год, поведенный на фронте, Петр внешне почти не изменился, но внутри у него, изменилось многое, Когда он ещё был дома и пережил несколько необъяснимых смертей своих любимых и родных людей, то думал, что это божья кара падает на него одного. Он как-то с этим смирился, – раз уж беда касается только его, значит так надо, значит, в чем-то он это заслужил…но, когда, на фронтовых позициях, и почти каждый день, он видел вокруг себя, десятки и сотни смертей, то поневоле, спрашивал у Неба: – за что гибнут, эти, ни в чем не повинные люди?. Ведь их вина была только в том, что кто-то там, наверху, среди правителей, не поделил что-то – власть, деньги или территорию, а несчастные солдаты, с обеих сторон, убивали друг друга, сами не зная за что, прикрываясь и внутренне оправдываясь, принятой Присягой. Петр понял, что несправедливости на свете гораздо больше, чем он раньше думал, и гораздо больше, чем этому миру её надо. Жизнь его разделилась – до войны и – после. И хотя война где-то продолжалась – для него она закончилась и, дай Бог, – навсегда.

И сам Петр был далеко уже не тот молодой парень, который искал способы закрепиться в этой жизни. Он прибыл в волость, как герой, как старший унтер-офицер. Только за золотого Георгия первой степени, ему полагалось 120 рублей ежемесячного пособия. На одни эти деньги, уже можно было жить, плюс еще ряд других льгот, по налогам и т.п.

Полковой фотограф, перед демобилизацией, сделал Петру подарок – большое фото, в полный рост, с четырьмя Георгиевскими крестами и аксельбантами. Получилось внушительно и красиво. Петру понравилось, он вставил снимок в старинную рамку и повесил в большой комнате, на память. Иногда подходил к фото и разговаривал с собой: « Да, Петя, ты получил самую большую награду от Господа Бога – вернулся домой, с такой войны, даже не раненный! И все же – ну, какой же ты герой, Петя, если без женщины в доме, жить не можешь!». И это было, к сожалению, правда.

По возвращению, Петр внимательно обследовал все свое хозяйство и остался доволен. Брат Клавы с семьей, оказались очень порядочными и добросовестными людьми. Они не просто поддержали осиротевшее хозяйство, они его развивали и приумножали, как свое. А девочки, – Мария и Клава, считали их за своих родителей. Девочки подросли, все по возрасту – понимали, с ними уже проще было общаться и обходиться. Жалко было только, что пока Петра не было, – ушла из жизни их главная нянька, – тетя Зина. Похоронили её в том селе, где она раньше жила…

Петр очень щедро расплатился с родственниками за все, дал приличную, по сельским меркам, сумму на ремонт их дома, до которого, у них, в его отсутствие, руки не доходили. А потом – просто попросил – пожить еще у него, делать все, как делали, не обращая на него внимания, он не будет пока вмешиваться в хозяйственные дела, а займется главным делом своей жизни – кузницей….Сколько времени она сиротою стоит и ждет его внимания. А еще- он очень серьезно займется поиском, именно поиском, женщины, которая взяла бы на свои плечи – и его, и детей и хозяйство. Как только все образуется – они поедут домой. Он их и сейчас не стал бы удерживать – но надо…Родственники согласились.

Уже в тот же день, из кузницы полетела паутина и пыль, а к вечеру – запел давно остуженный горн и, наконец, хутор услышал дуэт молота и наковальни…Петр разминал руки.

По шляху, в то время, уже ходила почтовая карета. В неделю карета делала один рейс. Туда и обратно. Никополь – Екатеринославль –Никополь. Петр разослал письма бывшим своим заказчикам и знакомым, чем ставил их в известность, что он на месте и готов выполнять заказы по кузнечным поделкам, особенно, по художественной ковке. Стал ждать и готовиться. Завез необходимый металл, на первый случай, делал пробные изделия по эскизам, сохранившимся ещё от Клавы…

Как-то после обеда, к нему заехал староста села. Петр как раз сидел под дубом, на скамейке, отдыхал после обеда. Староста сошел с брички, поздоровался, они еще не виделись после возвращения Петра с фронта, поздравил с возвращением и высокими наградами (вся волость уже знала об этом) и, без обиняков, сказал: » Знаешь, Петро, тут такое дело…Прислали из волости новую учительницу; Помнишь , нашего старого учителя, ему девяносто лет в субботу…. Так вот, у старика никого из родных нет, живет он при школе, в маленькой квартирке, теперь работать в школе не может – ну куда я его дену!?. А в волости говорят – куда хочешь его девай, это твои проблемы, но учительницу посели и пусть работает! Я тут про тебя вспомнил, дом у тебя просторный, люди у тебя другие живут, так может ты бы смог поселить её, учительницу, у себя, хотя на время, а там мы что-то придумаем. Вон она с вещами у меня в бричке сидит. Как ты на это смотришь?!» – закончил староста и хитро прищурился….

«Сватает меня, хитрюга! Знает мою нужду!» – беззлобно подумал Петр, поднялся и пошел к бричке. Там сидела молодая женщина, как после выяснилось, – закончившая учительские курсы в Екатеринославле, направили её в Никопольскую волость, она приехала вчера на пароходе и её сразу направили в это село, благо староста как раз был там по каким – то делам.

Посмотрел на неё Петр, невольно мелькнула мысль: « Неужели это она…, его, пятая?!», и…согласился взять Зою (так её звали), в квартиранты, но только на время, чем доставил огромное удовольствие старосте. Разгрузили вещи, староста пообедал вместе со всеми, выпил пару рюмок горилки – и довольный, уехал.

На второй день Петр сразу понял, что добавил себе работы. От его дома, до школы, в объезд оврага, было больше километра. Дороги, как таковой, тоже не было. Местность неровная, идти еще можно, но далеко, а ехать – только потихоньку и осторожно.

На первый раз , Зою утром повез Петр, на бричке, Потом, тот «первый» раз превратился – в постоянный. Причем Зоя не просила его возить туда и обратно, но сама ситуация этого требовала, иначе на дорогу , у неё уходило бы времени больше, чем на сами занятия. Петр уступил ей свою комнату, сам устроился в кузнице, в доме же еще были люди, отдельно дети, поэтому свободных комнат не имелось. Так они вначале и жили…

Зоя хозяйством практически не занималась, готовилась к урокам, проверяла школьные тетради, прибиралась в комнате. А дальше –дорога , школьные занятия шесть дней в неделю и в две смены. Детей становилось больше, все четыре класса занимались в одной комнате, короче говоря, времени помогать по дому и хозяйству, тем более, заниматься детьми, у неё не было. По вечерам она любила сидеть и при лампе читать книги, особенно любила зарубежные романы. Да, ей нравился Петр и она не против была стать его женой, но жить в этой глуши, взять на себя заботы по хозяйству и еще взвалить на себя двоих малых детей, от разных мам, – это было бы уж слишком. Так продолжалось месяца три. Семья брата, понимая, что Зоя живет действительно, как квартирантка, решили помочь Петру и как-то во время ужина, объявили (умышленно), что собираются покинуть хутор и заняться, наконец, своим домом и хозяйством, в селе, тем более, что на хуторе уже есть потенциальная новая хозяйка… Чего же они будут мешать новой семье жить самостоятельно…

Петр понял намек родственников и подыграл им, сказав, что раз они так решили, и, если Зоя возьмет на себя детей и хозяйство, то он согласен. Когда они скажут – тогда он их и перевезет. Присутствующая здесь же, Зоя, понимая, куда все клонится, попросила Петра выйти и поговорить. Когда они вышли, она взволнованно попросила его отпустить её обратно в город. Она не может жить в такой глуши, даже с ним, она хочет учиться дальше, она хочет выходить в свет, читать, ходить в театр, а здесь – что!?

Петр краем уха её слушал, а сам, скрепя сердце, думал: « А я уже как-то привыкать к ней стал, расслабился, дурак доверчивый! Старался, надеялся, а оно видишь, как выходит, даже со мной она здесь быть не сможет! Ей свет, балы, подавай, а не меха в кузнице…;Ну, может и хорошо, что все это далеко не зашло. Спасибо старосте за подарок…Сочтемся!»

Вслух сказал: « Прости, Зоя, я тебя на хутор не приглашал, ты сама приехала, видно тоже на что-то надеялась. На что? Что я все брошу, детей, хозяйство, и поеду с тобой, в Свет выходить!? Так зря надеялась…Тебе – то все это не нужно, тем более, чужие дети. А это мои родные дети, мой хутор и моя жизнь. Я думал, что она, моя жизнь, и твоею станет. Ошибся. Пятой жены у меня, выходит, тоже не случилось. Прости и – до свидания!. Собирайся, я тебя к старосте или в школу отвезу, куда скажешь» – и вышел из дома.

Где-то, через час, он отвез Зою с её саквояжем, в школу. Там отнес вещи в помещение и, не сказав ни слова – уехал. О Зое,– ни старосте, ни дома, Петр, больше не сказал ни слова, как будто никого из них и не было. Подытожила ситуацию жена Клавиного брата : «Ну, и слава Богу! А то приходилось по два раза в день коня гонять в такую даль, да время тратить! Да и ради чего!?»…

К чужому – не привыкнешь. Через пару недель об этом инциденте забыли, навсегда. Потому, что никаких следов не осталось.Зато осталась проблема, которая сама по себе не могла разрешиться. А она взяла…и – разрешилась!

В январе 1917 года, Петр, после завтрака, прочистил в снегу проход к своему месту работы – кузнице, вошел в ворота и начал выбирать золу из горна. На улице послышался скрип снега и негромкие голоса. Он вышел и у входа, увидел женщину с мальчиком, лет пяти-шести. У неё в руках была сломанная штыковая лопата, без ручки. Женщина поздоровалась, показала ему лопату и спросила, не сможет ли он починить её. «Инструмент не по сезону» – отметил Петр про себя, но лопату взял, сказал, что он еще не разжигал огонь в горне, но, если они не спешат, то через пару часов, лопата станет рабочей….Она согласилась подождать. На улице было довольно холодно, поэтому Петр предложил им подойти поближе к горну, там огонь весело запрыгал по деревянным щепкам, и можно будет немного погреться….Он знал эту женщину, она была из соседнего с хутором, села, знал её мужа, своего ровесника, вместе пацанами когда-то бегали, а потом как-то их пути разошлись – Петр почти ежедневно был в кузнице, помогал отцу, а тот парень, где-то подался на заработки и больше их пути не пересекались.

Ему сразу стало ясно, что Екатерина (так её звали), пришла не просто так, лопата при мерзлой земле, была как примитивный повод, поэтому ждал продолжения…

И оно быстро последовало. Екатерина не стала вилять и заходить с разных сторон, а прямо ему сказала: «Ты меня знаешь, Петя, с детства, и я тебя тоже хорошо знаю. Знаю, о всех твоих несчастьях за последние годы, знаю, что от слов «жена и женитьба», тебя, наверное, уже в дрожь бросает, но я не свататься к тебе пришла, я, честно, хочу тебе помочь. Мне тоже не сладко. Муж третий год на фронте, два года назад, прислали справку, что он пропал без вести, и с тех пор – о нем – ничего. Жив или убит. Вдова я или замужняя жена – не знаю. Родители мои ушли на тот свет, намучилась я с ребенком, как, – один только Бог знает, но не это я хочу тебе сказать. Столько лет промучилась и еще бы столько терпела, но сегодня, я чувствую, что тебе, с малыми детками, гораздо хуже, чем мне, поэтому и пришла предложить свою помощь. Я не набиваюсь к тебе в жены, я предлагаю себя тебе в помощники, настоящие, искренние. Поверь – это от чистого сердца и вместе у нас обязательно все получится…А там жизнь покажет.»

Ничего не ответил ей растроганный Петр, просто поднял на руки мальчика, вынес его на улицу, сказал Екатерине : « Пошли в дом, погреетесь, а потом поедем за вашими вещами, если что-то будете из дому брать». Так и сделали. К вечеру вся новая семья была в сборе. А на другой день – Петр отвез семью Клавиного брата в их сельский дом, после почти полуторалетнего пребывания на Лебединском хуторе. Петр с братом сделали да вечера еще один рейс – завезли подводу готовых нарубанных дров и большое количество продуктов. С того времени, семья Клавиного брата, считалась самой близкой из родственников Петра, они действительно сделали все, что могли для него и даже больше.

Екатерина без всякой раскачки-пристрелки сразу взяла управление хозяйством и воспитание детей в свои руки, быстро нашла общий язык с девочками, подружила их со своим сыном, и с первого дня, стала Петру женой…, как будто бы они уже несколько лет жили вместе. Она сказала Петру – я с хозяйством справлюсь, а ты, если хочешь действительно возродить славу Лебединской кузницы – возьми себе молодого парня в молотобойцы, обучи всему, что требуется от него и готовь из него кузнеца, а пока – тебе самому надо постараться показать себя…

Петр не возражал. Действительно, кузницей надо заняться по-настоящему, а одному ему – просто не справиться – ни с простым, ни со сложным…

Нашли в селе толкового молодого, здорового парня непризывного пока возраста, пригласили, пришел. Петр сам старался и его натаскивал пока на подсобных работах, и вскоре – дело пошло. А главное-то было не на «фронте» (кузнице), а в том, что Петр почувствовал, – у него появился надежный крепкий тыл, в руках Екатерины. Он никогда не называл (и не назовет!) её женой, он просто знал и чувствовал, что она и рядом, и везде вокруг, и, что она – не подведет….

Мало иметь золотые руки, надо иметь еще и золотое сердце. А если любить – то бескорыстно, пусть даже в одну сторону, пусть даже безответно, но беззаветно. По – другому, – и любви-то ведь не бывает….

Катя, как с самого начала называл её Петр, не то, что сразу полюбила и его, и его деток, и дом, и хозяйство, и родственников… Нет. Она просто пришла ко всему этому с «готовой» любовью. Такое бывает тогда, когда человек со стороны за тобой наблюдает, понимает ситуацию, искренне переживает, ищет способы помочь, и, если уж приходит такая возможность, отдает себя всю (или всего) в помощь родному человеку. Иначе не выходит, проверено неоднократно жизнью.

Поэтому она не постепенно входила в ритм хуторской жизни, она её просто продолжала, как будто уже делала все это вчера, и раньше, и каждый день. Начала с того, что перепроверила все, где что есть, и чего нет. Перемыла – пересмотрела деток, привела их в должный вид и состояние. Перестирала-перетерла-перегладила и по-своему переставила все, как она считала нужным. Установила единый приемлемый распорядок дня, для всех, включая себя и Петра. Готовила еду, мыла посуду, управлялась с хозяйством, с которым тоже детально ознакомилась и, как-то сразу стала центром организации, управления и взаимосвязей всех направлений хуторской жизни. Петр не то что бы не препятствовал ей в этом, он как-то незаметно согласился с выделенной ему ролью помощника-исполнителя и, кроме кузницы, занимался вопросами связи хутора с внешним миром, в первую очередь торгово-экономического характера – сделать, продать, привезти, достать, обменять и т.п.. Все остальное перешло к Кате. Петр видел её старание, и кроме радости и благодарности судьбе, за то, что она, наконец, повернулась к нему и детям – ничего другого не испытывал.

Как-то раз, после ужина и прогулки с детьми на воздухе, Петр зашел в их комнату и увидел Катю, расположившуюся возле стола, с какими-то бумажками и карандашом в руках. На столе горела керосиновая лампа. «Ты что, стихи или письма пишешь, на ночь глядя?»-шутя спросил Петр. « Да нет, Петя, я тут меркую, как нам в этом году жить начинать. Весна скоро. Работы много. Надо разобраться во всем хозяйстве и что-то поменять, чтобы и легче было, и трат поменьше, и дохода побольше.