Троянский конь. Ох уж эти женщины! Часть первая

Троянский конь. Ох уж эти женщины! Часть первая
Василий Иванович Лягоскин

Загадочные дольмены… Древние мегалиты, тайны которых тщетно пытаются разгадать ученые. А Виктор Николаевич Кошкин, учитель истории из Геленджика, совершенно случайно узнает, что дольмен (по крайней мере, один из них) – это врата в прошлое. Знал бы Николаич, в каком виде он окажется среди героев поэмы великого Гомера!..

Троянский конь

Ох уж эти женщины! Часть первая

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-5268-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Так восклицал он, молясь, и вняла ему дочь громовержца
Члены героя сделала легкими, ноги и руки,
И, приближаясь к нему, провещала крылатые речи:
И, приближаясь к нему, провещала крылатые речи:
«Ныне дерзай, Диомед, и без страха с троянами ратуй!
В перси тебе я послала отеческий дух сей бесстрашный…»

Гомер был любимым поэтом Кошкина. Нет, не так! Других стихов он просто не читал, а эти… Эти были любимы не сами по себе, а по причине причастности их к единственной страсти этого человека – к истории. А сейчас он вспомнил строки великого поэта античного мира по какой-то изощренной аналогии. Точнее – «антианалогии». Увы, у Виктора Николаевича Кошкина персональной «дочери громовержца» не было. Никто не вложил ему бесстрашного духа ни в «перси», ни в иные члены. А уж о том, чтобы «ратовать» с супругой…

Бледный, чуть дрожащий от ужаса, а больше от унижения, Виктор Кошкин не смел оторвать взгляд от линолеумного пола коридора. Его щуплая фигурка была готова провалиться сквозь дверь на лестничную площадку – только бы не ощутить на себе силу внушительных кулаков собственной жены – дражайшей Валентины Степановны.

– Ну, Валь, ты чего? – канючил он, не смея поднять голос до привычного, учительского, – воскресенье ведь… ну, посижу пару часиков у компьютера…

– Нет! – громыхнуло над ухом, и тяжелый кулак все-таки опустился на хрупкое мужское плечо, заставив его подозрительно хрустнуть, – что ты за мужик такой?! Другие, вон – пашут, не покладая рук, не зная ни суббот, ни воскресений; хоть какую-то копейку в дом несут… а ты?! А твоя история?!!

Виктор воскликнул – про себя, конечно, кто бы дал ему высказать возмущение вслух: «Историю не трожь! Это святое!!!»? Дело было не только в том, что Виктор Николаевич работал учителем истории в самой обычной школе славного курортного городка Геленджик, но и жил ею; с ней в голове вставал по утрам, и с нею же ложился вечером. Он чувствовал, что в силах сделать великое историческое открытие, прославиться в веках. А вот его жена, Валентина, женщина крепкого телосложения, и еще более стального характера, чувствовала… нет – она знала, что муж любит этот предмет гораздо больше нее самой, и оттого в силу особенностей женского характера ненавидела историю всей душой. Но изгнать из собственной жизни, а тем более, из Витькиной души, не могла. Потому что она – история – была единственной, кто приносил деньги в двухкомнатную квартиру Кошкиных. В виде зарплаты школьного учителя, конечно.

– Лучше бы ты в бабу какую втюрился, – в сердцах выпалила она, опуская могучую длань на второе плечо мужа, – я бы ее за космы оттаскала, да успокоилась бы!

За неимением под рукой женской прически, он вцепилась в мужскую, редкую до неприличия. Не в первый раз, кстати. Виктор мужественно терпел. Обычно после такой вспышки гнева Валентина отходила – в прямом и переносном смысле. Она тяжелыми шагами удалялась в спальню, показывая выпрямленной и напряженной спиной все презрение, какое только женщина могла выразить никчемному, на ее взгляд, мужичонке. Потом она с грохотом захлопывала за собой дверь, и это служило сигналом мужу – он шустро бежал в гостиную, где его всегда ждал компьютер.

Но сегодня погрузиться в виртуальный мир, где Кошкин уже не первый год пытался отыскать несообразности в трудах великих ученых мужей прошлого, не получилось. В женской руке вдруг оказался рюкзачок. Этот весьма полезный для многих, но не для семьи Кошкиных, предмет купил пару лет назад сам Виктор на заныканную от супруги внеплановую премию. Ох, и досталось же тогда ему! Слава богу, что туристский топорик, который сейчас лежал в рюкзаке, он купил позже; как и простенький компас, фляжку, и… все. На большее денег пока не хватало. Зачем он делал эти покупки, зная наперед, что получит очередную взбучку от супруги, а главное – что в его жизни никогда не наступит момент, когда он перейдет от виртуальных изысканий к реальным путешествиям? Кошкин и сам не смог ответить на этот вопрос – когда его задала Валентина.

А момент, между тем, наступил – прямо сейчас. Валентина, злорадно улыбаясь, ткнула новеньким, ни разу не использованным рюкзаком в грудь Кошкина, добавив его многострадальному телу еще один синяк.

– На, держи… историк, – почти пропела она обманчиво сладким голосом, – иди и не возвращайся, пока не заполнишь его…

Николаич не посмел возразить; в такие мгновенья вставать на пути намерений супруги было опасно для жизни. Он лишь вздохнул, и опять невольно вспомнил бессмертное творение эллинского слепца, которое знал наизусть:

Лютую, коей порода была от богов, не от смертных;
Лев головою, задом дракон и коза серединой,
Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным
Грозную он поразил…

Нет! Это не он; это Валентина поразила его единственным ударом могучей руки.

– Чем?! – вскричал Виктор уже на лестничной площадке, пролетев первый пролет благодаря могучему толчку под зад, которым наградила его благоверная посредством железной двери, – чем я наполню рюкзак, без копейки денег в кармане?

Карманов, кстати, тоже не было. Ни на футболке, ни на вытянутых в коленках трениках; когда-то в прошлом синего цвета. Видели бы Кошкина сейчас коллеги и ученики, которые (он надеялся) уважали его за недюжинную память, энциклопедические знания, и талант эти знания донести до умов детей!..

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – пропищал кто-то за спиной.

– Здорово, Николаич! – пробасил следом Николай, сосед с четвертого, верхнего этажа, – в поход собрался?

Мелкий, его сын Сашка, сейчас остановился на три ступени выше Кошкина, и потому мог смотреть учителю истории прямо в глаза. В его серых глазах Виктор Николаевич прочел то, что хотел – достаточную долю уважения и какое-то нетерпение; словно ребенок ожидал услышать от дяди Вити очередную интересную историю. Таких историй у Кошкина было великое множество, и пацан это знал. Но сейчас учитель не успел открыть рта, застигнутый врасплох неожиданным предложением:

– А поехали с нами, Николаич. По дороги Сашке какую-нибудь хрень и расскажешь.

Кошкин на «хрень» не обиделся; он знал, когда нужно и можно обижаться. На громогласного здоровяка Николая обижаться было невозможно. Он что думал, то и говорил; как хотел, так и жил. Имея широченные плечи, пудовые кулаки и налаженный бизнес в сфере продажи подержанных иномарок, он мог себе позволить это. В отличие от Кошкина. Виктор Николаевич открыл рот, чтобы вежливо отказаться, и, неожиданно – прежде всего, для самого себя – коротко выдохнул:

– Поехали!

Теперь Николаич вспомнил Гомера осознанно; почему-то подумалось, что сегодня сроки великого поэта древности будут его сопровождать на каждом шагу:

…смелого окрест возницы искал; и не долго
Кони нуждались в правителе; скоро достойный явился
Архептолем, Ифитид бесстрашный; ему он на коней
Быстрых взойти повелел и бразды к управлению вверил.

Какой-то ураган, именуемый безудержной энергией соседа (он же Архептолем-возница), занес его в престижный внедорожник, где уже ждала худенькая и стройная Людмила – соседка; мать Санька и, соответственно, жена Николая. Виктор не стал сравнивать ее с собственной половинкой. Несмотря ни на что, Валентину он любил, и был ей верен.

– До гроба, – шептал он ей в самые интимные моменты общего сосуществования.

Хотя, надо признать, попыток покушения на его верность пока никто не предпринимал – с его внешностью, застенчивостью, и совсем не престижной зарплатой. Со спины Кошкина можно было принять за подростка лет тринадцати-четырнадцати; в лицо ему давали (даже когда он этого не просил) на десяток лет больше сорока прожитых им. В общем – живи, и радуйся.

И Виктор Николаевич действительно возрадовался, прижимая к животу тощий рюкзачок, и принюхиваясь к волшебному запаху дорогой кожи автомобиля и неземной косметики Людмилы. А потом спохватился:

– А куда мы едем, Николай Петрович?

– Да вот, – громыхнул с водительского кресла сосед, – давно обещал Сашке дольмены показать.

– И мне интересно, – добавила Люда, – расскажете нам о них, Виктор Николаевич?

Кошкина не нужно было упрашивать. Говорить о загадках истории, а чем, если не загадкой, были таинственные дольмены, он мог часами – даже не в качестве платы за подаренную возможность провести интересно выходной день, а в силу уже указанной выше его страсти.

– Дольмены, – протянул он задумчиво, – таинственные мегалиты, которые неизвестно кто, неизвестно как, а главное – неизвестно зачем соорудил…

– Что тут таинственного? – теперь уже хохотнул Николай, поворачиваясь к заднему сидению, где вольготно расположились Кошкин и его младший сосед, – четыре каменные плиты, и пятая сверху – вместо крыши. Да, еще в одной отверстие продолблена; дырка. Я такую перфоратором за полчаса продолбил бы.

– Полчаса, – позволил хмыкнуть себе Виктор, – а вручную, без электроинструмента? Кстати, тут появляется еще одна загадка – зачем надо было долбить дырки, в которую нормальный человек пролезть не сможет?

– Эт точно, – подтвердил Николай, нажимая на клаксон, явно приветствуя какого-то знакомого, которого легко обогнал, – у меня в эту дырку с трудом голова поместилась. А вот Сашка, пожалуй, пролез бы. Да и ты бы, Николаич (добавил он, посмеиваясь), смог, если поднапрягся.