Дома мы не нужны. последняя битва спящего бога

– Какая разница, – весело подумал тракторист, наблюдая за его метаньями, – все равно самое интересное будет за тем окном, что занял командир.

Соседнее оккупировала Оксана с «Бенелли», ствол которого удобно расположился на подоконнике. Да – створки окон очень легко, без скрипа, отворились, и площадку заполнил свежий воздух. Кудрявцева первой и вскрикнула: «Смотрите!», и Никитин первый подскочил к ней, чуть не столкнувшись с Бэйлой. Так, обнявшись, они и уставились в окно, через которое наружу грозно торчали уже два винтовочных ствола. Анатолий напряг зрение, потом все таки достал свой бинокль, навел резкость, и… опять, как обычно, стал лихорадочно подбирать аналогию той удивительной картине, что разворачивалась на горизонте.

Далеко-далеко, на краю видимого пространства, за территорией громадных змей, да пожалуй, и за обиталищем саблезубых кошек, раскручивалась спираль темного вихря. Это было похоже на американский торнадо, а точнее… – да, на ту самую смертоносную воронку, что грозила снести с лица земли Москву в фильме «Темный дозор». По крайней мере даже до Анатолия, не обладающего значительными экстрасенсорными способностями, донесло эманации смерти от этого темного спирального сгустка.

– Ожидание смерти, – словно поправила его Оксана, простонав эти слова, – они сейчас собираются вместе, чтобы умереть.

– Кто они? – нетерпеливо выкрикнул за спиной Анатолия Марио.

– Осы, – так же громко ответили ему Оксана с Бэйлой, и непонятно было, кто из них добавил в этот выкрик больше боли, а кто – торжества.

А маховик смерти раскручивался все шире и выше, и непонятно было, на сколько хватит особей-убийц – только на свой ареал, или на соседние территории тоже; и что будет с теми существами, кого затронет край этого живого вихря. Но вот зоркий глаз тракториста отметил, что верхний, самый широкий край воронки дрогнул, словно коснувшись чего-то запретного. В тот же миг неслышимый ухом, но раздирающий внутренний мир людей крик мириадов насекомых взорвался последним, самым оглушительным воплем – так что люди отшатнулись от окон и пропустили тот самый момент, когда темная воронка замерла на лету и начала осыпаться. Осыпаться не прямо вниз – это Никитин уже видел – а словно втягиваясь подобно злому джинну (еще одна аналогия) в горлышко огромной бутылки.

– И эту бутылку, – понял тракторист, – надо будет запечатать как можно скорее, вместе со всем содержимым…

– А лучше, – продолжила его мысль Оксана так непринужденно, словно Анатолий говорил вслух, – все там сжечь. Больше никакого биологического оружия. Мы лучше старым дедовским способом.

Кудрявцева ласково похлопала ладонью по теплому прикладу «Бенелли» и рассмеялась…

Глава 4. Профессор Романов. Маяк смерти

Под высокой скалой, которую плоская каменная же плита накрыла, словно шляпка ножку гриба, разворачивалась битва гигантов. Это было удивительное, и в то же время завораживающее кровавое зрелище. И у него были зрители! Впритык к каменному столпу, который когда-то был одним из осколков знаменитого Стоунхенджа, стоял верный «Эксплорер» с прицепом, а на верхней плите достаточно свободно расположились люди – четыре пары разведчиков, у которых, кстати, еще не кончился медовый месяц. Так что можно было сказать, что разворачивающийся сейчас рядом с развалинами безжизненного британского лагеря гладиаторский бой тоже был включен в программу свадебного путешествия четырех пар молодоженов.

Если бы это было на экране телевизора, или кинотеатра! Нет – здесь лилась литрами настоящая кровь, и леденящее душу рычание из множества глоток поднималось к небесам без всяких записей и купюр. Живой звук – так бы похвалился продюсер этого страшного зрелища. А продюсером можно было назвать дикий голод зверей и извечную вражду представителей медвежьих и кошачьих племен. Здесь же встретились самые крупные их представители. И самые голодные.

Впрочем, короткомордые мишки, сопровождавшие автомобиль на значительном расстоянии, выглядели поупитанней, чем когда-то в первую встречу разведгруппы с хищниками. Не все звери пережили тот день; их плоть послужила пищей для сородичей.

– Давало ли это больше шансов медведям? Или ярость голодных смилодонов поможет саблезубым гигантам победить? – этот вопрос не давал покоя профессору Романову всю дорогу от моста над заливом крокодилов до границы с бывшим царством ос-убийц.

А потом все вопросы исчезли при виде таинственной каменной громадины, возвышавшейся над развалинами, прибывшими в этот мир вместе с гражданами Соединенного королевства. Увы, доктору Брауну не суждено было обнять сегодня кого-то из своих соотечественников. Гигантский гриб мегалита возможно и спас людей, или часть их; но ни накормить, ни напоить их он был не в состоянии. А за чертой маленького – пять на пять метров – квадрата без всяких признаков растительности (один песок) их ждала смерть. Жужжащая и глядевшая мириадами безжалостных фасеточных глаз.

Такие же мысли пришли очевидно в голову Толику Никитину, который, первым спрыгнув у мегалита, принялся измерять шагами это небольшое жизненное пространство. Впрочем, Алексей Александрович мог сделать это, не выходя из автомобиля, и не менее точно. Вооружившись ноутбуком, он громко поделился с товарищами, вернувшимися из развалин с помрачневшими лицами. Еще бы – кого мог одарить положительными эмоциями вид высохших, подобно мумиям, человеческих тел, лежащих в самых различных позах в укромных уголках лагеря.

Голос профессора Романова был скорбен и торжественен:

– Стоунхендж, самый известный мегалит. К сожалению, не смог спасти ни одного человека. Голубой камень, из которого выли вытесаны эти глыбы, голыми руками не отломишь от монолита.

– А может, они и не пытались это сделать, – мрачно добавил тракторист, – что это, кстати, за камни, Алексей Александрович?

– Подожди, – прервал парня командир, прислушиваясь к чему-то, – давайте-ка продолжим лекцию наверху.

Перечить полковнику Кудрявцеву никто не стал – не принято это было в разведывательном походе, да и место не располагало. Вскоре разведчики, удостоверившиеся, что верхняя плита толщиной чуть меньше метра держится на столбе достаточно надежно, могли обозревать окрестности почти с пятиметровой высоты.

– А если точнее – четыре девяносто, – продолжил профессор прерванную лекцию, – четыре десять высота столба, и восемьдесят сантиметров толщина плиты.

– Так точно? – поразилась обычно невозмутимая Бэйла.

– Это не я измерил, – чуть улыбнулся Романов, – эти камни мерили не сотни – тысячи раз. Ведь это самый известный, и самый загадочный мегалит на земле.

– И чем же он загадочен? – чуть иронично спросил Никитин.

Алексей Александрович понял, что тракторист наверняка читал об этом каменном феномене; что он обязательно подначит ученого мужа со своей, рабоче-крестьянской точки зрения. Но тем не менее он неторопливо начал пояснять:

– Во-первых, даже точный возраст создания этого памятника древности не удалось узнать. Примерно три тысячи лет до нашей эры. Во вторых – кто его создал? Друиды? Это самая распространенная версия. Но все говорит о том, что когда эти загадочные ребята разводили свои костры в священных рощах, Стоунхендж уже дышал древностью. И самый главный вопрос: зачем люди (а кто-то говорит более неопределенно – какие-то разумные существа) тащили сюда эти тяжеленные камни за сотни верст, да еще как-то умудрились обтесать их так ровно.

Он топнул ногой по камню, и Анатолий рядом сделал испуганное лицо и пошатнулся. Профессор в панике схватил парня за рукав, подумав, что своей необдуманной резкостью пошатнул равновесие монолита. А Никитин захохотал так, что сразу несколько коротких волосатых морд выглянуло из кустов, и ответил на последний вопрос:

– Ежу понятно, товарищ профессор, – это же древняя обсерватория. По ним эти самые друиды предсказывали планетарные катастрофы.

– Ерунда, – гораздо осторожней махнул рукой Романов, – никаких планетарных катастроф за пять последних тысячелетий не было; хотя гипотеза об обсерватории имеет право на существование – больно правильно располагались каменные столбы в Стоунхендже. Но как объяснить прах двухсот сорока человек, найденных под этими камнями. Что это за научный объект на костях?

– Так значит, это тоже…

– Да, – кивнул профессор, – скорее всего это тоже усыпальница. И хоронили здесь древнюю знать; и стоим мы сейчас на надгробном камне…

– Хорошо, что сержанта Акимбетова с нами нет, – хохотнул Никитин, – вот бы его сейчас всего перекосило.

– Не смейся, – строго одернул его командир, и тракторист тут же стал похож лицом на истового монаха, – очень правильные понятия у этого парня. Точнее – воспитание. Он ведь, я так понимаю, хоть из советского прошлого, но окружение-то было мусульманское. А там уважения к погибшим не в пример некоторым.

– Ага, – хмыкнул все таки тракторист, – то-то они сейчас на Ближнем востоке режут друг дружке головы. Уважают.

– Не болтай ерунды, – опять одернул его Кудрявцев, – это бандиты режут. А у них нет ни веры, ни национальности, ни Родины. И вообще… (он помялся, и все таки добавил) посмотрим еще, кто чего будет резать…

Профессор замер; на него вдруг повеяло жуткой чередой тысячелетий, сквозь которую заглянул командир. А тот замер на мгновенье, и вытянул руку вперед: «Смотрите!»

На поляну перед развалинами выскочила огромная саблезубая кошка. Ее грациозной мощью можно было залюбоваться, если бы не худоба хищника. Но Алексей Александрович обкатывал сейчас в голове неожиданно возникший вопрос:

– А почему, собственно, это громадная кошка не набросилась с рычанием и жадностью на лежащее буквально в двух шагах высушенное человеческое тело? Что такое ужасное привнесли в него своими жалами осы?

На эти вопросы ответа у него не нашлось; он, впрочем загнал их поглубже, на потом, потому что навстречу смилодону неторопливо, словно на правах хозяина, выступил из кустов короткомордый медведь. Этот зверь по массе был крупнее кошки раза в три, но по проявленному проворству по меньшей мере не уступал ей. Во всяком случае, когда медведь неожиданно и для Алексея Александровича, а главное – для смилодона прыгнул вперед, кошка не успела отпрыгнуть в кусты. Может потому, что знала – оттуда появится подмога!

Огромный медведь накрыл смилодона полностью; его длинные когти на концах мощных лап несомненно делали сейчас свою работу, полосую жалобно ревевшего саблезуба на кровавые части. И еще громче ревел сам медведь, на загривке которого как-то уместились сразу три головы других кошек. Неизвестно, кто первым испустил дух – кошка, разорванная на части короткомордым хищником, или последний, которому самый удачливый смилодон вырвал наконец часть загривка вместе с белыми позвонками шеи. Этот победитель тут же взлетел в воздух от могучего удара мощной лапы другого медведя, теряя по пути длинные внутренности.

А потом профессор уже не мог больше разобрать, кто есть кто, и кто побеждает в этой страшной мешанине хищной плоти. Звери все прибывали и прибывали, изумляя людей своей многочисленностью, и заставляя с дрожью думать о том, что могло ожидать русское поселение, если бы барьер в виде канавы с подтухшей уже водой и длинными крокодилами вдруг исчез. В какой-то момент Алексею Александровичу показалось, что этот поток новых четвероногих гладиаторов никогда не исчезнет, что ему, и всей разведгруппе придется сидеть на древнем мегалите всегда, но вдруг что-то внизу случилось.

Нет – прежде случилось на осколке Стоунхенджа. Командир вдруг взял за руку Оксану, и та, словно вспоминая прошлое супруга, скомандовала-пропела во все горло:

– Смирно!

Это было удивительно, это было наверно смешно – девушка командует дикими животными, словно бывалый сержант новобранцами. Но профессору Романову совсем не было смешно. Он сам вытянулся в струнку, исполняя приказ, который был отдан явно не людям. А они выполнили его – все, кроме самой Оксаны, и, естественно, командира. Люди застыли живыми статуями на мегалите, и много живописнее замерли внизу звери. Лишь сила тяготения немного помешала тем, кто в момент команды был в полете или прыжке.

Но вот все остановили движение; замерло даже время. А командир словно преодолевал его с трудом, как воду в Мертвом море. Он поочередно пожимал руки, предплечья товарищей – то, до чего было удобно дотянуться. И вот уже разжимается тугая пружина внутри тела, и профессор с ужасом думает, что было бы, не сделай Кудрявцева этой паузы перед второй командой:

– Разойдись!

Звери с обиженными (показалось профессору), но послушными мордами стали пятиться в кусты, а сам Алексей Александрович, несмотря на полученную прикосновением командира «прививку», едва не шагнул следом.

– А сразу нельзя было скомандовать, – сварливо проворчала Бэйла Никитина, – без этой бойни?