«Справедливо говоря, климат в Самаре состоит из резких крайностей. Коли тепло, так уж тепло, что не знаешь, куда деваться летом. В этом году (речь идёт о 1888 годе), например, доходило до 47 градусов Реомюра. До того жарко, что целый день, хотя и в самой лёгкой одежде, примерно в ситцевой рубашке и „парусинных“ штанах, человек в поту до того, что „этая“ рубашка прилипает к телу. /… / Держишь всю ночь окна открытыми, нарочно хлопочешь, чтобы устроить сквозняк, смачиваешь по несколько раз в день и ночь голову холодной водой, развешиваешь мокрые простыни и полотенца в комнате… и всё-таки задыхаешься от зноя. /… / Жара ещё подогревается тем, что город состоит из груды каменных зданий, сплошь окрашенных в белую краску и вся мостовая из мелкого белого известняка. Всё это летом накаляется до того, что ступая босыми ногами рискуешь обжечь ноги»[1 - Цитировано по тексту статьи В.О.Португалова «Санитарный очерк Самары», опубликованной в календаре и справочной книге «Самарец», 1889.].
В.О.Португалов упомянул также о некоторых других неудобствах, имевших место в Самаре на закате XIX столетия. В частности, он признал:
«Наша самарская пыль едва ли имеет себе равную. Это совсем особого рода пыль. Как город степной, лишённый почти растительности, с покатостью к югу, Самара всё лето обдувается южными ветрами, которые поднимают с песчаной косы целые вихри удушливой пыли. Эта пыль как будто наполняет собой всё пространство от земли до небес и залетает решительно всюду, в самые верхние этажи домов, покрывая толстым слоем мебель, книги, стены. Так как при этом страшная духота и свежий ветер несколько умеряет духоту, то нельзя не отворить окна, но очень скоро вы вынуждены их запирать. /… / И как только выглянешь на улицу, пыль эта покрывает вас с головы до ног, залетает вам в глаза, нос, рот, бороду и за рубашку»[2 - Цитировано по тексту той же статьи.].
Действительно, суховеи в Самаре в прошлом бывали такими сильными, что вздымавшаяся густыми клубами пыль, буквально, окутывала весь город. На расстоянии просматривались только купола церквей и кресты на колокольнях. Они тем самым могли служить единственным ориентиром для судов, проплывающих по Волге.
Ко всему прочему, следует добавить, что в Самаре, как и во многих городах России до буржуазной поры, была отнюдь не самая лучшая санитарная обстановка. Берега Волги и реки Самарки на протяжении осени и зимы оказывались заваленными разнородными отходами торгового промысла, которые источали «гнилой смрад» и зловоние.
Жилища самарских мещан тоже не содержались аккуратно. Помещения были наполнены массой бытовых предметов, хранившихся в беспорядке. Простая сборная мебель, грязноватые обои на стенах, косые зеркала и элементарные туалетные принадлежности свидетельствовали о невысоком достатке и отсутствии соответствующего воспитания у большинства населения Самары.
Между тем, В.О.Португалов как бы сумел заглянуть в будущее и сделать оптимистичное предсказание для жителей волжского города. Он констатировал:
«Самара – город мещанский, обывательский… без барских затей, без особых прикрас и без всякой поэзии… Но крупная будущность городу не подлежит сомнению… она /т. е. Самара/ ещё сделается центром распространения европейской культуры на весьма далёкие степные окрестности. Причём городу выпала доля вести борьбу с азиатской культурой, „искони веков тут царившей“. Жёсткая борьба, обмен и переплетение этих культур придаёт Самаре… своеобразный вид и характер. Благоденствие города в будущем и зависит от степени победы европейской культуры над азиатской, и насколько Самара сама воспримет плод этой победы…».[3 - См. об этом там же.]
Похожий прогноз некогда сделал, кстати, и журналист В. И. Немирович-Данченко, брат известного театрального деятеля. В своём очерке он написал:
«В Самаре нет остатков старины, нет исторических достопримечательностей, скучных и неприветливых. Это город будущего, здоровый, кровь с молоком, юноша, перед которым всё розовеет в лучах восходящего для него солнца…»[4 - Цитировано по: В.И.Немирович-Данченко «По Волге» (Очерки и впечатления летней поездки). Из фондов Государственной публичной исторической библиотеки России, М., 2008.].
И спустя каких-то двух десятилетий, предсказания, и вправду, оказались пророческими. Тот же поэт и писатель Борис Пастернак, посетивший Самару в 1916 году, был крайне поражён увиденным в бывшем отсталом городе России. Он восторженно откликнулся об этом в своём письме:
«Самара – лучший, греховнейший, элегантнейший и благоустроеннейший кусок Москвы, выхваченный и пересаженный на берега Волги. Прямые асфальтированные бесконечные улицы, электричество, трамвай, Шанксовско-Бишковские витрины, кафе, лифты, отели на трёх союзных языках с английской облицовкой, пятиэтажные дома, книжные магазины и т. д. Дороговизна ужасающая!»[5 - Цитировано по тексту письма Бориса Пастернака от 1-го июля 1916 года, отправленного Збарским.].
С лёгкой руки кого-то из журналистов царской России Самару в начале ХХ века прозвали «русским Чикаго», невольно сравнив её с индустриальным чудом на далёком американском континенте. Город преобразился в буржуазную эпоху настолько стремительно, что это явилось абсолютной неожиданностью даже для самих его жителей. На улицах Самары за короткие сроки «выросли» монументальные здания в различном «вкусе», наглядно демонстрирующие приверженность к современным архитектурным традициям той поры. Можно сказать, сюда вслед за финансовыми потоками нахлынула бурная волна мировой цивилизации и буржуазной культуры.
Вид на один из старейших заводов в Самаре (фото автора, 2022 год)
Пожалуй, наиболее яркую и выразительную характеристику дал растущему волжскому городу Александр Николаевич Наумов – потомственный дворянин, уроженец Симбирска, в течение ряда лет, состоявший в должности предводителя дворянства Самарской губернии. В частности, он подчеркнул:
«С проведением Самаро-Златоустовской железной дороги и соединением её с Ташкентом, рост Самары, природно-удобной Волжской пристани, оказался исключительным. Население, торговля, кредитные обороты – всё шло чисто американским темпом. /…/ В Самаре окраины быстро сливались с городом, образовав, каких-нибудь 10—15 лет спустя, оживлённые центры, застроенные большими городскими домами. Благоустройство самого города не могло поспевать за столь быстрым его ростом. Изо всех „платьев“ Самара скоро вырастала…»[6 - Цитировано по: А.Н.Наумов «Из уцелевших воспоминаний 1868—1917 гг.» // издание А.К.Наумовой и О.А.Кусевицкой, Нью-Йорк, 1954.].
В городе, расположенном в Среднем Поволжье, в предреволюционные годы функционировало множество предприятий, ежегодно обеспечивающих немалый валовой доход их владельцам. На заводах в производственных процессах уже были заняты тысячи вольнонаёмных рабочих, которые получали жалование, в целом, достойное для царской России. В речном порту ни на час не останавливался процесс разгрузки и погрузки товаров с барж. Купеческая торговля пребывала в стадии наивысшего процветания.
Помимо того, к пристани в Самаре всё чаще стали причаливать пароходы с состоятельной публикой, путешествующей по Волге. Живописная природа берегов великой русской реки служила приятным дополнением для любителей водных прогулок. И, разумеется, владельцы пароходных компаний тоже не оставались без прибыли. В буржуазных кругах Самары царила подлинная эйфория. Ранее невзрачный провинциальный город как будто бы внезапно пробудился от долгого сна, встрепенулся и закружился в бешеном вихре «нового времени», с его тягой к прогрессу и неуёмному предпринимательскому азарту.
В своём роде подспорьем для развития торговли в Самаре послужило открытие в 1880 году моста через Волгу у Сызрани, а чуть позже, в 1887 году, начала функционировать железнодорожная ветка Батраки – Оренбург, пересекающая территорию почти всей губернии с запада на восток. Город тем самым оказался связанным новой транспортной артерией с богатым сырьевыми ресурсами краем, который, фактически, являлся ко всему прочему и своеобразными «воротами в Азию». За счёт железнодорожного сообщения с Оренбургом существенно вырос и товарооборот с Туркестаном, далёкой южной окраиной Российской империи.
Однако самым прибыльным делом в Самаре, по-прежнему, оставалась переработка зерна. Местные сельскохозяйственные артели вдоволь обеспечивали своей продукцией крупные паровые и водяные мельницы. Особенно рост производства муки наметился после 1893 года, после введения нового хлебного тарифа. Переработчики зерна при этом оказались в ещё более выгодных условиях. И на самарских мельницах в значительных объёмах начала производиться мука-крупчатка. Недостатка спроса на неё не было как в самой России, так и за её пределами. Мука-крупчатка на исходе XIX столетия высоко котировалась на европейском рынке.
Не менее успешно шла торговля и самим пшеничным зерном. Как только Волга освобождалась ото льда, по ней начинали плыть пароходы в сторону Рыбинска. Туда самарские купцы первыми везли отборное зерно – белотурку. Оно стоило дорого и пользовалось большим спросом у перекупщиков. На Рыбинской бирже тогда даже всерьёз поговаривали: «Вот уйдут Субботинские баржи, тогда цена и упадёт».
Волжские дельцы вырабатывали продукции на миллионы рублей и быстро увеличивали свои капиталы. Именно на основе мукомольного производства в Самаре выросли в будущем известные торговые дома купцов Субботиных, Курлиных, Шихобаловых и ряда других. Эти люди впоследствии и оказали влияние на развитие города. При их денежном обеспечении в Самаре было построено немало красивых зданий по оригинальным проектам зодчих, проповедовавших различные направления в архитектуре.
О местных предпринимателях упомянул в своих мемуарах и А.Н.Наумов. Он отметил:
«Дворянства в нашем городе было мало, больше проживало в нём торгового элемента – мукомолов, хлеботорговцев, пивоваров, …много попадалось банковских дельцов и разного служебного люда – всё это работало, не покладая рук; сплетнями и пустыми пересудами некогда было заниматься – воздух самарский был весь пропитан интересным творческим делом… Коренными городскими обитателями являлись многочисленные почтенные семьи, в большинстве своём принадлежавшие к казачьему сословию (Оренбургскому, Уральскому) и владевшие в Самарской и Оренбургской губерниях огромными земельными имуществами: Аржановы, Шихобаловы, Курлины, Сурошниковы, Соколовы и много др.»[7 - См. об этом тексте того же издания.]
Спрашивается, что составляет основу любого города? Ответ, кажется, рождается сам по себе. Это, конечно, яркие достопримечательности, памятники архитектуры и просто любопытные по своим внешним характеристикам дома, но и, разумеется, сами люди – местные жители, прославившиеся своими благородными деяниями.
ГЛАВА II
ГОРЬКИЙ В САМАРЕ
В 1895 году Самару посетил ещё молодой Алексей Максимович Пешков (Горький). Не будучи ещё в ту пору известным писателем, он, по протекции адвоката К.К.Позерна, устроился журналистом в местной «Самарской газете». Поначалу, А.М.Пешкову поручали только готовить подборки из иногородних периодических изданий и писать по одному очерку и рассказу для воскресных номеров. А уже несколько месяцев спустя новоиспечённый сотрудник газеты стал вести постоянную рубрику, под названием «Между прочим».
Недолгое пребывание в Самаре явилось для А.М.Пешкова, по-настоящему, судьбоносным. В редакции газеты он познакомился с Екатериной Павловной Волжиной, юной выпускницей женской гимназии, осваивавшей профессию корректора текстов. Впоследствии, их отношения переросли в супружеский союз.
Раздел, которым ведал в газете А.М.Пешков, был в своём роде карикатурным, высмеивающим отдельные пороки общественной жизни в Самаре. Для будущего писателя это был не более чем источник доходов в относительно непростое время. Под своими заметками он обычно подписывался забавным псевдонимом – Иегудиил Хламида, который сам себе придумал.
В числе прочих материалов в двух выпусках газеты весной 1896 года появился, в частности, очерк въедливого журналиста «Самара во всех отношениях». Это, следует признать, был в некотором роде фельетон, в котором А.М.Пешков резко высмеял ещё отчасти архаичную Самару и царившие в ней порядки. Чтобы не навлекать на себя критику со стороны, он даже отказался от своего знакомого псевдонима. Журналист подставил под своей статьёй подпись «Дон Кихот» и ввёл в название статьи дополнение «Письма одного странствующего рыцаря». Принадлежность всей этой «казуистики» писателю затем подтвердила Е.П.Пешкова, которая после смерти А.М.Горького занималась его архивами.
Очерк «Самара во всех отношениях» начинался с отнюдь не самого лестного отзыва о городской архитектуре. Вот, как оценил её, дословно, в будущем выдающийся советский писатель:
«Тяжёлые, без каких-либо украшений, тупые и как бы чем-то приплюснутые дома заставляют предположить, что и люди, живущие в них, тоже тупы, тяжелы и приплюснуты жизнью».
Принимая во внимание не совсем объективный взгляд молодого А.М.Пешкова, надо учитывать, какого вида здания были у него перед глазами. Купеческие дома, сложенные из кирпича, в ту пору, действительно, не отличались яркостью декоративного убранства. Более того, в городе ещё продолжалось возведение срубов, а также создавались здания с каменным нижним и деревянным верхним этажом, широко распространённые в провинциальной среде. И хотя в 1869 году было издано предписание вести строительство из кирпича в центральной части города, оно выполнялось не столь последовательно. Многие владельцы зданий были «людьми торговыми» и не отличались тонким эстетическим вкусом. Типовые фасады, нередко выполнялись по образцовым проектам, и выглядели со стороны скучными и неприметными.
Характеристика «приплюснутые дома», родившаяся в сознании автора очерка о самарской архитектуре, могла затрагивать и сами пропорциональные соотношения в постройках. Они как бы «прижимались» к земле, тяготели к горизонтальной ориентации и не имели отчётливых вертикальных акцентов. Дома, как правило, были двухэтажными и образовывали сплошные ряды в уличной застройке. Так, во всяком случае, выглядело оформление центральной части города с его регулярной планировкой кварталов.
Лишь к 1874 году, по данным статистики, количество зданий из кирпича в Самаре начало превалировать над срубами. На городских окраинах ещё и в последующие десятилетия продолжалось деревянное строительство. Удобный сплав леса по реке в Самару и дешевизна земли «на периферии» стимулировали интерес у небогатых домовладельцев к архаическим формам зодчества. Искусные мастера плотницкого дела, по-прежнему, оставались глубоко востребованными.
В самом деле, трудно представить сейчас, какой увидел Самару приехавший в неё однажды А.М.Пешков. Уже на заре двадцатого столетия город разительно изменился. Многие прежние здания в нём были снесены или существенно реконструированы. В нынешних кварталах с исторической «средой» можно отыскать только редкие фрагменты архитектуры второй половины XIX века. Это уже достаточно ветхие здания, заметно утратившие первозданность былой эпохи. Тем не менее, они ещё присутствуют по «красным линиям» застройки в ряде улиц. В качестве примера, следует даже упомянуть некоторые из них, дабы хотя бы отдалённо создать в мыслях образ «горьковской» Самары.
Здания, ведущие своё происхождение с поры 1870-1890-х годов, сохранились на нынешних Чапаевской и Молодогвардейских улицах. Они мало примечательны и ничем особенным не привлекают к себе взгляды прохожих.
В частности, уцелел комплекс построек бывшей усадьбы купца А.И.Гребежева, в форме «каре» охватывающих территорию внутреннего двора (ул. Чапаевская, 112). Стены основного двухэтажного здания, выложенные из тёмно-красного тона кирпича, ещё сохранили некоторые детали простого наружного оформления – плоские лопатки, сандрики, наличники с лучковыми перемычками и венчающий фриз с «сухариками». Такого рода декор был широко распространённым в Российской империи в период становления так называемого «кирпичного стиля» в зодчестве. Все элементы внешнего убранства исполнялись, соответственно, из того же материала, что и сами здания. Кирпич позволял легко производить те или иные детали, не прибегая к использованию ранее применявшихся накладных украшений в виде рельефных гипсовых отливок. Сами фасады при этом тоже оставались неоштукатуренными. Так стены домов, можно сказать, лучше «дышали». Более того, данное «нововведение» позволило владельцам зданий экономить средства на ремонте. Прочный кирпич, специально закалённый в печах, долго не разрушался от природных воздействий и сохранял черты эстетической привлекательности декоративной отделки фасадов.
Наглядными примерами городских домов в Самаре до начала бурного развития капиталистических отношений могут служить и здания на Чапаевской улице с теперешними номерами 19, 64, 166 и по Молодогвардейской улице с адресным указателем 6, 36, 40, 42. Они сохранили былой облик, хотя и утратили некоторые элементы внешнего оформления. Кое-где, рядом с домами уцелели и въездные ворота с полукруглыми арочными завершениями. Они удачно дополняют старую архитектуру.
Некоторые здания, как например трёхэтажный дом по адресу – улица Чапаевская, 230, в советские годы были расширены и дополнены новыми этажами. Части фасада с прежней наружной отделкой, таким образом, как бы оказались вписанными в структуру более масштабного по своим размерам сооружения.
Дом на улице Братьев Коростылёвых (фото М. Грудзинской, 2020 г.)
Пожалуй, достаточно неплохо смотрится после ремонтно-восстановительных работ дом по улице Братьев Коростылёвых, 62, датируемый 1894 годом постройки. Двухэтажное здание из красно-оранжевого цвета кирпича имеет фасад на семи вертикальных осях, подчёркнутых широкими проёмами окон. Кирпичные наличники с лучковыми перемычками окрашены в белый тон, что является плодом творческой импровизации местных архитекторов-реставраторов. Благодаря этому сочетанию колористических акцентов, здание выглядит привлекательнее и, кажется, нивелирует крайнюю простоту своего внешнего оформления. На фоне подступающей к нему с тыла громады современной «многоэтажки», скромный уютный домик, кажется, импозантным и выразительным и даже напоминает чем-то «милую игрушку».
Не менее примечательным архитектурным объектом в Самаре является бывший дом мещанина П.Е.Каткова (ул. Пионерская, 6). По вполне достоверным свидетельствам, он был построен к 1889 году. Кирпичный двухэтажный дом получил достаточно протяжённый фасад, включающий девять осей проёмов окон. Здание выстроили на цоколе, облицованном природным камнем. Элементы декоративного убранства получили уже вполне привычные черты строгой лаконичности. В отличие от предыдущего здания тут использовались других очертаний наличники окон с треугольными щипцовыми перемычками. В правой части фасада была устроена проездная арка, связанная с внутренним двором. Лишённый штукатурной отделки фасад наглядно демонстрировал эстетические возможности кирпича как уникального строительного материала. Разнообразная по технике кладка способствовала ощущению фактурности в отделке стенной поверхности, с чётко выделенной полосой декоративного фриза и венчающим карнизом.
Доходный дом мещанина П.Е.Каткова (фото М. Грудзинской, 2018 г.)
Такого рода строения в царской России создавались исключительно в коммерческих целях, для сдачи в них квартир по найму. И именно сюда некогда перебралась из своего имения на хуторе Алакаевки семья Ульяновых. Первая съёмная квартира на Полицейской площади в Самаре их не устроила из-за шумного базара, расположенного почти под окнами. Место на бывшей Вознесенской улице показалось Ульяновым более комфортным, и вместе с родственниками они арендовали у владельца здания помещения на втором этаже. Неподалёку от дома П.Е.Каткова располагались мужская и женская гимназии, в которую поступили Дмитрий и Мария – родные брат и сестра будущего вождя пролетариата и крестьянства.
Всё, кажется, благоволило переселенцам из хутора Алакаевки. И, тем не менее, новое место проживания через несколько месяцев тоже перестало устраивать семью Ульяновых. Грохот колымаг, двигающихся по булыжной мостовой, частая ругань извозчиков и портовых грузчиков мешали открывать створки окон в жаркую летнюю пору. Но ещё юный, 19-летний Владимир Ульянов испытывал удовольствие от созерцания волжских пейзажей, кораблей, плывущих по могучей реке, и время от времени даже совершал уединённые прогулки вдоль набережной. Так он, собственно, впервые узнал о суровой жизни и непосильном труде портовых грузчиков на пристанях. Его глазам внезапно открылась совсем другая Россия, с её подлинной натурой. Он увидел, что прорыв в будущее осуществлялся ценой глубоких страданий обедневших слоёв населения, которое не вполне осознавало происходящие буржуазные преобразования в стране.
Бывший особняк Субботиных (фото из печати советских лет)
Нельзя сказать, что в Самаре в 1890-е годы отсутствовали более сложные по архитектуре жилищные сооружения. Ещё десятилетием ранее в городе, в частности, появилось здание на Казанской улице (ул. Алексея Толстого, 3), напоминающее своим видом «ренессансное палаццо». Оно было сооружено по проекту маститого петербургского зодчего В.А.Шретера, а заказчиками выступили представители известного семейства хлеботорговцев Субботиных.
С богатой декоративной отделкой здание напоминало дворцы столичной знати. Фасады получили каменную облицовку и изящные лепные украшения. Не меньшей помпезностью, вероятно, отличалось, и убранство интерьеров. По описаниям, в здании было пять внутренних лестниц, помещения имели оформление в разных «вкусах» – начиная от традиций «рококо», «барокко» и кончая традиционным «псевдорусским» стилем.