В отражении бытия

– А когда мы уйдем отсюда? – В глазах – детская наивность, загоняющая меня в тупик.

Я озадачиваю тем же вопросом и лечащего врача моего друга.

– С Максом, однозначно произошли перемены в лучшую сторону, но слишком стремительные… После «Венесуэлы» всегда требуется длительный период на восстановление, а тут помимо неё ещё такое… – Врач пожимает в растерянности плечами, – Сами понимаете, с ним предстоит поработать специалистам и приблизительно недели через две, если все будет в порядке, мы выпустим его в «мир» … Но опять же под наблюдение наших штатных психологов. – Она выдерживает паузу. – Вы действительно единственный, кто может его поддерживать и являться опекуном?!

– Да.

– Послушайте Бруно – это конечно не мое дело, но этот Фердинанд из службы безопасности постоянно крутится возле вашего друга, я думаю…– ее многозначительная пауза заставляет задержать взгляд на ее добрых глазах, – он не оставит Макси и в большом мире.

– Спасибо вам. – Я пожимаю руку ей и ее милосердию одновременно. – Сообщите, когда можно будет забрать нашего мальчика. Всего доброго....

Момент выхода «нашего мальчика» из клиники стал стартовой точкой его запоев. Он пил каждый день, пил с утра и до вечера, пил всегда, пил со мной (вначале) и пил все равно уже с кем. Пил начиная с дорогих алкогольных напитков и заканчивая дешевой репликой брендового парфюма. Останавливать подобное – абсолютно бесполезно.

Время, что провел в заключении Макс не помнил. Взгляд его удивленных расширенных глаз на мои вопросы о том времени, подтверждали его частичную амнезию.

Дальше еще хуже: он перестал узнавать меня, начиная заново знакомиться со мной, рассказывая небылицы из своей мне полностью известной жизни. Я терпеливо слушал его выдуманные истории, общаясь с ним как новый знакомый. Неоднократный рассказ о Бэт (здесь он ничего не путал, только мелкие нюансы не совпадали с действительностью).

Иногда я не выдерживал вставал и уходил, но на следующий день возвращался и все повторялось. В итоге у меня у самого начались нервные срывы – я становился похож на идиота, бродящего по квартире и бубнящего бред.

Сани и Дина с откровенной тревогой смотрели на меня.

Отто не знал о моих попытках реанимировать психическое состояние и моральный облик моего друга.

Специалистов, закрепленных за Максом я приводил к соседу киноактеру сериалов, который был вполне адекватен лишь подыгрывал верившим в свою профессиональность медикам.

«Если бы тогда я не поддался на их уговоры – взять Бэт с собой, то ничего бы этого и не было! Если бы…».

Однажды зайдя в квартиру где медленно увядал мой друг, я удивился тишине. Макс в кресле в сером полумраке. Я подумал, что он мертв: остекленевшие глаза смотрели не мигая вдаль.

– Это ты, Бруно? – было жутковато не привычно – он меня узнал. – Где ты так долго был?

Я стал рассказывать ему, что задержался по дороге, заехав в несколько мест, отвез Сани в фитнес-зал… в прачечную по просьбе Дины.

– Ты помнишь Сани? Я несколько раз приезжал к тебе с ней…

– Нет, ты не понял. Где ты так долго был? – Вопрос жутко звучал в нависшей тишине.

– Но, я только вчера от тебя уехал. – Стряхиваю со стола мусор и пустые бутылки – в коробку, открываю окно.

– Тебя не было очень долго. – Он впервые взглянул на меня с момента моего появления в квартире. В его глазах глубокая тоска.

– Она была сегодня здесь, и я разговаривал с ней…

– Кто, Макс? – Кто тут только не бывал, но я понял про кого он говорил таким тоном.

– Бэт! Она приходила сегодня, и мы поругались… Она ушла, хлопнув дверью. Никогда так не делала прежде… – Я стоял у окна стиснув крепко зубы. Справившись с эмоциями, я все-таки повернулся к Максу. – Она больше не придет сюда никогда! Ты слышишь Бруно, никогда…– В его глазах «направленных в пустоту» слезы.

Здесь я не выдержал: я позвонил врачу, что лечила его, и вкратце честно обрисовал ситуацию.

Разразился «гром» в трубке – я не ожидал от доброй сдержанной женщины подобных речевых оборотов. Приехав врач с порога продолжила негативные высказывания в мой адрес. Я лишь стоял и смотрел в глаза Макса, пытаясь найти в них хоть что-то в свое оправдание… В них читалось одно:

«Она уже никогда не придет…».

Я «провалился» в кокаиново-алкогольную пропасть.

Когда я выбрался оттуда, толком не восстановившись я отправился в клинику, где столкнулся с целым рядом отказов.

Отказывали абсолютно во всем: в посещении Макса, в получении информации о его состоянии и ходе лечения. Итогом – когда Макс выйдет в большой мир, мне об этом не сообщат. Мне будет отказано в информации о его местонахождении – опекуном будет совершенно другой человек, с опытом работы с подобными пациентами в период реабилитации. При моем приближении к Максу на расстояние ближе, чем на пятьдесят метров – это будет считаться проступком наказуемым в уголовном порядке.

Послав всё и вся, я провалился в ту же пропасть, из которой только что выбрался….

Прошло больше года, прежде чем я вновь встретился с Отто. Его только освободили после «недоразумения», приняв ошибочно за организатора политического убийства. Я нашел его возбужденным и твердившим о колоссальном количестве потраченного времени впустую.

Хельга была счастлива и обещала родить ему сына, разумеется истинного арийца и адепта всех его политических идей.

В замке Отто присутствовала масса незнакомых мне персон. Люди улыбались, некоторые с трудом скрывая лицемерие. Но все старались держаться, соблюдая этикет.

Вилли приехал из учебного заведения в отпуск. Как он сам выразился, «кибернетическая дрянь проела весь разум…».

Мальчик повзрослел, засыпал меня кучей вопросов и, выслушав с понимающим видом, пообещал научить меня стрелять из пулемета, которого еще нет на вооружении в действующей армии. В его понимании это должно было как-то исправить мои жизненные неурядицы.

Был и Итальянец. Ограничились коротким диалогом: он на работе и с улыбкой голливудского актера пообещал отвезти меня до дома, если я снова переберу с коньяком.

Присутствовала Ева – сестра Хельги, и я, отметив некоторые ее достоинства уже никуда не собирался уезжать… И во всей этой кутерьме решив, видимо, что я хочу пристраститься к спиртному и Еве, меня отзывает Отто для серьёзного разговора:

– А ты слышал, Бруно, о Мутанте и о его работах?

Минутой раньше он говорил с двумя вальяжными мужчинами, чьи постные лица лоснились от самодовольства.

– Да, я кое-что слышал… – Меня теплил коньяк и удивляла не «корпоративная» тема диалога, – Ты первый день вне «стен», а тебя волнует такой вопрос. Отдохни, расслабься Отто....

– Спасибо за заботу. Но в мыслях находясь там, я не покидал ни город, ни то, что здесь происходит! Так ты видел его?

– Нет… Но слышал. Какой-то безумный ботаник… Скрестил синтетику с опиатами, еще фиг знает с чем, и получил несколько разных субстанций, которые вводят народ, жаждущий эйфории в экстаз. Результат его скрещиваний и селекций пользуется спросом и не только среди кстати(!) отбросов общества…– Я разглядывал перестановки в личном кабинете собеседника. – Да что с тобой Отто, тебя ведь подобное никогда не интересовало?

– Мир – есть движение. Всё растет развивается и прогрессирует в том числе и я. Но сейчас не об этом… Значит, ты его никогда не видел? – Отто выглядел задумчиво. – А как там Макс, с ним-то все в порядке?

– Нет! – Меня раздражал этот неуместный «допрос». – Почему тебя это так волнует?

– Я знаю о твоих трудностях… Мы никогда не говорили об этом, но я все знаю…– продолжил Отто по-отечески, я даже поискал глазами угол, в котором удобней было бы стоять, отбывая домашнее наказание. – Я все знаю про алкоголь, кокаинизм, затяжные депрессии. Но…– он сделал многозначительную паузу, – где и когда ты последний раз видел Макса?

– Около года назад. – Я был раздражен уже до крайности.

– Спокойно, Бруно! Это не праздный интерес, а спросил я об этих двух людях только потому, что мы говорим об одном человеке… Об одном и том же человеке!

Он поднялся с кресла и маятником заходил по мягкому ковру кабинета.

– Что за ахинею ты несешь? Когда Макса забирали врачи, он был невменяем. Да и к веществам он всю жизнь относился скептически, он принимал-то их по-детски, неумело и всегда старался быстрей избавиться от их воздействия.