– И когда прилетит твой герой? – Доносилось до нее издалека. Голос девочки размножался разно тональным эхом. Каждый раз накладывая простой вопрос на новую мелодию. Очень часто красивую.
– Скоро… – голос же Ксении тонул в вакууме ее затемнённого сознания.
Подсознательно Ксения знала, что приходящий навязчивый образ летчика с не менее синими глазами, чем небо – это образ ей близкого человека. Но какого-то неземного эфемерного. Девочку Ксения однозначно считала частицей себя. Нет не второй себя – лже личностью, связанной с раздвоением оной, а частью себя: родственницей по крови – сестра или дочь....
Образы в сознании. Ни имен, ни лиц… синие глаза, не менее синие «Васильки» и небо, одна сплошная как преданным жанру маринистом выраженная в картине синева. Вся эта «небесная эйфория» постепенно начала отходить на задний план навязывая Ксении ужасные образы в долгих неспокойных снах или обрывках воспоминаний. Короткие «сюжеты» из реальности, связанные с людьми в белых халатах с тоскливым белым интерьером сопровождаемые мигренью и болевыми телесными ощущениями.
– Когда с ней можно будет поговорить?.. – Донеслось до Ксении с эхом.
Эту фразу произнёс человек из прошлого. Из ее прошлого. Человек со знакомым лицом. Строгий и уверенный в себе. В форме. С седыми висками, шрамом через всё лицо и дергающимся в тике глазом. Они вместе с белой безликой тенью вторглись в ее сознание и ее больничную палату.
– Процесс восстановления очень сложный и для каждого с подобным недугом индивидуальный, – женский голос безликой тени был родным, – родным настолько насколько может стать звучащий ежедневно, вместо собственного или чьего-либо еще, – нет сто процентной уверенности, что полное восстановление вообще возможно, после столь долгой и сложной терапии…
– Так все-таки когда? – Настаивал явный доминант этого диалога.
– Дайте ей… нам… еще неделю!? – Словно оправдывалась тень.
– Хорошо. Я приеду через неделю…
Человек качнувшись по-военному развернулся на каблуках и ушел, а его силуэт еще долго стоял перед Ксенией. Голос белой тени уговаривал принять ее лекарство. Мягко и заботливо как добрая мать уговаривает непослушного ребенка поесть.
Неделя оказалась долгой. Ксения заново знакомилась с предметами и ежедневными бытовыми физическими действиями. То, что она делала под воздействием лекарств рефлекторно, теперь приходилось делать осознанно. Чувства в основном негативные, пугающие потрясали разум Ксении. Она боялась всего. Не только человеческой речи и движений окружающих ее пациентов и персонала, но и даже резких звуков. Шороха ног, открытия дверей, звона посуды…
– Ну вот… – с новым визитом, он стоял в дверях её палаты одетый в офицерский френч без знаков различия и сжимал в руках фуражку, шрам проходящий через бровь и глаз казался черным на его загорелом лице, уголки губ дернулись в едва заметной улыбке, – узнаю Ксению Павловну, жизнь в глазах, румянец на щеках… а не древне египетская мумия замотанная в усмирительные рубашки! Так и хочется пригласить в ресторан на романтический ужин. А доктор!?
Не травмированный глаз «гостя» заговорчески подмигнул Ксении «приглашая» ее в какую-то игру известную только ему. Или сразу в озвученный им «ресторан». Рука Ксении непроизвольно вместе с простыней, сжатой в кулаке спрятали ее лицо от нахлынувшего чувства стеснения, оставляя только глаза для наблюдения за визитёрами.
– Ну о романтическом ужине говорить пока еще рано… – доктор улыбнувшись по-матерински взглянула на Ксению, поправив очки одной рукой стукнула по бедру бумажной папкой, зажатой в другой, словно от Ксении отгоняя неприличные намерения пришедшего, – но положительная динамика на лицо… не ужин, а разговор, и это как максимум(!) в стенах нашего учреждения я вам гарантирую и еще только через неделю…
– Долго доктор, долго… – Глаз мужчины дернулся, искажая лицо, делая из него на мгновенье из вполне человеческого – ужасное, заставляя пациентку укрыться в простыне полностью с головой, что не мешало ей слышать продолжение разговора: – Ксения Павловна нам просто необходима со своими аналитическими способностями и умением выявлять преступные элементы в общей человеческой массе советских граждан.
– Что-то раньше, у вас не было острой необходимости в способностях Ксении, – недовольный голос доктора проник через натянутую вокруг головы пациентки простынь, – что же теперь изменилось!?
Ксения ослабила натяжение ткани желая услышать ответ и еще раз вслушаться в знакомый «до боли» голос пришедшего.
– Нуждались в ней, ой как нуждались Елизавета Александровна, – голос гостя тем не менее казался приглушенным, но веселым, – так ошибок сколько наделали то, а? Дел то каких из-за этих ошибок наворотили!?
– Думаете… история всё спишет? – Доктор, судя по удаляющимся звукам уводила посетителя, и Ксения с любопытством подглядывая за уходящими частично стянула с себя свое «укрытие».
– Да ну что вы… – в голосе мужчины послышались театральные нотки, – мы, склонив голову признаем собственные ошибки, а кто не ошибался, скажите?..
Они одновременно повернулись к пациентке на выходе из палаты. Ксения, опередив их поворот снова спряталась в своём «укрытие» полностью.
– … вам ли этого не знать… работнику столь сложной и важной области медицины?
Они ушли. А Ксения уже через несколько минут нуждалась в этом с виду строгом, но простовато-хитром человеке. И не из-за какой-то возникшей внезапной симпатии. Нет. Она понимала, что этот человек как-то связан с прошлым. С ее прошлым. И он мог пролить свет в темные уголки ее памяти помочь вспомнить людей чьи образы так навязчиво продолжают преследовать её во снах и видениях.
То, что гость не летчик из этих видений или ее галлюцинаций она уже знала точно. В них обоих нет ничего общего. Но кто же он тогда?
Неделя затянулась в ожиданиях, но и дала неплохие результаты. Ксения научилась себя контролировать – не только не реагировать на происходящее вокруг, ранее пугающее ее, она стала трезво воспринимать действительность абстрагируясь от шума производимого внутренней атмосферой клиники.
Она уходила в себя. В свои размышления. Ей нравилась наблюдать, делать умозаключения и применять на практике свой анализ. На пациентах. На персонале. Она не знала откуда и кем ей это было дано, не помнила, по крайней мере пока… Но она видела результаты работы своего мозга. Сначала в снисходительных улыбках медиков – реакция на задаваемые ею вопросы, затем в их удивлённых и заинтересованных взглядах, а позже – уже даже в испуганных. Как, впрочем, испуг и на лицах, некоторых пациентов которых Ксения чётко вычленила из общей массы больных. У них явно, по её мнению, отсутствовала патология.
Пациентка со «склонностью» к выздоровлению и частично восстановленными способностями, связанными с ее прошлой профессиональной деятельностью, стала проблемой как для медперсонала, так и для части пациентов клиники. Ей не только позволили побеседовать с назойливым посетителем из органов, но и в срочном порядке выписали из клиники. Диагноз в медицинской карте пестрил фразами: «положительная динамика в заболевании».., «ремиссия».., «полное выздоровление» …
– Скоро осень… – Ксения рассматривала насыщенную тёмно-зелёным листву деревьев через стекло мягко покачивающего автомобиля.
– Вам нравится осень, Ксения Павловна? – Сидящий впереди с улыбкой повернулся к ней, шрам на его лице делал улыбку не приятной, но его глаза при этом смеялись и это успокаивало.
Она смущенно снова отвернулась к окну и увидела идущих по тротуару женщину с девочкой взявшихся за руки, видимо с дочкой…
«Дочка!» – как она могла забыть!? Из памяти стремительным потоком понеслись воспоминания, связанные с девочкой, играющей с ней, по-детски смешно поющей колыбельную уставшей на работе и вернувшейся поздно матери, кружащейся с ней в праздничном новогоднем в танце. Воспоминания, перемешанные с видениями в клинике, до конца не понятые, с неопознанными ею образами, где она с дочкой (именно с ней!) стоит в поле держа ее за тонкую руку и провожает взглядом, несущийся по небу самолет....
– Ксения Павловна! – Ее тряс за плечо ее спутник уже через открытую дверь остановившегося автомобиля. – С вами всё в порядке?..
– Да, конечно… – Она, мгновенно избавившись от навязчивых образов прошлого, поежившись от холодного не по-летнему, воздуха запахнула плащ на груди и взялась за протянутую сильную мужскую руку, – так вспомнилось кое-что…
– Что-то серьезное? – Он подставил ей свой локоть, указывая кивком головы на лестницу к зданию возле которого курили, беседовали люди преимущественно одетые в форму.
– Знаете…
– Иван Алексеевич…
– Да, Иван Алексеевич, простите – всё время забываю, – Ксения, поднимаясь «прочла» для себя во взглядах и приветственных кивках положение ее спутника в этом здании – отношение к нему общей части офицеров и непроизвольно крепче взялась за его локоть, – воспоминания – очень важная часть нашей жизни, и как сказала мне недавно доктор: «Они вернуться со временем, возможно частично, но возможно не вернуться совсем…» – Она остановилась на секунду перед открытой перед ней дверью, – Сейчас часть вернулась ко мне после того, как я увидела случайных прохожих в окно вашего автомобиля… и знаете я рада! Это дает мне шансы пусть не на полное, но хотя бы частичное восстановление....
– И это здорово, Ксения Павловна! – Он помог ей по-джентельменски снять плащ в гардеробе, и она на мгновенье вернулась к тактильным воспоминаниям пришедших с ощущениями от его прикосновений понимая, что это уже было с ней – именно этот человек когда-то помогал ей одеваться.
Она смущённо улыбнулась, опуская глаза.
– Не привычно? – По-своему истолковал ее улыбку спутник ведя по широкому в строго коммунистическом стиле оформленному коридору.
– Я.. как… не от мира сего, да?.. – Она снова улыбнулась, неловко – ей казалось все попадающиеся навстречу и отдающие честь офицеры задерживают надолго взгляды на ней быстро забыв про ее спутника.
– Вы для большей части служащих здесь человек новый и соответственно к вам проявлен интерес, – Иван Алексеевич вёл Ксению бережно держа за локоть одной рукой по лестницам, на ходу кивал, здороваясь или отдавая по-военному честь встречающимся работникам, – Так всегда бывает с новичками. Побудьте в образе «белой вороны». Привыкнут они и привыкните вы… и конечно же, чем быстрее вы приступите к работе, втянетесь в неё, тем быстрее станут незаметными подобные пока беспокоящие вас мелочи…
«Мелочи, детали – как часто из незначительных мелочей мы составляем необходимое целостное в нашей работе, будь то место преступления, портрет убийцы или показания подозреваемого… будьте внимательны к мелочам Ксения!» – Она наморщила лоб, «выброшенного» памятью потока наставлений, – «Откуда это!? Ладно, потом…»
– Товарищи офицеры… Знакомитесь, Епифанцева Ксения Павловна! – В кабинете куда привел ее Кочубей, («Кочубей!» – внезапно память «вытолкнула» фамилию ее спутника – легендарного героя партизанской войны), присутствовали офицеры, поднимающиеся из-за своих столов или склонившиеся и распрямившиеся при их появлении. – Наш новый эксперт-консультант, в прошлом она лейтенант особого отдела НКВД, пока в звании не восстановлена, но это вопрос времени и прошу относиться к ней со всем уважением… и не только как к женщине, но и человеку сделавшему очень многое для нашего общего дела и принявшей основное участие в поимке опаснейших преступников.... Это капитан Соловьев, старший лейтенант Абакин…
Ксения кивала, проглатывая подымающийся ком в горле. Незаметно для себя взяла сама Кочубея за локоть, поочередно разглядывая знакомящихся с ней.
– Здравствуйте. Товарищ лейтенант…
– Здравия желаю…
– Добрый день… Ксения Павловна!
Ноты удивления и недоверия услышала она в нестройных приветствиях присутствующих офицеров. Их пять. На столах троих разложены бумаги, папки. Двое отвлеклись от фотографий за одним совместным столом. Во взглядах в противовес голосам – интерес, где-то мимолетное восхищение, улыбки, ожидания… тревога(!), вызывающая страх охладивший ей спину....