Боярский сын. Часть первая: Владимирское княжество

– Пусть квасу от бабы Нюры принесут. Холодного. Лучше ничего и не может быть.

Бабка просияла круглым лицом, и шустро засеменила в замок. Управляющий же притормозил парня. Еще с одним вопросом, который задал с заметным напряжением в голосе:

– Кого прикажете прислать в помощь вам, Николай Ильич? Может, Анфису Никаноровну?

– Оба-на! – чуть не вслух вскрикнул боярич, – а че – так можно?

Он, быть может, и согласился бы – выскажи такое намерение сама красавица, да без свидетелей. Сейчас же только мотнул головой:

– Нет, Арсентий Палыч. С Анфисой Никаноровной я за обедом поговорю. Заодно урок французского языка повторим, да манер благородных. Не возражаете, Анфиса Никаноровна?

Анфиса Никаноровна не возражала. Напротив, чему-то сильно обрадовалась, заалев щечками почти так же интенсивно, как повариха. Ну, и недоумение на красивом, аристократичном лице проступило – вспомнила, наверное, что последний урок французского языка провела с парнем года три назад. Потом и сама она, а главное – боярин – отстали от школяра, возложив дело воспитания на дворянскую школу.

– А в баню я с дядькой пойду. Как, дядь Миша, не забоишься меня с веником?

Сказал, и сразу подумал – зря он это, про веник. Веника-то казак, может быть, и не боялся, а вот магию в неопытных руках отрока…

Но куда деваться, пошел. Даже коня не сам в конюшню отвел, а сыну своему, Захарке, поручил. Захар был третьим соучеником из «учебного класса» казака. Самый мелкий из четверки; верткий, как вьюн, и единственный, которому хоть как-то поддавалась наука «танца» с двумя клинками. Хотя до отца, конечно, ему было, как до… Но Николаю было еще дальше. До сегодняшнего дня.

– А там посмотрим, – ухмыльнулся он; и уже вслух, – пойдем, дядька. Только на ворота кого-нибудь поставь. А то последнее добро у сиротки унесут.

Дядька Миша как ветром пронесся по двору. Люди в основном разбрелись еще раньше, но двое караульных, которым кроме как к воротам идти было некуда, зашуршали, как электровеники – пока не остановились на посту у ворот, как и положено. «Рубильником», кстати, послужили два хороших таких леща от дядьки. Не сильных, но обидных. Вообще-то для бывших казачков, которых отставной десятник Дементьев сам и привел к боярину, такой подход к службе – в виде подзатыльников – был внове. Так что они, кажется, больше удивились, чем обиделись.

– Ничего, – чуть кровожадно пообещал им, да и вообще всем в замке Николай, – вы еще и не так удивитесь.

Но этих слов не услышал даже дядька, закрывший за ним дверь в баню.

Глава 4

Баня в замке была шикарная. И не единственная, кстати. Наружные стены в батюшкином строении были не только высокие, но и толстые. По той причине, что по всему периметру были представлены помещениями самого различного назначения. Тут и жилых комнат хватало – практически квартир разного метража; и кладовых; хотя куда еще больше – с такими-то подвалами. Кстати, самые верхние этажи были отданы под оружейные запасы. Не сказать, чтобы внушительные, но все же. Дров, конечно, уходило за зиму… Но все равно, как подсчитал однажды Арсентий Палыч, так, сообща, даже экономия получалась; как бы не вдвое от обычных изб – если бы всю дворню расселить.

Вот среди этих помещений и были две общие бани – для мужиков и женщин отдельно. Топились по определенным дням. Ну, а господская, боярская – в полуподвале центрального здания – того, что в Европах называют донжоном – по мере надобности. Вот сейчас такая надобность и возникла. Эта вот баня была… как бы ее охарактеризовать? В общем, Великого князя пригласить было не зазорно.

– Ну, про Великого не скажу, – вспомнил опять Николай, – а Владимирский у нас тут побывал. Смутно, но помню.

Естественно, что стены тут были не каменными – не басурмане ведь. Все было обшито разными породами деревьев: и раздевалка; и зала огромная с камином, в котором можно было целиком зажарить поросенка приличных размеров; и парильня, в которой стены и потолки с полами были обшиты липовыми досками без единого сучка, а полки из какого-то экзотичного дерева аж из самой империи Ацтеков. Такого, что при любом паре никак не обжигали. Батюшка специально узнавал – природная ли у этих деревьев особенность; не применяют ли к ним тамошние жрецы свою кровавую магию, в целях наживы? Ну и чтобы души честных христиан смущать. Но нет – там все было чисто и честно.

Вот моечная была из камня – под мрамор. А может, и действительно натуральный мрамор батюшка из италийских земель прихватил. Они ведь от германских совсем недалеко.

Ну, и мебель тут была, конечно, соответствующая. Боярская. Одного не хватало. Света. От узких, сантиметров тридцати высокой окошек его было явно недостаточно. Зато – щелкнуло еще раз в голове парня – тут были «волшебные» лампы. Натуральные шары на бронзовых канделябрах, вырастающих прямо из стен. Не так много, по одному на каждую комнату. Коля даже вспомнил, как бережно отец прикладывал к ним палец. И рассказывал что-то на предмет того, как дорого обходится каждый из магических светильников, и что если подать в них чуть больше…

Не раздумывая внешне совсем, а на самом деле настроившись, как перед подходом к штанге с предельным весом, боярич подошел к первому же шару – в раздевалке; в прихожке, где был аккуратно складирован запас дров, такого не было. Словно повторяя все движения батюшки, мягко коснулся холодного… стекла; камня? И подал энергию; совсем чуть-чуть. Что творилось внутри шара не заметил, но вот то, что какая-то часть искорок просочилась наружу, но зрительно никак себя не проявила, было неоспоримым. Подал чуть больше, и еще, с восторгом наблюдая, как внутри белого, словно залитого внутри молоком, шара начинает разгораться свечение.

Перестраховался, конечно – довел яркость до такого состояния, что в просторном помещении стало…

– Ну, ватт на шестьдесят лампа, не больше, – определил он, проходя в залу-каминную, она же трапезная, – а больше и не надо. Зачем в бане яркий свет? Хотя… учитывая наличие вон того трехспального дивана, можно и чуть поярче. Или французский язык можно совсем без света изучать?

В каминной зале магическая лампа тоже была одна. Но свету добавлял огонь из камина – живой, дровяной, а потому особенно приятный душе. Коля так сначала к очагу и подошел, протянув к нему руки. Так то не зябко было, а теперь и вовсе стало хорошо. Но лампу все же «зажег», подав в нее чуть больше энергии. А еще – засек время на больших напольных часах, которые отстояли чуть в стороне от камина – это чтобы коробка драгоценного дерева не рассыхалась. Часы эти тоже были трофейными; тут в памяти распаковались сразу несколько файлов, в основном из детства. Ну, те самые, как мимо катятся тяжелые возы с награ…

– С трофеями, конечно, – поправил он себя, невольно перекрестившись, – это здесь в порядке вещей. Ну, наверное, и везде так. Кто сильный, тот и прав. А батюшка сильным был… пока не сгорел. За то и ценили.

Часы – с совершенно обычным циферблатом – показывали без пятнадцати одиннадцать. Насколько помнил боярич, никакой регулировки у осветительных шаров не было. Светят, пока энергия есть, а потом раз – и в темноте.

– В полутьме, – поправил себя парень, возвращаясь в раздевалку, где дядька, до того внимательно наблюдавший за действиями воспитанника, уже успел разоблачиться.

В одних подштанниках стоял. Тут еще один персонаж обнаружился – парнишка лет двенадцати. Пахомка, сынишка одного их дворовых холопов и, скорее всего, сам будущий холоп. Ну, на эту тему Николай решил поразмышлять попозже. Больно уж обширной она была, и не во всех подробностях понятной. Не интересно было все это бояричу; до сегодняшнего дня.

Парнишка, глядя на Николая чуть испуганно, доложил на согнутый локоть охапку дров, и исчез еще в одной двери. Там – знал боярич – находилось главное, для чего весь этот комплекс и оборудовался. Печи, которыми грелась и вода, и камни в парной. Раздевшись догола, практически в одно время с никак не торопившимся дядькой Мишей, Николай подхватил со скамьи простыню – явно льняную. Обернул себя на манер римских аристократов – это чтобы прикрыть не только серединку тела, но и чуть повыше, грудь вместе с шрамом в виде креста. Больно уж косился на это «чудо» Михаил Васильевич. Боярич подумал, и сам удивился – дядьку по отчеству никто и никогда не называл. Но вот всплыло же в памяти.

– Ну что, – бодро воскликнул он, – погнали?!

Он ожидал от казака ответа, чего-нибудь вроде: «Не гони – не запряг еще!». Но тот только посмотрел на парня с удивлением, и без слов шагнул вперед.

– Промашка? – задал себе вопрос боярич, – и сколько таких еще будет? Надо бы отвлечь внимание. И я даже знаю, как.

– А что, дядька Миша, много ли у нас холопов боевых, в замке? Не думаешь, что теперь охранять его нужно куда как серьезней?

Сам парень сидел уже на верхнем полке, на котором можно было развалиться и втроем, не касаясь друг друга потными боками. Дядька же задержался внизу, у огромной емкости с камнями, от которых прямо полыхало малиновым жаром. Ну, и бадейка деревянная там рядом стояла, с темно-бурой водицей, да ковшиком. Тоже деревянным. Пар в помещении, кстати, был не сказать, что обжигающим. Скорее всего, затопили баню недавно. Но спина казака вдруг начала краснеть – словно не грудью, да животом был повернут к камням, а этой самой спиной. Коля злорадствовать не стал, хотя понял – сейчас пожилой воин банально покраснел. От стыда, за своих подчиненных. Но ничего говорить не стал, ждал ответа. А казак не торопился. Ловко подцепил ковшик, примерился – столько ли зачерпнул, сколько надо, и плеснул его содержимое так, что вода накрыла камни словно тонким покрывалом, тут же зашипевшим, и испарившимся в мгновение ока.

Сам же дядька буквально перетек на три шага от источника жара, одновременно опуская ковшик на место и разворачиваясь. Боярич аж залюбовался такой стремительностью. Мгновение, не больше. Потом его накрыло волной жара; не обжигающего, а какого-то ласкового, расслабляющего. Простыня словно сама сползла с груди, и теперь он сидел на ней, запахнув концы меж ног. Николай даже глаза закрыл от наслаждения. И не сразу открыл, хотя дядька Миша принялся отвечать на вопрос. Обстоятельно так, с подробностями:

– Батюшка твой, боярич, Илья Николаевич – царствие ему небесное – два десятка боевых холопов держал. Как положено, пополам – десяток в усадьбе, а второй в полку, во Владимире. Ну, или где они там обретаются сейчас.

– А хватало, – перебил, не выдержав, Николай, – или нужно теперь еще поискать?

– Можно и поискать, – кивнул дядька; Николай, наконец, открыл глаза, – можно и из полка забрать. Но тогда за каждого в княжью казну платить придется. Сколько – не знаю. Тут надо у Арсентия спрашивать. Полагаю, что немало.

– А если новых?

– Где ж справных найдешь сразу, – усмехнулся дядька, пристраиваясь на нижнем полке; боковом – так, чтобы вполоборота смотреть на боярича, – так набирать сразу вдвойне нужно. Половину сразу в полк. Иначе никак, от штрафов сразу голым останешься.

– Донесут?

– А как же, – чуть удивился дядька, – понятное дело. Не один, так другой. А то и сразу несколько соседей. Тут секреты долго не держатся. Вот в понедельник в школе и увидишь.

– Про то, что Дар получил?

– И это тоже, – кивнул казак, – но не сразу, наверное. А вот про крест святой на груди – о том уже сегодня все знать будут. А уж завтра, так точно.

– Это почему же?

– Думаю я, Николай Ильич, что батюшке нашему, отцу Алексею, ты сам должен рассказать. И показать. Еще и на ла… на храм кошель с собой захватить. Оно по божески – батюшке на помин души.

– Это сделаем, – кивнул, соглашаясь, парень, – а откуда батюшка наших бойцов раздобыл?

– Это как! – аж крякнул старый казак, – бойцами они будут, когда первый бой примут. А у нас тут считай тишь, да гладь, да божья благодать. Холопов же я из станицы привез – мальцов, да обучили уже здесь. Как станицы с Дона, да с Днепра к перешейку переселяли, так многие туда ехать отказались. Или на землю свободными садились, уже не казаками, или… вот сирот там кто повзрослее набрал по замятне. Да к ним четырех послуживших уже, крови понюхавших. Этих с семьями. Пять лет, считай, уже прошло. Да ты и сам помнить должен – большой обоз тогда боярин привел. Холопов десяток татарчат, да казачат. Эти уже сами, уговорили.

И опять Николай с трудом удержался, чтобы не нырнуть в кладовые памяти. «Подвалы» эти были глубокими, но очень уж замусоренными. Однако обозначенный обоз он вспомнил. Как и парнишек, за которых взялись всерьез опытные казаки. Сам Николай к тому времени уже тоже проходил воинскую науку. Но, сообразно возрасту, не такую жесткую. Это теперь вот…