Музыкальные вечера в Дахау. «Променад» по аппельплацу и лагерштрассе

Немецкая авиация свирепствовала, подвергая непрерывным ударам переправы через Керченский пролив, катера и скопления людей. Укрывшись в небольшом овражке неподалеку от поселка Маяк, мы под командованием сержанта заняли круговую оборону. Нас было чуть больше десяти человек. У каждого – винтовка, гранаты-лимонки и по три-четыре обоймы патронов.

Провели около суток на этой позиции, а утром увидели немецкие танки и автомашины с автоматчиками, двигавшиеся в нашу сторону. По команде сержанта стали отходить к поселку Маяк, откуда загремели пушечные залпы: это открыли огонь по гитлеровской колонне наши зенитные батареи. Мы залегли и наблюдали, как танки остановились и попятились под разрывами зенитных снарядов, а автоматчики заметались. Вскоре появился большой отряд наших бойцов, который быстро продвигался в сторону прорвавшихся гитлеровцев. Присоединившись к отряду, под прикрытием зенитчиков гнали врагов назад несколько километров.

На другой день нам пришлось отойти к крепости Еникале. Погрузив на катера раненых, мы переправились через Керченский пролив на косу Чушка. К этому времени гитлеровцы захватили Маяк, Жуковку и Глейки. Оттуда они вели огонь из орудий и минометов по проливу и побережью.

Поздно ночью, добравшись по косе Чушка до поселка Кордон, мы с грустью и скорбью смотрели на объятый огнем пожаров берег Керченского полуострова. На душе было горько и больно. Как могло все это произойти – так трагично и нелепо? Почему? Все мы дрались храбро и честно, до последней возможности, и никто из нас не сделал ни шагу назад без приказа. Подавляющее большинство наших товарище пало в жесточайших боях. Погибли младший лейтенант Мирошниченко, рядовой Свешников, лейтенант Шевченко, младший сержант Огий, рядовой Канжава, капитан Миносевич и десятки, сотни других наших бойцов и командиров. Выводя из окружения своих ездовых, погиб в жестоком штыковом бою старшина Спектор, о чем поведал нам участник этого боя рядовой Кудинов. 9 мая 1942 года погиб в бою командующий нашей 51-й армией генерал-лейтенант В. Н. Львов.

Оставшиеся в живых бойцы отдельного артдивизиона собрались в станице Ахтанизовской. Построившись в одну шеренгу, рассчитались, нас оказалось 43 человека. А ведь совсем недавно нас в артдивизионе было около четырехсот».

В годы войны фронтовая судьба младшего командного состава Красной Армии – взводных и ротных командиров, лейтенантов – была, пожалуй, самой короткой. Их боевой путь часто заканчивался первой атакой, потому что они шли впереди своих подразделений и первыми падали от разрывов снарядов, первыми принимали вражеский свинец. Так было в боях под Керчью и Севастополем в 1942 году, так будет и под Берлином в 1945-м. Но тогда, в далеком 1942 г., никто еще из чудом выживших лейтенантов не мог себе представить, что они будут со скорбью и завистью вспоминать своих погибших товарищей, что их невольное спасение от гибели в кровавой керченской мясорубке обернется для них в фашистском плену таким чудовищным кошмаром, что некоторые из пленных примут жуткую смерть за колючей проволокой как милосердный дар судьбы, избавивший их от земного фашистского ада.

18 мая 1942 года в районе переправы на берегу Керченского пролива немецкие солдаты подобрали контуженного разрывом снаряда и оставленного на поле боя русского лейтенанта Матвея Лифинского, командира роты 873-го стрелкового полка 276-й сд 44-й армии Крымского фронта. Его не пристрелили на месте, как нередко поступали гитлеровцы с ранеными бойцами и командирами, а отправили на сборный пункт военнопленных. Кровопролитные сражения на поле боя с оружием в руках для лейтенанта закончились, начиналась другая смертельная схватка, оружием в которой были беспредельное мужество, огромная сила воли и безграничная преданность своей Родине. Тяжелые бои, тысячи погибших остались позади. Впереди был плен, людские потери в котором были не меньшими.

Глава III. Плен

А народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи.

    2 Цар. 12:31

В плену истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, когда не осталось сил жить, а в том, чтобы остаться непоколебимым перед смертью, когда цена жизни – предательство. Тяжелыми, а для многих смертельными, были первые дни, недели и месяцы плена. Чтобы лучше понять отношение лагерной охраны к военнопленным, достаточно прочитать мемуары немецкого солдата Кёрнер-Шрадера: «На деревянных вышках – охрана с пулеметами. Между вышками парные патрули с собаками. Когда темнело, пленных с помощью собак отгоняли от ограды к центру лагеря. Охранники поднимались по лестнице на вышку и там передавали пулеметы. При передаче часовой, отстоявший свою смену, давал очередь в толпу пленных, согнанных в центр лагеря, как доказательство того, что он сдавал исправное оружие. А в центре лагеря на песке оставалось несколько трупов. После этого заступающий на пост часовой лично сам проверял пулемет, давая очередь по толпе. Затем сдавший вахту охранник спокойно спускался с вышки» (Кёрнер-Шрадер П. Дневник немецкого солдата).

Из приказа по 60-й немецкой мотопехотной дивизии № 166/41, опубликованного в сборнике материалов «Нюрнбергский процесс» (МНП, документ СССР-124/3): «Русские солдаты и младшие командиры очень храбры в бою. Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнем или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным… Фанатизм и презрение к смерти делают русских противниками, уничтожение которых обязательно».

Немецкий солдат, выполняя подобный приказ и не желая конвоировать пленных на сборный пункт, мог застрелить каждого из них. Расстрелы безоружных, попавших в плен красноармейцев не были большой редкостью. Расстреливали не только комиссаров и политруков Красной Армии, но и тяжелораненых бойцов, от которых вермахт избавлялся в первую очередь. К февралю 1942 года, по данным немецких источников (Reinhard Rurup), около двух миллионов советских солдат, попавших в плен, умерли от голода, холода, эпидемий или были расстреляны.

«В случае с русскими пленными речь идёт не о военнопленных в обычном смысле, но, как подчеркнул фюрер в своей последней речи, о врагах, которые сплошь состоят из зверей и скотов. Так с ними в первую очередь и следует поступать» (Eugen Kogon. Der SS-Staat, s. 186–188).

1 сентября 1941 г. на территории Крымского полуострова, а также Херсонской и Запорожской областей Украины нацисты создали новую административную единицу – генеральный округ «Крым» с населением около 2 млн человек. Центром этого новообразования был выбран Симферополь. Генеральный округ «Крым» являлся составной частью ещё более крупной оккупационной структуры – рейхскомиссариата «Украина». Помимо округа «Крым», в рейхскомиссариат входили ещё пять генеральных округов: «Волыния-Подолия», «Житомир», «Киев», «Николаев» и «Днепропетровск». Полновластным правителем этих оккупированных территорий стал видный функционер нацистской партии Эрих Кох, который имел резиденцию в городе Ровно.

Высшим органом гражданской оккупационной администрации в генеральном округе «Крым» являлся генеральный комиссариат, который возглавил Альфред Фрауэнфельд.

В административном отношении территория генерального округа делилась на 14 округов, в каждом из которых планировалось создать окружной комиссариат. Как правило, эти новые административные единицы объединяли два-три бывших советских района. К своим обязанностям Фрауэнфельд приступил 1 сентября 1942 г., административный центр был перенесён из Симферополя в Мелитополь, а генеральный округ получил название «Таврия».

На протяжении всего периода оккупации реальная власть на Крымском полуострове принадлежала командующему войсками вермахта в Крыму, который по вертикали подчинялся командующему группой армий «А» (с апреля 1944 г. – группа армий «Южная Украина»). С декабря 1941 г. по май 1942-го на этом посту находился командующий 337-й пехотной дивизией генерал-лейтенант Карл Шпанг.

С мая по июль 1942 года в Крыму развернулись ожесточенные бои, в результате которых гитлеровцы оккупировали полуостров, вся полнота административной власти на его территории перешла к соответствующим органам штаба 11-й армии генерал-фельдмаршала Манштейна.

Согласно приказу Гитлера от 17 июля 1941 г., на рейхсфюрера СС и шефа германской полиции Гиммлера было возложено «полицейское обеспечение восточных территорий». Последний назначал главных фюреров СС и полиции, которые являлись высшими полицейскими чиновниками в рейхскомиссариатах или тыловых районах групп армий. Хотя фюреры СС и полиции формально подчинялись рейхскомиссарам, реальную власть над ними имел только Генрих Гиммлер.

В округах и районах генерального округа «Таврия» находились структурные подразделения аппарата фюрера СС и полиции, которые возглавляли соответственно окружные и районные фюреры. Всего было 14 полицейских округов, фактически совпадающих территориально с округами гражданской администрации. Охранная полиция и полиция порядка были представлены в этих округах соответствующими отделами (Романько О. В. Крым под пятой Гитлера).

Полевые комендатуры создавались обычно в пределах одного или двух бывших советских районов. Им подчинялись местные комендатуры, создаваемые в городах, районных центрах, крупных узлах железных и шоссейных дорог и местах дислокации военных гарнизонов. Комендатуры должны были выполнять в том числе охрану коммуникаций, военных объектов и лагерей военнопленных. В Крыму этим занимались 4 полевые и 23 местные комендатуры.

Подразделения тайной полевой полиции были представлены группами, каждая из которых имела в своём составе от двух до пяти комиссариатов, разделенных на внешние команды. Всего функционировали четыре оперативные группы: «А», «Б», «Ц» и «Д», приданные группам армий. В тыловом районе группы армий «Юг» действовала оперативная группа «Д», штаб которой с ноября 1941 г. по август 1942-го располагался в Симферополе.

После занятия полуострова оккупанты приступили к уничтожению «враждебных» (коммунисты) и «расово неполноценных» (евреи, крымчаки, цыгане) групп населения. Эти функции были возложены на оперативную группу «Д». Её подразделения действовали в Симферополе и крупных населённых пунктах полуострова, уничтожив к началу 1942 года более 20 тыс. мирных жителей. Постоянным местом расстрелов гитлеровцы избрали противотанковый ров в Курцовской балке, в двух километрах от Симферополя, балку у села Дубки и так называемый Картофельный городок. Совхоз «Красный» был превращён в лагерь смерти, в котором находились тысячи заключённых – советских военнопленных и жителей Крыма. Здесь ежедневно совершались расстрелы, за годы оккупации погибло более 8 тысяч человек. В других городах и селах нацисты также устраивали жестокие расправы. Местами массовых расстрелов мирных жителей стали Красная Горка в Евпатории, Аджимушкайские каменоломни и Багеровский ров в Керчи. «По приходу Красной Армии в Керчь в январе 1942 года при обследовании Багеровского рва было обнаружено, что он на протяжении километра в длину, шириной в 4 м, глубиной в 2 м, был переполнен трупами женщин, детей, стариков и подростков» (ЦГАОР СССР, ф. 7445, Л. Смирнов).

Всего за время оккупации Крыма нацисты расстреляли 72 тыс. человек, более 18 тыс. крымчан замучили в тюрьмах и лагерях. Кроме того, на территории Крыма фашисты уничтожили около 45 тыс. советских солдат и офицеров, оказавшихся в немецком плену (О. В. Романько).

«Зверское обращение с военнопленными практикуется немцами и на пересыльных пунктах, при переброске советских военнопленных. В районе с. Демьяновка Украинской ССР пересыльный пункт для военнопленных расположен под открытым небом. Многие пленные умирают от истощения. Во время следования пленных к местам назначения ослабевших пристреливают на месте. При переброске советских пленных из Хорола в с. Семеновка на Украине красноармейцев заставляли все время бежать. Падавших от истощения и усталости пленных немедленно расстреливали» (из ноты НКИД В. М. Молотова. – Москва, 25.11.1941).

Созданный под Керчью лагерь военнопленных представлял собой страшное зрелище. На огороженное колючей проволокой пространство были согнаны десятки тысяч красноармейцев и местных жителей. Раздетые и разутые люди умирали от холода и голода. Рядом с живыми лежало множество трупов, которые не убирали по нескольку дней. Жителей, передававших пленным пищу и хлеб, избивали, а военнопленных, пытавшихся взять передачи, расстреливали. На смену погибшим гнали новых пленных. Жители Керчи в ужасе наблюдали, как конвоиры пристреливали тех, кто не мог идти от истощения и ранений. «Вся дорога от переправы до города, протяженностью 18–20 км, была усеяна трупами красноармейцев» (МНП, документ СССР-63—/6). Такие переходы назывались «маршами смерти».

Перемещение советских военнопленных осуществлялось с большими жертвами, особенно в первый и последний годы войны. Транспорт использовался редко, основной формой их перемещения были пешие колонны. Конвоировали пленных по специальным маршрутам, как правило, вдали от населенных пунктов, по бездорожью и открытой местности. Их протяженность достигала от нескольких десятков до нескольких сотен километров. Переходы длились до четырех недель. Ежесуточный переход иногда составлял около 40 км, причем в колоннах находились раненые, больные и истощенные пленные.

Из архивных документов и свидетельств очевидцев известно, что в лагерях и в ходе марша царили произвол, издевательства, переходившие в зверство: раненых убивали, сжигали, подвергали пыткам, вырезали на теле звезды, отравляли газом в каменоломнях, топили в море, забрасывали гранатами помещения, где находились красноармейцы. Полно и ясно по этому поводу высказался один из очевидцев крымской трагедии 1942 г.: «Земля была полита кровью и усеяна трупами умерших и убитых в пути следования колонн военнопленных».

Людей, прибывших в лагерь, окруженный колючей проволокой, в первые месяцы войны размещали под открытым небом на голой земле. Они были незащищены от ветра, дождей и холода. У большинства пленных не было даже шинелей. Они жили в норах, пещерах, землянках, шалашах, спали на холодной и сырой земле. Это значительно увеличивало смертность. Насилие и издевательства лагерной охраны были обычным явлением. Особенно жестоко с пленными обращались лагерные охранники из украинцев (Ерин М. Е. Советские военнопленные в нацистской Германии 1941–1945 гг.).

Первые немецкие лагеря в прифронтовой полосе чаще всего представляли собой открытое пространство в поле, овраге, или же это были карьеры, на дне которых размещали пленных. Склоны служили естественной преградой для побега. Нередко, размещаясь под открытым небом, пленные вынуждены были ночевать в вырытых ими ямах. В 22-м армейском пункте сбора пленных большая их часть располагалась в землянках и «только с помощью ручных гранат их удавалось выгонять на свет божий» (К. Streit). С наступлением темноты все пленные должны были лежать, по каждому поднявшемуся открывался огонь без предупреждения.

Иногда пленных размещали на скотных дворах, складах, фермах, стадионах, в разрушенных казармах и церквах. Лагерная территория огораживалась несколькими рядами колючей проволоки, некоторые лагеря обносились дощатыми заборами высотой до 3 м. Для длительного пребывания, как правило, использовались уже имеющиеся постройки: полуразрушенные здания, бараки, конюшни, сараи, все малопригодные или вовсе не приспособленные для жилья помещения. Пленные сами строили бараки и лагеря, используя примитивные средства, вся территория огораживалась колючей проволокой и сторожевыми вышками.

Согласно справочнику Федеральной архивной службы (Росархив, 1994) в Керчи военнопленных содержали в лагерях, расположенных:

– ул. Аджимушкайская (концлагерь);

– район бочарного завода (концлагерь);

– Вокзальное шоссе (концлагерь);

– клуб ИТР (лагерь);

– школа им. Войкова (лагерь);

– здание гестапо (тюрьма);

– городская тюрьма (военнопленные и гражданское население);

– ул. Чкалова, здание детских яслей (лагерь);

– здание средней школы № 24 (лагерь);

– п. Самострой (лагерь);

– п. Аджимушкай, клуб им. Энгельса (лагерь).

Гражданка П. Я. Булычева, 1894 г. р., уроженка Керчи, показала: «Я была свидетельницей того, как неоднократно гнали наших военнопленных красноармейцев и офицеров, а тех, которые из-за ранений и общего ослабления отставали от колонны, немцы расстреливали прямо на улице. Я несколько раз видела эту страшную картину. Однажды в морозную погоду гнали группу измученных, оборванных, босых людей. Тех, кто пытался поднять куски хлеба, брошенные проходящими по улице людьми, немцы избивали резиновыми плетками и прикладами. Тех, кто под этими ударами падал, расстреливали. В период второй оккупации Керчи в мае 1942 г. они с еще большим остервенением стали расправляться с пленными.

…Военнопленные были загнаны в большие здания, которые потом поджигались. Так были сожжены школа им. Войкова и клуб инженерно-технических работников. Ни одному из пленных не удалось выбраться из горящего здания. Всех, кто пытался спастись, расстреливали из автоматов. Зверски были замучены раненые бойцы в рыбацком поселке Маяк» (МНП, документ СССР-63/6).

Другая свидетельница, жительница этого же поселка А. П. Буряченко, показала: «28 мая 1942 г. немцы расстреляли всех оставшихся в поселке и не успевших спрятаться мирных жителей. Фашистские изверги издевались над ранеными советскими военнопленными, избивали их прикладами и потом расстреливали».

В районе Керчи имеются Аджимушкайские каменоломни. Жительница деревни Аджимушкай Н. Н. Дашкова рассказала: «Я лично видела, когда немцы, выловив красноармейцев в каменоломне, подвергли их издевательствам, а потом расстреливали».

В 1942 г. фашисты бросили живьем в колодец деревни Аджимушкай около 100 пленных красноармейцев, трупы которых впоследствии были извлечены жителями и похоронены в братской могиле.

В клубе им. Энгельса во время оккупации был расположен лагерь военнопленных, в котором находилось свыше тысячи человек. Немцы издевались над ними, кормили их один раз в день, гнали на тяжелые, изнурительные работы, а тех, кто от истощения падал, расстреливали на месте.