Риббентроп. Дипломат от фюрера

«Генерал Карл фон Риббентроп [отец Гертруды. – В. М.] имел сына и дочь. У сына детей не было. На смертном одре отца-генерала он пообещал тому сохранить принадлежавшее этой семейной ветви дворянство с помощью усыновления внутри семьи, оттого что потомства от Фридриха фон Риббентропа, генерал-интенданта, тоже не осталось. Еще перед Первой мировой войной он обратился к дедушке Рихарду, предложив усыновить его. Однако тот, своевольный, как мы еще увидим, человек, дал своему двоюродному брату [выделено мной. – В. М.] от ворот поворот. Тогда он предложил усыновить старшего сына дедушки, дядю Лотара, брата нашего отца. Но так как оба брата в этот момент уже жили в Канаде, до Первой мировой войны сделать это уже не удалось. Почти сразу после войны, в 1919 году, Лотар умер от туберкулеза легких в Швейцарии. А отец вернулся из Турции в Германию только в 1919 году. Инфляция была в полном разгаре, и членов семьи волновали тогда совсем другие заботы, чем возможное усыновление. Когда общие условия несколько упрочились, сын генерала – его звали Зигфрид фон Риббентроп – вернулся к мысли об усыновлении. Тем временем он, однако, удочерил дочь своей жены от ее первого брака.

Так пришли к соглашению, что отца должна усыновить его [Зигфрида] сестра, дочь генерала. Эта уважаемая нами тетя Гертруда жила в Наумбурге, там же, где и наши дедушка с бабушкой. Она не была благословлена земными благами, осталась незамужней, инфляция обесценила ее сбережения, так что мой отец помогал ей уже в течение долгого времени. Это, разумеется, продолжалось и после усыновления; помимо того, после усыновления он и по закону обязан был это делать. […] Зигфрид фон Риббентроп и его сестра Гертруда по желанию их отца должны были передать унаследованный ими дворянский предикат той семейной ветви, чьи члены проявили себя “на поле боя”. Три поколения: мой прадедушка, мой дедушка и мой отец были награждены Железными крестами 1-го класса в войнах 1870–1871 и 1914–1918 годов. […] Тетя Гертруда по всем правилам уведомила об усыновлении, как это тогда было принято, Дворянское собрание»

.

Рихард Риббентроп дистанцировался от претензий сына, Хенкели злословили по адресу «нашего титулованного родственничка». Новоиспеченного «фона» не включили в «Готский альманах» – авторитетнейшее генеалогическое издание – и поначалу прокатили на выборах в аристократический «Унион клуб». Мемуаристы и биографы спорили, приняли Иоахима туда или нет, пока его сын не поставил точку в этой истории: «Согласно свидетельству господина фон Болье, многолетнего секретаря клуба, отец уже 10 августа 1928 года по решению приемной комиссии стал членом “Унион-клуба”»

. За него хлопотали фон Папен и сослуживец по Первой мировой войне граф Вольф-Генрих фон Хельдорф

. Аннелиз не любила Хельдорфа – гуляку, бабника и картежника, вечно сидевшего без денег, хотя Папен числил его в друзьях. Но дело было не только в образе жизни: именно Хельдорф впутал Иоахима в политику.

3

В двадцатые годы Иоахим фон Риббентроп интересовался политикой лишь настолько, насколько это было принято в его среде, и не участвовал в «политическом процессе», а попытки проникнуть в узкий круг лиц, приглашаемых на приемы в иностранные посольства (самым демократичным было американское, самым снобистским – голландское), свидетельствовали лишь о социальных амбициях. Это «фантасты» превратили его в участника реакционного Капповского путча 1920 года в Берлине вместе с Требич-Линкольном, действительно имевшим к нему отношение

. Иоахим слыл консерватором, националистом и антикоммунистом, но не был замечен ни в антиреспубликанских акциях, ни в антисемитских настроениях. Среди деловых партнеров и гостей далемской виллы было много евреев. По свидетельству дочери одного из них, Герберта Гутмана из Дрезденского банка, хозяин не раз «играл на скрипке в компании своих хороших еврейских друзей»

. А вот Хельдорф сразу после войны служил в добровольческих формированиях «Фрайкора» и участвовал в Капповском путче, после поражения которого скрывался в Италии. Вернувшись в Германию в 1926 году, он вступил в НСДАП.

Ранние контакты Риббентропа с нацистами окутаны мраком. Когда они были у власти, он гордился, что поддерживал их с 1930 года. На суде и в мемуарах он утверждал, что впервые встретился с Гитлером в августе 1932 года

. «Фантасты» сообщают, что лейтенанты Риббентроп и Розенберг[12 - Уроженец Ревеля (ныне – Таллин), получивший в Москве диплом архитектора, Альфред Розенберг ни в одной регулярной армии не служил.] познакомились с ефрейтором Гитлером еще в конце войны, поручив ему наблюдение за собраниями коммунистов; их вторая встреча якобы произошла в Берлине в дни Капповского путча, куда Гитлер прибыл вместе со своим другом Дитрихом Эккартом и откуда Риббентроп после краха всей авантюры помог им бежать в фургоне, перевозившем шампанское «Хенкель». Гюнтер пишет, что сближению Гитлера и Риббентропа способствовал Рудольф Гесс – фронтовой товарищ и друг Иоахима. Это совершенная нелепица – Риббентроп и Гесс познакомились не ранее 1932 года. Впрочем, и здесь можно отыскать рациональное зерно: если вместо Розенберга, Гесса (Глен называет столь же невероятного Рёма) и «ефрейтора Гитлера» подставить фамилию Хельдорфа, сказанное будет похоже на правду

. Некий звон «фантасты» все-таки слышали…

Попробуем подытожить то, о чем мы знаем наверняка.

Двадцать третьего июля 1928 года гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс провел вечер в Висбадене вместе с Риббентропами, которые навещали родственников Аннелиз. «Милая пара. Нашлось много о чем поговорить», – гласит краткая запись в его дневнике

. Геббельс был скандально известен на всю Германию, в том числе нападками на главу берлинской полиции еврея Бернхарда Вайсса, так что в столице респектабельные «Риббенснобы» едва ли стали бы с ним встречаться. В 1934 году, не найдя своей фамилии в только что изданной книге Геббельса о приходе нацистов к власти «От “Кайзерхофа” до Имперской канцелярии», Иоахим заметил: «Говорят, что фальсификация истории начинается через пятьдесят лет. Неверно – она уже началась»

.

Риббентроп продолжал общаться с Хельдорфом, но лишь как со старым знакомым, а не нацистским функционером (с 1931 года тот возглавлял берлинских штурмовиков, а годом позже был выбран от НСДАП в прусский ландтаг). На суде в Нюрнберге Викко фон Бюлов-Швандте, бывший офицер и дипломат, знавший и Риббентропа, и Хельдорфа, утверждал, что в 1930 году при его посредничестве Гитлер и Риббентроп встретились на обеде у принца Виктора цу Вида; будущий рейхсминистр так пленился филиппикой будущего фюрера против коммунистов, что тут же вручил ему чек на шесть тысяч марок

. Более достоверным представляется рассказ Бюлова-Швандте об обеде в Далеме весной 1932 года, где между Гитлером и хозяевами состоялась беседа на внешнеполитические темы. «Судьба вошла в дом нашего детства неприметно, почти бесшумно»

.

Фюрер очаровал Иоахима и Аннелиз – он был не таким, как все. Симпатия оказалась обоюдной. «Еще при первой встрече с Адольфом Гитлером его личность произвела на меня сильное впечатление […] Он никоим образом не был человеком компромиссов… Вместе с тем мог быть подкупающе любезен, сердечен и открыт […] Когда он хотел привлечь кого-нибудь на свою сторону или добиться чего-нибудь от собеседника, он делал это с непревзойденным шармом и искусством убеждать […] Он обладал несгибаемой волей и немыслимой энергией в достижении своих целей. Его интеллект был огромен, а способность схватывать все на лету – ошеломляюща. Мир его представлений и фантазий всегда характеризовался крупными историческими перспективами и параллелями». И рядом с восторгами – признание: «За все годы этого сотрудничества я в человеческом плане не сблизился с ним в большей мере, чем в первый день нашего знакомства, хотя мной пережито вместе с ним так много. Во всем его существе было что-то такое, что невольно отстраняло от личного сближения с ним»

.

Первого мая 1932 года Иоахим фон Риббентроп вступил в НСДАП и получил партийный билет № 1 199 927, хотя сам позднее утверждал, что это произошло в августе того же года, после первой (!) встречи с Гитлером

. Видимо, в августе в партию вступила Аннелиз – ее билет имел № 1 411 594. Правда, оба встали на партийный учет не у себя в Далеме, а в баварском Розенхайме – чтобы не повредить деловой репутации.

Летом 1932 года Риббентроп ездил к Гитлеру в Берхтесгаден, осенью участвовал в переговорах между нацистами и националистами о формировании коалиционного правительства. Папен, занимавший пост рейхсканцлера с 1 июня по 3 декабря 1932 года, пользовался поддержкой президента Гинденбурга, но был на ножах с Рейхстагом, в котором самой динамичной и влиятельной фракцией стали нацисты, поскольку остальные (кроме коммунистов) демонстрировали полную беспомощность и разобщенность. Консерваторы и военные, включая преемника Папена на посту канцлера, «политического генерала» Курта фон Шлейхера, решили «приручить» Гитлера, предложив ему пост вице-канцлера при рейхсканцлере Папене и несколько второстепенных должностей для его партайгеноссе. В 1921–1922 годах итальянские националисты пытались проделать такой же трюк с Муссолини, но тот решительно отказался, соглашаясь лишь на пост премьера, пусть в коалиционном кабинете при меньшинстве своей партии. Гитлер учел опыт старшего товарища и в итоге получил то, к чему стремился.

Январские переговоры 1933 года, предшествовавшие назначению Гитлера рейхсканцлером, не раз описаны в литературе (в том числе в записях Иоахима и Аннелиз), равно как и неудачные попытки Шлейхера расколоть НСДАП, перетянув на свою сторону ее радикальное крыло во главе с Грегором Штрассером, которого тоже соблазняли вице-канцлерством. Нас интересует роль Риббентропа, относительно которой полной ясности нет. Официальные нацистские издания уверяли, что кабинет Гитлера был сформирован «при его посредничестве», а «фантасты» объявили Папена и Риббентропа главными виновниками прихода фюрера к власти, правда, безбожно перевирая факты

. Однако имени Риббентропа в этой связи не упоминают ни Папен, ни глава Президентской канцелярии Отто Мейснер, представлявший на переговорах Гинденбурга, ни Геббельс – а это люди знающие. Свидетельства самого Риббентропа тоже двойственны. С одной стороны: «Когда я в 1931–1932 годах увидел, что Германия приближается к пропасти, то приложил все свои усилия, дабы помочь образованию национальной коалиции буржуазных партий и национал-социалистов»

. С другой: «Я предоставил свой дом в Далеме для нескольких встреч Гитлера с Папеном […] На переговорах в моем доме я являлся только посредником и сам к ним допущен был не всегда»

. Впрочем, у Риббентропов и без гостей хватало хлопот: 19 декабря, в разгар переговоров, родилась их вторая дочь Урсула, третий ребенок в семье.

Наиболее точным представляется именно определение «посредник», особенно в отношении контактов между Гитлером и Папеном. Если бы Риббентропа не существовало, у нацистов и консерваторов нашлись бы другие общие знакомые с подходящей виллой для конфиденциальных встреч, и Гитлер все равно пришел бы к власти. Если бы Риббентроп играл самостоятельную политическую роль, он мог бы рассчитывать на хороший пост – либо от нацистов, либо от националистов, составлявших большинство нового кабинета. Однако этого не произошло

.

Глава 2

Дипломат нового типа

(1933–1935)

…Ощутишь спиной негибкой,
Что глядит тебе с улыбкой
Кто-то вслед. И будет это
Люцифер, носитель света,
Ангел утренней звезды.

    Михаил Щербаков

1

Насколько Риббентроп считал себя специалистом в области внешней политики, сказать трудно. Знатоком его считал Гитлер, собственные познания которого об окружающем мире были весьма скромны. Бесспорно другое: его амбиции были связаны именно с дипломатией.

Если верить Папену, вскоре после прихода нацистов к власти Риббентроп обратился к нему с просьбой о содействии в получении поста статс-секретаря МИДа. Почему к Папену, а не к Гитлеру? Потому, что их знакомство было более давним и более близким? Думаю, решающую роль сыграло то, что министерство, известное в обиходе как «Вильгельмштрассе» (по названию улицы, на которой оно находилось), возглавлял барон Константин фон Нейрат, приглашенный на этот пост именно Папеном. Одним из условий назначения Гитлера рейхсканцлером было невмешательство нацистов в деятельность МИДа, глава которого напрямую подчинялся президенту Гинденбургу. На это пришлось согласиться. Понимая, что Нейрат – консерватор, аристократ и мастер дипломатической рутины – не возьмет к себе в заместители «торговца шампанским», а заставить его не удастся, Папен стал отговаривать Риббентропа, ссылаясь на то, что статс-секретарь – должность сугубо бюрократическая и не престижная. В интервью, данном незадолго до смерти, экс-рейхсканцлер добавил, что, прося о должности, Риббентроп представил записку с соображениями о внешней политике, но Нейрат счел ее «дилетантской» и «безграмотной»

. Проверить это, к сожалению, невозможно, ибо записка не сохранилась.

Гитлер не любил дипломатов – ни своих, ни чужих – и не верил им. Вместе с тем он нуждался в людях, знавших мир за пределами Германии и способных доходчиво рассказывать о нем. Риббентроп принадлежал к их числу, но у него сразу же нашлись многочисленные, влиятельные и не слишком разборчивые в средствах соперники. Рудольф фон Риббентроп пишет об отце: «Как “человек со стороны” он не был закален и ожесточен во внутрипартийной борьбе за влияние и власть. Возникающие при этом ссоры, интриги, борьба направлений и образование фракций были ему незнакомы. У него отсутствовала возможность узнать людей, бывших в подчинении Гитлера, но имевших на него влияние, изучить их характеры и оценить их важность. Люди, с которыми он должен был сотрудничать в верхах режима, были ему чужды как по происхождению, так и по менталитету. Он снискал благоволение фюрера, спустившись “сверху”, и многие завидовали его позиции и влиянию»

.

Первого апреля 1933 года было создано Внешнеполитическое управление НСДАП во главе с Альфредом Розенбергом, главным партийным философом и теоретиком «новой внешней политики». Авторитет рейхслейтера Розенберга, первым привезшего в Германию «Протоколы сионских мудрецов» и видевшего «жидобольшевизм» собственными глазами, был непоколебим до тех пор, пока в начале мая того же года, во время визита в Лондон он не возложил к кенотафу на Уайтхолле венок со свастиками на лентах. Ветераны из Британского легиона сочли это оскорблением: венок оказался в Темзе, отчеты о происшествии – в газетах. Перед этим по просьбе германского посольства Розенберга приняли министр иностранных дел сэр Джон Саймон и его постоянный заместитель сэр Роберт Ванситтарт, ярый германофоб[13 - По словам Риббентропа, «в те годы он, несомненно, был в Англии главным противником всех стремлений германской политики. “Ванситтартизм” стал для всего мира символом ненависти к Германии» (Риббентроп И. фон. Указ. соч. С. 58).], приняли холодно и равнодушно. Визит окончился очевидным провалом, причиной которого лондонские газеты назвали незнание гитлеровским эмиссаром британского менталитета и реалий. Больше Розенберга за границу не посылали

.

Сентябрьский выезд министра пропаганды Геббельса на конференцию по разоружению в Женеву (на чем настоял Нейрат, не желавший оправдываться за преследования евреев и костры из книг) оказался удачнее, хотя увязавшийся с ним вечно нетрезвый глава Германского трудового фронта Лей явно подпортил картину. Однако договориться с великими державами не удалось: 14 октября Гитлер заявил, что Третий рейх покидает и конференцию, и саму Лигу Наций.

В том же 1933 году ведомства Розенберга и Геббельса вывели из игры еще одного потенциального «дипломата» – Курта Людеке. Старый член партии, собиравший для нее деньги в Новом Свете в двадцатые годы, Людеке с осени 1932 года не только был аккредитован при Белом доме, Госдепартаменте и Конгрессе как корреспондент нацистской прессы, но имел мандат на право представлять в США, Канаде и Мексике «политические интересы» НСДАП и воспринимался как «неофициальный посол Гитлера». В марте 1933 года он отправился в Берлин, рассчитывая на одобрение своих планов ведения пропаганды за рубежом, но попал в жернова интриг и угодил в концентрационный лагерь, откуда выбрался только через год и вернулся в США. Гибель его друзей Эрнста Рёма и Грегора Штрассера во время «Ночи длинных ножей» 30 июня 1934 года побудила Людеке порвать с рейхом и дать показания о нацистской пропаганде, а затем потребовать от партайгеноссе 50 тысяч долларов за дальнейшее молчание. Не получив денег, в 1938 году Людеке опубликовал мемуары, однако они почти не содержали новой информации, а потому не вызвали интереса. В годы войны он был интернирован, а затем вернулся на родину, где умер в полном забвении

.

Внешнеполитические дебюты Риббентропа относятся к лету – осени 1933 года. Пока ему приходилось довольствоваться прикрытием торговой деятельности и полагаться лишь на личные дружеские связи, главными из которых были журналист Фернан де Бринон в Париже и бизнесмен Эрнст Теннант в Лондоне.