– Олег.
– Ну что? Что ты разревелась из-за какого-то мертвяка?
– Олег. Зачем ты заставил меня сделать аборт?
Парень отстранился, лег и отвернулся. В темноте Саша едва могла разглядеть, как вздымается его тело при ровном дыхании. Чувствуя себя беззащитной, она нервно ковыряла слезающий маникюр. Решилась спросить еще раз:
– Олег. Скажи мне, зачем? Я хотела ребенка. Зачем ты заставил меня его убить?
– Мы это уже обсуждали, – пробурчал Олег, не поворачиваясь. Саша знала, что это правда, и знала, что он мог ответить. Он одно и то же отвечал каждый раз на протяжении последних полутора месяцев.
«Хочешь жить у родителей? Или с ребенком в съемной однушке? Это ж пиздец, ты понимаешь?»
«А ты подумала, что на свадьбу еще потратиться придется?»
«Да это еще не человек даже, там ребенка-то как такового нет».
«Ты сама-то не хочешь еще для себя пожить? Я вот хочу. А ты у меня это отнимаешь, хочешь, чтобы я пеленки засранные менял».
«Так всем будет лучше. А лет через пять-семь заведем ребенка, как на ноги нормально встанем. Я так и планировал».
Саша знала наизусть все эти фразы, столько раз она их слышала. Ими он уговорил ее пойти на аборт. И все же, она снова задавала свой вопрос, этих причин было недостаточно, и каждый раз она надеялась, что сейчас он скажет что-то новое, что докажет: убить ее ребенка было правильным решением.
Но Олег ничего не ответил, только ровно дышал под теплым покрывалом. Саша смотрела на него, шмыгая носом, вытирала сопли и слезы предплечьем, размазывала ладонью.
– Знаешь, – донесся из темноты тихий голос Олега, – Надо было рожать, раз ты так ребенка хотела. Разбежались бы, и дело с концом. Можем и сейчас разбежаться. Мне уже надоело тебя подбадривать. Я будто за эти отношения один борюсь. Нахрена мы в этот лес поехали, если тебе ничего этого не надо?
Саша сдержала очередную волну рыданий. Она легла, подползла ближе к Олегу, обняла его. Парень тут же развернулся, поцеловал соленые щеки и дрожащие губы. Саша провела рукой по бороде, прижалась к сильной груди. Олег взял ее ладонь в свою и провел подушечкой по костяшкам пальцев. Ей всегда казалось, что он знает, как правильно. К тому же, сейчас оставаться одной в темноте она не могла. Парень быстро уснул, а Саша долго лежала, думая о мучительно близком мертвом теле.
Утром ночное происшествие казалось дурным сном. Они оба не вспоминали о трупе вслух, словно ничего не произошло. Олег собрал палатку и вещи, Саша уложила мусор в пакеты. Автомобиль продрался через свисающие над заросшей дорогой ветки, покачиваясь на кочках, выехал на трассу. Из приемника заиграла музыка, Саша достала телефон, обновила ленту Инстаграм.
– На речку не сходили, блин, – произнес Олег, настраивая кондиционер.
– Да, жаль. Надо в магаз заехать.
– Что там?
– Яиц дома нет. И молока.
Тот день в мае
– Маш! – окликнул Володя девушку, не спеша спускающуюся по широким ступенькам.
Маша остановилась, посмотрела наверх. Белокурый парень с рюкзаком на спине, держась за перила, ловко маневрируя между поднимающимися студентами, бежал вниз по лестнице. Поравнявшись с девушкой, он вопросительно на нее посмотрел.
– Мы ж погулять собирались?
– А, да, – отозвалась Мария несколько растерянно, посмотрела на часы. – Ну, если недолго.
Стали спускаться вместе, прошли через двойные двери, вышли во двор университета.
Утром было прохладно, но за целый день занятий солнце прогрело майский воздух и светило ярко, радостно. Большая клумба у входа пестрела разноцветными свежевысаженными цветами, на лавочках сидели студенты, подставив молодые, вдохновленные лица солнцу. В тени тополей слева курила и смеялась компания первокурсников.
Маша и Володя прошли мимо клумбы, направились вверх по улице.
– А че недолго? Спешишь? – спросил Володя, морщась от густого дыма, оставленного протарахтевшей газелью.
– Да, в больницу надо.
– Зачем?
– Антона навестить, – они шли мимо перекопанного для замены труб асфальта. Маша пнула балеткой камешек, тот звонко ударился о горячий металл внизу.
– А что с ним? – Володя старался звучать буднично, но был уверен, что в его голосе проскальзывают ноты чрезмерного любопытства и злорадства.
– Да там… Не важно. Куда пойдем?
– На набережную?
Маша кивнула, и они прибавили шаг. Зашли в супермаркет с выцветшей желтой вывеской, купили воды, свернули во двор, где на спинках лавочек передавали по кругу темную пластиковую бутылку старшеклассники из школы неподалеку. Перебежали дорогу, подошли к длинной лестнице из бетонных плит, что вела к ухоженной, частично отреставрированной набережной. Маша вскочила на бордюр, протянула руку. Володя взял ее ладонь и, поддерживая пошатывающуюся девушку, стал помогать ей спускаться по крутому склону бордюра. Она то и дело взвизгивала, едва не падая, будто внизу ее ждала смертельная опасность, и в такие моменты крепче сжимала Володину кисть, а он каждый раз улыбался.
Они оказались у воды, тут жара немного спала: незамерзающая из-за плотины выше по течению река несла вечнохолодные потоки на север. Болтая о заданиях на завтра и о предстоящем семинаре по экономике, они медленно шагали вдоль гранитного забора, за которым плескалась вода.
– Чет я устал. Присядем может?
– Лавочек нет, – осмотрелась Маша. Они сами не заметили, как прошли в часть набережной, которую еще не успели отремонтировать; кроме заросшего газона, на котором в ряд росли отливающие синим пихты, здесь ничего не было.
– Ну, давай на траву.
– Запачкаюсь, – Маша показала на свою белую футболку и голубые джинсы.
– Да забей ты, постираешь, – Володя взял ее запястье и потянул за собой на газон.
Они присели на сухую, теплую траву, тень от высокой пихты касалась носка Володиного кеда. Ветер принес с реки прохладу и запах тины, сбил прядь Машиных русых волос, и она убрала ее за ухо.
– Так что там с Антоном?
– Да ничего страшного, ожог. Неудачно вчера с друзьями на дачу съездил.
– Ох. Ну как же это, осторожным надо быть, так и сдохнуть можно, – наигранно цокнул языком Володя.
– Иди ты, – Маша улыбнулась. – Он мой парень, так-то.
– Да знаю. Знаю, – Володя вздохнул, сжал в кулаке и вырвал из земли несколько травинок.
Маша легла, положив руки под голову, не заботясь о белой футболке. Закрыла глаза, глубоко и расслабленно вздохнула.
Володя посмотрел на нее. Спокойная, светящаяся, тень улыбки на тонких обкусанных губах. Потом, прищурившись, взглянул на небо. Висели неподвижно перьевые облака, покачивались верхушки пихт. Вокруг колыхались изумрудные стебли.