Детство 2

Стою, значица, да и слышу ненароком разговор мужчин взрослых.

– Двойру нашу, ты слышал? – Сказал кто-то хрипловатым голосом в перерывах между затяжками, – Оц, тоц! Налёт, ну и оприходовали заодно! С перевертоцем!

– Да ты шо?! Это какую? – Полюбопытствовал надтреснутый дискант.

– Да ту, што на Дерибасовской. Ну, метров за сто до Ришельевской не доходя, где вход со двора.

– Ах, эта! – Невидимый мужчина смеётся дробно, – Сколько раз колотушек принимала – сперва от бедных родителей, а потом и от мужа. Там такие аппетиты, скажу я вам, Беня, кто там кого, ещё большой вопрос! Не молодка уже, чуть не сорок лет и внук есть, но глаза, я тебе скажу, всё такие же шалые! А помимо глаз, таки ой! Опускать уже и не хочется – бабушка-старушка как есть!

– Оц-тоц, – Сказал я, задумавшись, – перевертоц. Хм… А не та ли ета Двойра, за которую тётя Песя сильно не любит за так, што та обругала как-то Фиру? Грязно, вовсе уж за рамками.

Не отвечая ни на што, вернулся за стол и взял салфетку.

– Карандаш, – Протянул я руку в пустоту, пока в голове ворочались слова. Очень быстро мне ткнулось в руку искомое, и я начал набрасывать текст[17 - ГГ по прежнему не любит «обкрадывать не родившихся авторов», но иногда он искренне «сочиняет» вирши «самостоятельно».].

А ничево так, а?! Не то штобы сильно умное што, но для сплясать дурашливо годится. Но сперва…

Встав из-за стола, ввинтился в толпу и нашёл тётю Песю, где и пересказал услышанное.

– Да ты шо?! – Восхитилась та, – Вот же блядина – досыта, и без греха! Смолоду на передок слаба была, но всё сходило с рук, только гонорею не раз ловила, ну да кто ей доктор?!

– Та самая? – Не отстаю я.

– А? Да, милый, она. Попробуй рыбки!

Не без труда вырвавшись из цепких рук тёти Песи, нашёл глазами дядю Фиму и представил на ево суд своё творчество.

– Никово нужного так не обижу?

– Не! – Отсмеявшись, ответил Бляйшман, – За нужных сразу могу сказать, шо все они здесь! А если кого не пригласили, так или не заслуживают нашего внимания, или уже. Смело!

Пошептавшись с музыкантами, он вытолкнул меня вперёд и расчистил небольшую площадку.

– Молодой человек, которого вы знаете под именем Шломо, поработает немножечко за бадхена.

Запиликала скрипка, и я вышел вперёд.

Как на Дерибасовской, угол Решильевской[18 - Авторами номера были одесские поэты Яков Соснов, Яков Ядов и Мирон Ямпольский; в какой степени каждый из них причастен к созданию конкретно этой песни – неизвестно.]
В восемь часов вечера разнеслася весть:
Как у нашей бабушки, бабушки-старушки
Шестеро налётчиков отобрали честь.

Замолкнув, я заложил руки за жилетку и стал пританцовывать, пока народ перешёптывался, вводя в курс всех, кто пока не знал за налёт.

Оц, тоц, первертоц – бабушка здорова,
Оц, тоц, первертоц – кушает компот,
Оц, тоц, первертоц – и мечтает снова
Оц, тоц, первертоц – пережить налёт.

На етих словах все начали смеяться и хлопать.

– Двойра! – Заорал кто-то из подвыпивших мужчин, – Я в этой песне вижу её как наяву!

Кланяюсь и продолжаю:

Бабушка вздыхает, бабушка страдает,
Потеряла бабка и покой и сон.
Двери все открыты, но не идут бандиты,
Пусть придут не шестеро, а хотя бы вчетвером.

На етих словах так обсмеялись, што танцевать чуть не пять минут пришлось, пока мал-мала не успокоились.

Не выходит бабка вечером на улицу
Принимает бабка на ночь порошок
Под вечер вытаскивает жареную курицу
Пусть придут не четверо, хотя б один пришел!

– Причём любой! – Заорал всё тот же мужчина, – Не буду говорить за кого, но в здесь есть таки люди, навещавшие Двойру с визитами за отсутствием мужа!

Не гуляют бедные, и не спят, молодчики,
Не пугают бабушек, к ним врываясь в дом.
Не кутят с девицами эти злоналетчики,
Принимают доктора сразу вшестером.

Тётя Песя при етих словах чуть себе ладони не отбила, так хлопала. А то! Когда твою врагиню вот так вот, прилюдно, но всякой бабе приятно!

Как услышал дедушка за бабушкиных штучек
И не вынес дедушка бабушкин позор,
Он хватает бабушку за белые ручки
И с шестого этажа скинул на забор.
Оц, тоц, первертоц – бабушка здорова,
Оц, тоц, первертоц – кушает компот,
Оц, тоц, первертоц – и мечтает снова
Оц, тоц, первертоц – пережить полёт.

Песню пели несколько раз, уже всем двором, напугав всех котов нестройным хором. Пели и танцевали, а потом сильно нетрезвая мать невесты долго прижимала меня к пышной груди и называла несчастным мальчиком, которому бы родиться в правильной еврейской семье, а вышло вот так!

– Резко ты незнакомого человека, – Негромко сказал Санька.

– А чего она?! Фирку нехорошо…

– Даже так? Ого!

– Да вот, – Развёл я руками, – Так оно вот…

Восьмая глава

Вышли ещё затемно, до восхода солнца чуть не целый час. Ёсик с близнецами тащилися сзаду, время от времени тяжко, с подвыванием, зевая и ругаясь иногда негромко, когда под ноги попадалось разное. Мы то с Санькой ничево так, деревенские всё ж, привыкшие вставать не што с петухами, а и пораньше. Бодрячком держимся, только што темновато идти проулочками здешними.